Звоночек 4 (СИ) - Маришин Михаил Егорович (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
— Что там этот Ложкин? Худоба одна! Хотя на безрыбье и рак рыба. То ли дело вы, гражданин начальник, мужчина видный, — отозвалась другая.
— А еще женатый и лесть на корню пресекаю, как проявление несознательности.
— Алмаз! — вышел из палатки и хмуро буркнул Ложкин, прекрасно слышавший разговор.
— Шестой! Что я говорила! Да их здесь куча! — Сарсадских бросилась внутрь, чтобы пощупать камень руками.
— Но кимберлитом ведь и не пахнет? — спросил я, входя следом и глядя на девушку, разглядывающую выложенный на чистый носовой платок испачканный в грязи кристалл.
— Да, кимберлита нет, — отозвалась, думая при этом о чем-то своем, бывшая студентка.
— Стало быть, это месторождение, пусть, может, и богатое, но рассыпное?
— Нет, гражданин капитан! Пусть рассыпное, но богатое! — сместила она акценты, но я не согласился и принял волевое решение.
— Это все не то! Сворачивайте здесь все, косу целиком вам не перемыть, драга, как минимум, нужна. И действуйте, как раньше планировали, по пиропам. Пока на коренное месторождение не выйдете. Вы представляете, сколько там, если на этой косе в таких количествах отложились? То то! Так что хватит копать и до завтра отдыхайте, а потом за дело. Разумеется, заслуг ваших, всех, кто в этом открытии участвовал, никто не отнимет. Сегодня вылетать уже поздно, а с утра отправлюсь в Мухтую, оттуда в Москву и буду докладывать наркому внутренних дел, а то и выше бери! Гражданин Ложкин, сворачивайте аппаратуру. Боец Ларичева, давайте мне кисет! — потребовал я и, присовокупив последнюю находку к другим камням, спрятал вещественное доказательство во внутренний карман.
Эпизод 7
— Рейсов на запад нет и не будет! Все машины мобилизованы на эвакуацию раненых! Слыхали, что в Монголии происходит? Сами все должны понимать! Поездом езжайте. А если уж так спешите, то летите в Монголию, оттуда курьерские прям в Москву отправляют, с оказией и доберетесь. Вам, товарищ Любимов, не откажут. Сейчас как раз АНТ-9 на аэродром Борзя медикаментами грузится. Попроситесь в попутчики, — посоветовал мне начальник аэродрома аэрофлота в Иркутске, к которому я пришел «качать права», убедившись, что нужные мне рейсы все отменены.
Подумав, что по железной дороге я буду добираться недели три, а самолетом дней четыре-пять, я пошел к единственному на стоянке «авиалайнеру». Самолет был не новый, даже при взгляде снаружи бросалось в глаза, что он явно не дотягивает до стандарта международных линий аэрофлота, а внутри вообще оказалось что вместо кресел в нем простые лавки вдоль бортов, которые сейчас были подняты и пристегнуты, чтобы дать больше места для груза. Но зато он прошел модернизацию и получил пару акимовских 16-х моторов. Представившись и переговорив с экипажем, состоящим из пары пилотов, штурмана и техника, я получил разрешение присоединиться к компании, но с условием, что разместят меня «по возможности». Я было засомневался, но груз из медицинских носилок, коробок с лекарствами, мягких тюков с ватой и бинтами, оказался таким удобным для путешествия, что лучшего, в моем случае, не надо было желать. Оставив пожитки под присмотром техника, я сбегал в здание аэропорта и оттуда отбил в Москву телеграмму, сообщив, что вылетаю кружным путем. Вернувшись, я бросил сверху шинель, пристроив в голове рюкзак и оружие, припомнив наказ Полины в свете того, в какую сторону отправляюсь, надел бронежилет и удобно улегся во весь рост от борта до борта в нише под самым потолком сразу за кабиной экипажа. Иллюминаторов, конечно, здесь нет, темновато и в морской бинокль, подарок Кожанова, на необъятные просторы великой страны не посмотришь, но это все же гораздо лучше, чем подвесной контейнер У-2! И не беда, что сервис хромает и девчонки-стюардессы, как в далеком будущем, не кормят прямо в полете, зато с голодом можно успешно бороться с помощью сна! Да и с собой, из таежных деликатесов, было кое-чего перекусить.
Грех, как говорится жаловаться, доставили меня на аэродром Борзя со всеми возможными удобствами. Там мы и заночевали в свободной палатке госпиталя-приемника, развернутого недалеко от летного поля, чтобы размещать доставленных авиацией раненых, которые плохо перенесли полет и их нельзя было сразу отправить на станцию в санитарный поезд. Из-за того, что я провел в объятиях морфея весь день, меня стала мучить бессонница. Стоны, то и дело раздававшиеся в ночи, не давали отключиться, но я избегал ворочаться в темноте и шуметь, чтобы дать отдохнуть экипажу моего самолета, который отнюдь целый день не филонил, как я. Шесть часов непонятных страданий, подъем до зари, плотный завтрак из полевой кухни и вновь наш АНТ-9, догруженный по настоянию коменданта аэродрома тремя ящиками РГО, которые я по привычке именовал Ф-1, вылетел на Халхин-Гол. Тут уж я, под монотонный гул, принялся наверстывать упущенное.
Резкий порыв холодного воздуха, треск, стук и звон разбитого стекла вырвали меня из забытья и заставили, со всей возможной поспешностью, вывалиться из своей норы в кабину. При попытке сделать первый шаг, я спросоня споткнулся об почему-то лежащего в проходе техника и упал через него вперед, едва удержавшись рукой за кресло правого пилота. Врывающийся в кабину ветер гудел в ушах, слепил, заставляя смежать веки, да и соображал я в тот момент неважно, поэтому удар по шасси застал меня врасплох и я все же грохнулся на пол. Еще пара ударов послабее, тряска и резким разворотом машины меня прижало вправо, к ногам второго пилота, который почему-то при каждом вдохе сипел, а при выдохе из его горла вырывались хрипы. Вскочив, я увидел, что он уходит на глазах, которые уже застыли и подернулись пленкой.
— Эй, братишка, держись, не умирай! — бросился я обратно, в забитый оказавшимся сейчас как нельзя кстати грузом, салон самолета. — Я сейчас!
Но начав судорожно разрывать бумажные упаковки в поисках бинта, я вдруг понял, что позади меня воцарилась тишина. Обернувшись через плечо, крадучись, я вернулся в кабину, уже окончательно включившись в суровую реальность. Прикосновение к шее лежащего в коридорчике техника показало отсутствие пульса. Растекавшаяся под телом лужица крови сказала о причине смерти практически все. Мертв был первый пилот, привалившийся кургузо к боковому стеклу, прикрыв правой рукой простреленную грудь. Мертв был и штурман, с головы которого сорвало кожаный летный шлем, а сама она, зияла огромной раной, в которой был виден ничем не защищенный мозг. Тело правого летчика сотрясали последние предсмертные судороги. Я остался один, совершенно не понимая, как такое могло произойти.
Сквозь разбитое остекление снаружи, до самого горизонта простиралась монгольская степь, тишину которой нарушал только ветер, шорох низкой травы, в которой не спрятать и копыто коня, да стрекотание саранчи. Ни шума моторов, ни иных посторонних звуков. Значит, истребителям на зуб мы не попались, эти бы не успокоились и сожгли бы торчащий у всех на виду беззащитный самолет. Стреляли с земли, подумал я, разглядывая множество маленьких, аккуратных, круглых дыр во внутренней переборке. Судя по всему, из пулемета и прямо в лоб. Но как? Как нас могли достать? Не летели же мы, в самом деле, на бреющем прямо через линию фронта? Ладно, не время загадки разгадывать, решил я, внимательно осматривая и ощупывая себя на предмет ран, которые я мог в горячке и не почувствовать. Вроде цел. И дымом не пахнет, уносить ноги подальше от самолета пока рано.
Прислушавшись еще раз, я через форточку высунулся чуть-чуть наружу и посмотрел в сторону хвоста. Ни души. И все та же пустынная степь. Честное слово, окажись там японцы, я бы только обрадовался. По крайней мере, было бы понятно, в какую сторону бежать. А так поди гадай, куда меня занесло и как отсюда выбраться. Вздохнув, я убрал в кобуру ТТ и развернулся, чтобы вытащить свои пожитки, и замер. Вдалеке, там откуда шли следы шасси, по степи, развернувшись цепью, передвигались какие-то точки. Метнувшись за биноклем, из глубины кабины, я принялся их разглядывать, сразу определив, что между нами больше двух километров и, по крайней мере, минут пятнадцать форы у меня есть. Не понять с такой дистанции, наши или японцы. Расходятся грамотно, выслав вперед и на фланги парные дозоры. Всего четырнадцать человек. Но что-то показалось мне неправильным. Какая-то инвалидная команда. Еле-еле ковыляют, не говоря уже о беге, почти треть хромает, опираясь на винтовки. Ну, хоть какое-то мизерное у меня преимущество, окажись они врагами. А вот в остальном… С моими-то пистолетами да «Сайгой» на открытой местности против винтовок много не навоюешь. Ага, один остановился, руки к лицу поднял, наверное, тоже меня сейчас в бинокль разглядывает.
