Теплая кровь. Том 1: Вторжение (СИ) - Суханов Артём (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
– Крестьяне, – усмехнулась Урути, – асаньские крестьяне не в восторге от мятежа, и наши славные мальчики наводят порядок, как умеют. Я слышала, что повешенных здесь меняют каждую неделю по понедельникам на рассвете.
Усилием воли Ольга проглотила гадкий горячий ком, что попытался выскочить из желудка. Звери! По обе стороны линии фронта в штабах сидят оскаленные звери, алчущие человеческой крови! Верховное Существо, дай разум склавийцам никогда не повторять такое у себя дома! Пожалуйста, дай разум!
Автомобиль въехал на центральную городскую площадь. Воздух здесь приятно пах цветами, огромные букеты которых висели здесь повсюду. Водитель остановился у трёхэтажного каменного дома, над которым возвышалась аккуратная башенка со старинными часами. Въезд к зданию преграждали ставшие уже привычными шлагбаумы и колючая проволока.
– Мальчики привыкли к удобствам, – хмыкнула Урути, покидая автомобиль, – штабная землянка не для них, им подавай дом алькальда.
В дом алькальда, или, говоря по-склавийски, ратушу, их не пустили. Через пять минут после их приезда по покрытым красным ковром ступеням быстро спустился мужчина в сером полковничьем мундире и кепи. За ним шли гурьбой еще около десятка человек, в основном в таких же мундирах, но Ольга увидела среди них и пару цивильных костюмов. По-видимому, в штатском были ушедшие с мятежниками чиновники гражданской администрации Асаньи.
– Урути, – кивнул генералу мужчина. На вид он был моложе Ольги. Подбородок и щёки безукоризненно выбриты, но на рукавах мундира прожекторы уличного освещения выхватывали подозрительные бурые пятна.
– Романо, – процедила генерал, – я думала, ты выше.
– Я младший ребёнок в семье, Урути, – дернул щекой мужчина. – Всё лучшее досталось моему брату. В том числе и рост.
– Возможно, – хмыкнула женщина, – твой брат вёл себя действительно достойно, хотя как командир ты будешь получше.
– Ты его убила? – у Гаспаро Романо, командующего войсками Директории в асаньской провинции, были очень красивые тёмно-карие глаза, и сейчас Ольга видела в них тихое бешенство.
– Технически его убила гравитация. И плотник, который хорошо сколотил эшафот, – Урути явно издевалась.
– Вот как… – Своим лицом и голосом младший Романо владел безукоризненно. – Мой брат был генералом и заслужил пулю, Урути.
– Твой брат был мятежником и ничего не заслужил, – отчеканила Лаура Урути, смотря прямо в лицо кареглазому генералу. – Та же судьба ждёт и тебя, мальчик.
Романо хмыкнул. Подошедшая к последней фразе свита разразилась яростным негодованием.
– Где твой мундир, генерал? – Урути продолжила испытывать терпение офицера, – ещё не пошили? Или ваши Директора допустили, чтобы мятежом в Асанье командовал полковник?
– Мой мундир пошел на бинты раненым, Урути, – бешенство в глазах Гаспара прошло. Теперь в них горел какой-то дьявольский огонек торжества, – сегодня у меня появилось много раненых. Очень много.
– Ясно, – проворчала генерал, – у мальчика произошло что-то, чем он неимоверно хочет поделиться с противником. Ты уже видишь себя победителем, мальчик. Ну что ж показывай, что тебя так обрадовало. Объяснять ты всё равно ничего не будешь.
– Не буду, – усмехнулся Романо, – вы готовы еще проехаться, сеньора Урути? Здесь недалеко.
Их машина двинулась за кортежем Романо в сторону городской больницы. Первые палатки с красными крестами появились ещё на въезде. Внутри, за больничным забором, из-за этих палаток уже яблоку было негде упасть. И отовсюду, из каждой палатки, слышались стоны и крики раненых.
– Что у них произошло? – прошептала Ольга в ухо Бьорсону, – и почему этот Романо хочет, чтобы республиканцы увидели его раненых?
Бьорсон не успел ответить. Машина остановилась у самого здания больницы. Водитель заглушил двигатель, и стали слышны голоса из палаток, расположенных совсем рядом.
– Хлеба бы, – бормотал сидящий возле палатки парень с забинтованным лицом, – хлеба бы покушать. Или другой еды! Принесите, а, жрать хочу, сил нет!
Он говорил это проходящим мимо врачам и санитарам, но те только разводили руками, не понимая, чего хочет от них забинтованный.
Ольга похолодела. Парень говорил на склавийском. На её родном языке. В одетых на него лохмотьях Ольга с ужасом узнала форму Государственного Военно-Морского флота.
– Потому что это не его раненые, – сказал Бьорсон то, что Ольга и так уже поняла. – Это склавийцы. И черт меня подери, если я понимаю, откуда они тут взялись!
– Их обнаружили лейрийцы(1), – Романо замолчал, дожидаясь, пока Ольга сделает снимок, и продолжил. – Весь берег вокруг Коста-Браво просто завален обломками кораблей. Выживших около трех тысяч. Тяжелых генерал Морильо размещает в больницах Лейрии, тех, кто переживет дорогу, везут нам. Сейчас у нас размещено около трёх тысяч, и раненые прибывают.
Около трех тысяч… Ольга лихорадочно прикидывала в уме численность экипажа военных кораблей государства. Три тысячи – это экипаж линкора или авиаматки, без учёта летчиков. Эскадронные миноносцы имеют в составе не больше трёх сотен человек, а всякие корвет-фрегаты и того меньше. И три тысячи это только выживших. Сколько тогда всего моряков? Тысяч десять? Ну да, если в воды Джирапозы вошел один из государственных военных флотов, то такая численность вполне могла быть, но ведь это значит, что государь Александр решился на прямое вмешательство в джирапозскую войну. Может такое быть? Теоретически. А могут все отправленные на войну боевые корабли потерпеть крушение у берегов джирапозской Лейрии? Даже теоретически такого Ольга представить не могла.
Импровизированная пресс-конференция происходила в кабинете главного врача больницы. За дверью слышались периодические крики оперируемых, отрывистые команды врачей и топот неизвестно чьих шагов. Романо говорил кратко и по существу, прерываясь только, когда Бьорсон просил Ольгу сделать снимок. Ольга пятнадцать раз сфотографировала Романо и десять раз палатки во дворе больницы. На просьбу Бьорсона разрешить им интервью с больными главный врач с сожалением ответил, что до утра они такой возможности предоставить не могут. Израненным матросам нужен ночной отдых. Романо гостеприимно предложил остаться всем присутствующим до утра. Урути нервно дернула щекой и приказала подготовить машину к отъезду немедленно. На это Бьорсон заявил, что намерен остаться на некоторое время в расположении солдат Директории, если уважаемый генерал, конечно же, не против. Подумав несколько секунд, военачальник согласился. И тут же Бьорсон попросил у него еще и интервью. Разумеется, короткое, ведь он, Бьорсон, понимает, что у генерала нет для этого времени. Романо на это заметил, что у сеньоры Урути времени ещё меньше, но если она готова проводить его в расположение войск Директории, то он, Гаспар Романо, с удовольствием потратит несколько минут на интервью. Натужный обмен любезностями закончился коротким, но емким ругательством генерала Урути, после которого она покинула кабинет, до хруста вбивая каблуки простых солдатских сапог в жалобно скрипящий деревянный пол учреждения. Едва под окнами утих рёв республиканского автомобиля, как Снорри вытянул блокнот из нагрудного кармана и принялся задавать вопросы генералу Романо. Ольга начинала понимать, что как журналист Бьорсон и впрямь неплох.
– И всё-таки, генерал, – наседал Снорри, – опознали ли военные Директории хоть какой-то корабль? Три тысячи человек – это много, неужели у берегов Джирапозы разбился целый склавийский флот?
– Пока рано говорить об этом, – ответил Романо, – одно могу сказать наверняка, несмотря на поддержку, оказываемую склавийским государем так называемому «Правительству Республики Джирапоза», руководство Джирапозской Директории не считает Склавийское Государство своим врагом и не ведет против него никаких боевых действий. Джирапозская Директория не берет на себя ответственность за события, произошедшие со склавийским флотом в территориальных водах Джирапозы. Более того, я как командующий войсками Директории в провинциях Лейрия и Асанья утверждаю, что территориальные воды в этих провинциях на данный момент мы не контролируем по причине захвата так называемым «Правительством Республики Джирапоза», размещенного в Асанье джирапозского военного флота.
