Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза (Часть 2) [СИ] (Прода от 28.01.2013) - Берг Николай
В общем один испанский мошенник, сидя в тюрьме за кражу серванта, написал на досуге роман под названием "Тонкий ход". Может быть вся эта возня с зомби и впрямь была тонким ходом, подготовкой нужной части населения к выпусканию бед из шкатулки Пандоры?
Неясно, что быдет рядом и куда мы сейчас идем, выжили и слава богу. Разные уцелевшие как ни странно либерально настроенные граждане уже вовсю обвиняют штаб базы в том, что насаждается военный коммунизм и репрессии а ля 1937 год, но судя по тому, что крикуны не только не затыкаются, но даже и от голода не дохнут — наверное все не совсем так, как они вопят по привычке. Да и трудно разобраться в том, что такое коммунизм и репрессии. Не все там так просто. Наш командир свято уверен в том, что вся байда с марксизмом и коммунизмом — прекрасно отработанный удар Британской Империи по ее противникам. Коммунизм, по его мнению, кстати, отринуть невозможно, ибо его нету. Нет достаточно законченной теории, как он строится, как он выглядит. Марксизм — это троцкизм про совершение "мировой революции", а точнее — серии революций в ряде государств по английскому списку. На этом он и заканчивается. В последнее время он опять входит в моду, значит, опять кого-то собирались громить под красными знаменами. В интересах англосаксов или какого другого зога. Капитализм, кстати, еще менее обоснован теоретически, принципы, которые заявлены как его основа, настолько утопичны и нежизнеспособны, что того капитализма никогда на самом деле и не было. К камню приделали крылья, хвост, мотор с пропеллером и говорят, что камень успешно летает не только вниз. В общем — ничего не понятно. И с репрессиями тоже, в том числе и преславутыми 1937–1938 год — мне так кажется, что это была внутрипартийная решающая драка между основными противниками — сторонниками соответственно Троцкого и сторонниками соответственно Сталина, плюс тысячи сведений личных счетов, приправленных ревностью, корыстью и желанием улучшить свои жилищные условия, например.
Троцкисты в итоге проиграли вчистую. Но досталось кроме них и много кому еще — в том числе и по сугубо корыстным и по личным мотивам. Меня вседа поражала странная алогичность репрессий этого времени. Лично я могу обяснить это только тем, что не какая-то группа резала остальных, а несколько групп пытались одолеть друг друга. Выиграли в итоге сталинисты, но не за дешево. В моей семье эти репрессии были похрену — моих репрессировали в 1929 году. К 1937 уже успели реабилитировать. Но несколько лет лишенцами были…
— Вот я ей и говорю, что только кафелем ванную комнату облицевать — и то две недели уйдет, да еще и не съездишь просто так в Максидом и кафель, что я добыл — ей не понравился. Цвет некрасивый. А я ведь еще с кухней не закончил, а еще и детскую делать надо, да быстро, пока малыш не родился… — продолжает свои горести перечислять сидящий рядом компаньон, а я удивляюсь, как это за короткий промежуток времени от бытовых простых вопросов улетел в какие-то эмпиреи заоблачные. Эк, занесло…
Я не предлагаю уже помощь Сереге — он ее в плане витья гнезда не принимает ни от кого, все сам и только сам. Так-то бы думаю половина нашей команды вполне бы устроила такой субботник, на манер «толоки» у крестьян — когда вся деревня помогает кому-то одному и выручая его и показывая всем наглядно, что община — сила и может с ходу сделать то, что одному или семье не под силу. Сереге достаточно просто немножко пожаловаться понимающему человеку, каковым он меня считает. Рассказал бы он это своему приятелю Вовке, то бы сразу ляпнул в ответ про рябиновку из отряда болванов крокодиловидных…
И ведь женился же Серега. И сейчас воспринимает желания своей половинки не как горе вселенское. Пожалуется, побурчит — и сделает все как должно. И башку оторвет тому, кто его жену посмеет обидеть.
Вспомнилось чевой-то, что соседи обижали жену Михайлы Ломоносова, а когда он пошел с ними ругаться, то они заперли дверь и с балкона кинули в него горшком с цветами, разбив ему голову. Взбешенный светоч русской науки вынес дверь в особнячок и оторванной от лестницы перилой избил хозяев дома и бывших там гостей крича в ярости:
— Весело медведя сверху дразнить?
В итоге около двух десятков человек было им избито, а сам Ломоносов предстал пред очи императрицы в связи с жалобой соседей, кои вынуждены были поспешно выходить в окна второго этажа, отчего некоторым дамам был причинен сильный ущерб в туалете и великий стыд. Сам злодей предстал перед императрицей с перевязанной головой — горшком ему сильно поранило лоб. Вина в общем была серьезна — все пострадавшие были немцами. Но тут есть и нюанс — жена Ломоносова тоже была немкой, а соседи эти ее изводили всякими соседскими гадостями, увидев ее в очередной раз заплаканной, Михайло и взбеленился. Впрочем, он был высочайше прощен.
Мне кажется, что и Серега размашисто наломает дров, если кто его милую посмеет обидеть. Ну, правильно в общем. А вот Еноту — если у него все срастется — так и напрягаться не придется. Либо я плохо знаю людей, либо рыжая Ракша не будет заморачивать суженого своими обидками, а сама перестреляет обидчиков. Из двух минометов. И вот потом уже может и пожалуется. Для проформы. Или от слабости женской натуры.
Набитый событиями день медленно ползет к концу. Вечереет. Минометчики с Павлом Санычем убывают восвояси, причем Ракша на прощание кокетливо делает нам ручкой и посылает прицельный воздушный поцелуй Еноту, который от этого знака внимания розовеет и начинает хлопать глазками. Серега фыркает носом, но деликатно. Енот косится на него, но помалкивает. Мне тоже не хочется шевелиться и болтать. Очень хочется домой, сонная одурь накатывает теплыми волнами. Но дремать нельзя. Тупо, но внимательно посматриваю на всякие малоинтересные уличные сценки, попутно слушая продолжение рассуждений нашего пулеметчика о предстоящем ремонте. Енот в этот разговор не влезает, деловито упаковывая отжатые у ментов обрезы. К нам присоединяется вымотанная парочка наших курсантеров и Тимур — уставшие и потные. Бурчат, что перегрузили пол Ропши, а Ильясу все мало. Является несколько мореманов с приказом замначраза о передаче им танка КВ с вооружением и боекомплектом. Енот, умотавший свои стволы в плотный тяжеленный тючок, вводит новый экипаж в курс дела, они залезают в танк, гремят там чем-то, опять двигается пушка и жужжит поворотный механизм, медленно вращая тяжеленную башню. Брякают, пересчитывая боезапас. Потом на горячей от солнца броне вылезшие из танка корячат акт передачи. Подписываем. Ну все — пост сдан, пост принят. Наконец видим Найденыша. Дверка распахивается — приглашающе. Но прежде, чем мы успеваем собраться, вылезший майор проверяет — все ли тут у нас в порядке. Акт исчезает в его потрепанной полевой сумке и наконец-то мы катим долой из этого поселка. В БТР тесно, лежит много всякого разного, это помимо того, что отжали и увезли в нескольких грузовиках. Мыслей никаких нет, блаженство от того, что справились, что нет в нашей группе потерь, что опять же все живы. Проблем меньше не стало, но проблемы это завтра, сейчас я о них думать не собираюсь. Остальные тоже молчат, по опыту знаю, что завтра — да, завтра разговоров будет много — и разбор полетов и выдача призов с заушениями и новые задачи и чуточка хвастовства… Сейчас все выдохлись. Адреналина-то пожгли сегодня все литрами.
Путь до Кронштадта близок, но я ухитряюсь вырубиться по дороге и дрыхну как младенец, поэтому когда меня расталкивают — верчу очумело головой. И очухиваюсь уже у самого своего подъезда, доставка на дом. Вылезаю из душноватого брюха Найденыша, получаю ЦУ когда прибыть утром — очень хорошо, что на час позже, чем обычно сбор, прощаюсь и встряхнувшись волоку себя и свою сбрую на неловких ногах домой… Ведь действительно — домой! Это — мой дом!
Буря четвероногого восторга только подтверждает этот факт. Фрейя пляшет вокруг меня какой-то дикий вакхический танец и даже несколько раз гавкает. Хотя вообще-то она сдержанная и воспитанная девочка, но тут сдержаться не может. И даже Лихо Одноглазое вылезло. Ну, у него радости как бы нет. Но все-таки вылез, животное. Почтил, так сказать, присутствием. Знаком внимания. И даже вроде жрать не просит, просто так вылез. Редкий случай. Странно, но я тоже рад видеть его харю, не говорю уж про радостную щенятину. После того, как буря восторгов чуть улеглась, обнаруживаю, что соседки Нади дома нет. Или она мне уже не просто соседка? Жаль как-то, что нету. Ну да ничего не поделаешь… Ставлю чайник, ползу в душ. Вода тепловатая, но и такая годится. И мне это купание нравится куда больше, чем бултыхание в Ропшинских речках и ручьях. А когда я вылезаю (или вылазию? После сегодняшних развлечений — скорее даже коряво вылазию все таки) из ванной — в двери щелкает ключ и я оказываюсь в объятиях буквально влетевшей Надежды. Она как-то так приникает ко мне всем телом, что на несколько мгновений мне кажется, что мы — единое целое. Слились воедино. Не было у меня раньше такого, всякое было, но вот так — впервые. Это очень непривычное, но очень приятное чувство. Вот ведь как странно — вроде как обычные обнимашки, а какие разные могут быть… И поцелуй, долгий, взаимный, распаляющий до плавления… Чудом не запнувшись о вьющуюся под ногами собаченцию оказываемся в спальне. Свое полотенце я уже где-то посеял, Надя ухитряется — и вроде как я ей помог — не отрываясь от меня — выскользнуть из белого халата, а кроме него на ней только узкие трусики, остатки мозга отмечают, что такого белья на ней не было раньше, вообще такого у нее не видел, но трезвая часть сознания не удерживается долго и плавится, как камешек в магме… И теперь я чувствую, что нашел свою половинку… Вместе мы целое… Единое… И сливаемся еще крепче и крепче…
