Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза (Часть 2) [СИ] (Прода от 28.01.2013) - Берг Николай
— Коптить сало — убить его нафиг. Я даже последнее время почти несоленое больше люблю. И с мясом. Без хлеба. Только сало. Грамм сто съел — и хорошо! А потом уже с хлебом и чесноком, остальное — весомо заявил владелец вино-уксусных сокровищ. Ирка подумала, что не ошиблась в мягком южном произношении — вон, сало сырьем есть готов, понятно кто. А владелец сокровищ добавил так же безапелляционно:
— А соленые лучше всего не рыжики и даже не белые грузди, а волнушки. Без вариантов вапче.
— Дядя, лучче всего сыроежки — мммммммм. Не знаю как у вас, а у нас грузди цвета коровяка зелеными зовутся, в солении принимают радикально малиновый цвет, а вкус — мммммммм!
— А еще можно было бы манты сделать! — со вкусом произнес знакомый Ирке голос.
— Пилямени? Пфе! — словно плюнул хозяин погребов. И тут же добавил:
— Пилямени… пища холостяков… 'еда мужская, три килограмма'. Отказать. Вообще, кроме пирогов мешать мясо с тестом — только по бедности. Мясо надо жрать так. И гарнир оставлять бедным.
Оппонент не замедлил ответить на такой грубый вызов:
— Ты ваще домашней лепки пельмени ел когда, несчастный? Или манты (только обязательно с рубленым или скобленым фаршем)? Её так деликатно надкусываешь с бочка, а тесто у нее, если правильно сработано, да на пару — такое гладенькое, не аморфно-рыхлое, не крахмальное, а упругое, как кожа молочного поросенка, но то-о-нкое, и прям сквозь него аромат крадется, а уж как надкусишь… У, братцы мои, это и словами выразить не можно, как расцветает жизнь от горячего сока, стремящегося в рот, на жадный до него язык! Полет фантазии и сказка из мяса. Все в нем поет, и ваша душа подпевать начинает.
Или хинкали? С ткемали, с сацебели, да под бдительным приглядом мудрого тамады… Тут и позабудешь о всем остальном, про всякие пхали да мчади, лобио такие и сякие, и про надуги забудешь, хотя и не стоило! Какие там кучмачи да чанахи, ах, как хорошо, и не знаешь, как успеть вином погасить вулкан во рту…
Лью горькие слезы над твоей темнотой и завидую возможным кулинарным открытиям! — выдал буквально запахшую вкусным паром и специями тираду так знакомый голос. Остальные притихли, слушая кулинарную дуэль. Владелец погреба не задержался с отповедью:
— Фарш… фарш это то мясо, которое не годится чтобы есть его куском. Какие открытия… Кусь мяса с ладонь размером — соли чуть, а можно и без, на сковороду — и жарить с одной стороны, пять минут на среднем. И сразу есть, горячее с кровью. Без гарнира и хлеба. Главное — МНОГО. А потом уже идти кушать что-то.
Его слова не смутили второго спорщика — виден Ирке он был плохо, другие закрывали, но голос точно знаком. Причем недавно. И этот голос мягко, убедительно и вкусно словно стол накрыл в задымленной курилке:
— Это вам глупость сказали, а вы поверили, несчастный доверчивый вы человек! На фарш надо мясо не менее кропотливо и придирчиво отбирать, чем на шашлык, а для всяких праздников из фарша в тесте особенно, а то они сухие да невкусные будут. И лук правильный — для чего-то белый, для чего-то — обычный, в манты чутка кипятком обдать… А уж состав специй — тайна сродни государственной! Может, тебе и поросенок молочный, поливаемый пивом в процессе приготовления, не угоден? Или баранья нога, в духовке запеченная? Тогда ты ваще…
Один из слушавших словно проснулся от охмурения и решительно накатил бочку на владельца вина и уксуса:
— Он точно ваще! Дикий человек — зажарит кусок мяса и все. И идет есть другой жареный кусок мяса. И без хлеба!
Знакомы голос так же обвораживая возразил:
— А вот тут я с ним согласный, у нас в доме хлеб, только когда гости. Но манты… Но пельмени… Говори, несчастный, поросят ты тоже игнорируешь?
И только жареное — это ограничивать себя, и лишать удовольствия. Баранина, тушёная с айвой… Телятина с черносливом, да в соусе из домашнего вина-изабеллы! О! Но специи не выдам ни-ко-му! Я не скажу, куда нужен шафран, куда можжевеловая ягода, куда уцхо-сунели, а куда сванская соль! И сколько шафрана, зиры и розмарина надо! Нет-нет, и не надейтесь узнать, какие помидоры, и зачем нужны помидоры вяленые! И коньяк — какой, куда и сколько! Ха-ха! Глотайте слюни, кусайте локти, вам не узнать этого! И как обернуть копченым салом кролика я тоже вам не скажу!
Немного смягчившийся владелец бидонов, тем не менее, возразил и на это:
— Сожрать можно, хотя пиво вот, это все лишнее. Баранина — не мясо. Вообще. Только для этих… горняков. Приличные люди едят свинину, иногда телятину. Птицу — беднякам. а баранину — горнякам. А рыбу, кроме форели, селедки и кильки — на корм. Мы за пищевой экстремизм.
Тут Ирку, чуть-чуть уже пустившую слюни от всех этих вкусных разговоров, сильно удивило и встревожило то, что появившаяся в проулке напарница, повела себя очень странно. Сначала она просто шла, потом заметила стоящую Ирину, кивнула и прибавила шагу, но заметив кучу мужиков в курилке и поначалу окинув их довольно равнодушным взглядом, словно мебель на помойке, вдруг как запнулась, остановилась вообще, уже пристально глядя на сидящих, сделал шаг в их сторону, мотнулась обратно, потом опять шагнула к курилке, справилась с собой — но явно не без труда, словно не вполне владея собой, и поспешно завернула к Ирке, как будто прячась от тех, кто спокойно курил. Меловая бледность лица кудлатой поразила Ирину.
— Ты что? Да что с тобой? Ты как? — удивилась Ириха.
— Когда он, рождаясь, входил в этот прекрасный мир, через известные Врата, очевидно створки врат Жизни его прищемили — не сразу и непонятно, сквозь сжатые зубы процедила кудлатая.
— Слушай, да что с тобой, у тебя на лице одни глаза остались, — всерьез забеспокоилась Ира.
— Забей. Проехали. Слушай. не в службу — узнай откуда эти и что дальше делать будут — жутковатым шепотком прямо в ухо сказала напарница.
— Не вопрос. Ты тут не свалишься? У тебя что, эпилепсия? Обморок?
— У меня все в порядке, — почти обычным голосом, но как-то мутно, неубедительно, отозвалась кудлатая. Ирка пожала плечами и вышла из-за угла. В курилке тем временем уже пошел разговор о том, что вообще-то вполне можно было бы устроить шашлычок. Опять речь шла о поразивших воображение мужиков литрах уксуса, а вино почему-то так не удивило, отметила Ирина про себя.
— Говорят, что в шашлык его добавлять нельзя.
— Врут. Любую кислоту можно, съедобельную. Угсус пойдет вполне.
— Если серьезно, то вот есть рецепт маринования шашлыка в майонезе. Рецепт не мой, а повара знакомого. Так и что такое на сегодняшний день майонез, как не уксус, масло растительное и яичный порошок?
— Можно. И в хе можно. Тады можно быстрее жарить, только мясо слегка суше, но это поливом во время жарения устаканить монна
— А можно все же на чем вкуснее, вине или пиве, а уксус — пусть он пушки поливает!
— Мне только парусных пушек не хватает.
— А блондинки будут?
— Раз водка есть, то и блондинки будут. После нужного количества чарок. А могут быть и рыжие, но не сразу, а через три-пять дней.
— Чутка попозже. Блондинки, оне ноне такие — не успел 'ква' сказать — а она усю водку попила, сало зъила, груздями закусила и пельменев требовает.
Тут Ирка наконец увидела обладателя знакомого голоса и с радостью узнала того самого Альбу, что привез ее сюда. То, что он оказался тут показалось добрым знаком. К нему она и решила обратиться сразу. Не откладывая дела в долгий ящик.
Не то седой, не то светловолосый здоровяк со шрамом на короткостриженной башке приветливо ухмыльнулся и встал с места, сказав:
— Привет уважаемая Ирина, не ожидал так скоро встретиться!
— Доброе утро! — сверкнула в ответной улыбке всеми зубами Ирка.
— О, как про водку речь, так и блондинки появились! — заявил один из сидящих, тощий и мелкий, какой-то крученый весь.
— Гусары, молчать! — скомандовал хозяин бидонов с уксусом, грозно сверкнув глазами.
Все заржали.
— Присаживайтесь! — пригласил Ирину, освобождая кусок лавки грузный мужик, весь обвешенный, как показалось с первого взгляда, кобурами с пистолетами, подсумками и прочим человекоубойным добром.
