Река Снов - Сезин Сергей (полные книги txt) 📗
При Сендере больше пришлось работать Аррену. Он придумал заклинание, помогавшее контуженным быстрее отойти от последствий (его он проиграл мне спустя две недели). Ну и огнестрельные ранения тоже были оставлены ему, так как он знал хорошие заклинания обезболивания. Правда, таких было немного. Винтовки в Сендере были только у дружины градоначальника, у людей побогаче еще встречались 'чеканы' и помповики, а основная масса воевала либо холодным оружием, либо старыми дульнозарядными ружьями на черном порохе. К моменту, когда они смогли бы попадать в наших бойцов, попадать уже было почти некому. Я занялся ранеными холодным оружием, которых было около трети. Больными занялся сержмен Ассо, ранее сломавший руку. Рука уже срослась, но не восстановилась полностью, чтобы идти в бой, а он жаждал полезной деятельности. Я его только инструктировал. Как правило, сендерцы были вооружены кривыми саблями и ножами. Довольно часто встречались чугунные кистени. Пики я тоже видел, но раненный ими были только один. Поэтому ранения были довольно однотипные — резаные либо рубленые раны от сабель и ножей и переломы либо ключицы, либо предплечья от удара кистенем. Тяжелых ран было относительно немного (спасали кольчуги и шлемы), умерло всего пятеро раненых.
После окончания трехдневного разгула отряд ушел к следующему городу (он сдался на капитуляцию, узнав, что мы взяли Сендер), а меня с охраной и выздоравливающими оставили в загородном поместье сендерского аллишпана, которое располагалось верстах в семи от города. На четвертый день два нордлинга пошли в самоволку в Сендер, ибо винная порция им казалась маловатой. Они как раз увидели приход карательного отряда и начало его работы.
Никогда больше не видел плачущего нордлинга. Вина им каратели выделили, но, хоть нордлинги выпили его еще по дороге, шок у них не прошел. Пришлось отпаивать спиртом. Один из них мне потом по секрету рассказал, что не понимал, слушая баллады, почему места побоищ именовались страшными местами, а теперь увидел, что они действительно страшны.
— Еще вина?
— Нет, это последний бокал. Мне уже пора.
В ров действительно казненных сбрасывали, но это уже не мы, а посланцы харазского бея. Вот отрубали ли им все до уровня фомора — это нордлинг не рассказывал, а я проверять не ходил. Да, потом я слышал легенды про рвы Сендера, что из убитых там вывелись умертвия, ходившие по округе выпивать жизнь из проезжих. Все в виде красивых девушек, на которых засматриваются проезжавшие мужчины, останавливаются, заговаривают с ними, пытаются поцеловать, встречают губами космический холод мертвой плоти и жизнь уходит из них. Наутро на том месте остается только одежда прохожего или проезжего… Это бывает ночью и вечером, а днем только мертвые стены и заваленные наполовину скелетами рвы.
После Каскелена от людей с нашими отрядными знаками харазцы просто шарахались. Даже на базарах не торговались. Сам видел в глазах продавцов панический страх и желание тут же удрать подальше и при этом не оборачиваться.
Вечер, прохлада, редкие капли влаги во встречном ветерке. Я шел в гостиницу. Нет, я был почти что трезв. Но на душе было тоскливо и отвратительно. И зачем я пошел за теми ножнами и встретил ужас из своей прежней жизни? Или это задумка тех сил, что хотят направить меня на нечто безнадежное, чтоб ощущал себя виноватым и не цеплялся за прежнюю жизнь?
Тут я вспомнил слова старинного поэта :
'Вся наша жизнь — самосожженье.
Но сладко медленное тленье,
И страшен жертвенный огонь…"
Вот и готовят меня, чтоб не убоялся этого огня.
Проснулся я еще до света от грохота. Видимо, во сне куда–то бежал, дернул рукой и сшиб револьвер с ночного столика. Ну, а удар железа об пол меня и пробудил. Глянул на свою луковицу, увидел, что еще три, и дальше провалился в темноту.
Этот сон запомнился. Опять была Самара моего детства, только не порт и камни с водорослями в обмелевшей глубине, а переправа через Великую возле старинного пивзавода, который на счастье самарских жителей провалился в новый мир. Вот соседний с ним монумент частично остался в прошлом мире, частично прошел в мир Великой реки. Так и осталась многометровая колонна, словно разрубленная наискось топором на высоком берегу. Что изображал монумент — мнения старожилов расходились. Чаще всего упоминали что–то крылатое. А один старец утверждал, что не крылатое, а человека по фамилии Паниковский. Среди жителей остались легенды, что до переноса жило в Самаре почти миллион народу, и простирался город на несколько часов поездки от края и до края. И даже за Самару перебрался. Но в этот мир пришел аккуратный четырехугольник, как будто вырезанный из бывшей в другом мире Самары. И нефтеперегонный завод за Самарой. Чтоб его защитить, поскольку это был один из трех сохранившихся при Переносе заводов, и построили тот форт Федоровский, где я и родился через много лет.
Так вот переплываю я ширь реки на пароме в село Рождествено, которое при Переносе уцелело, и, сойдя на берег, иду сквозь Самарскую Луку. Через нее идти по горам и лесам можно и паруу дней, но я во сне пересекаю ее как–то очень быстро, словно земля сама идет под ноги. Слева от меня остаются озера, справа поднимаются холмы. А далее один овраг, второй овраг. Через такие ходить своими ногами тяжко, а вот во сне переходишь, как будто это канавки. Путь мой отклоняется к северо — западу и приводить к большому лугу, заросшему репейником и крапивою. А что это за трава, что–то знакомое–знакомое … Ах да, это болиголов. Рассказывали нам в школе, как лечить отравления им, когда аборигенская жена захочет мужа нового заполучить, но старого недотравит .
Из густой травы поднимаются развалины кирпичного дома. Сворачиваю налево и выхожу к зарослям осоки вокруг небольшого болотца. В зеленых зарослях мелькают несколько белых пятен. Вскидываю бинокль и вижу нескольких крестьянских детей, голышом купающихся в речке. Но что–то с их анатомией не то. Спины сгорблены, волосы всклокочены, руки, как ветки, скрюченные и узловатые… Что–то тут не так.
В самарской округе встречались и редкие заболевания, вроде 'болезни птичьих крыльев'. Человек, ею больной, живет недолго, а из–за поражения мозга машет руками непроизвольно, как птица крыльями. Но это больше к северу отсюда встречается, и болезнь наследственная. Лечить ее невозможно сейчас, и многие толкуют ее как кару богов за браки с родственниками. Поэтому, когда слышу я, что некий барон или герцог женился на двоюродной сестре, ибо не пристало ему разбавлять благородную кровь менее благородной, то всплывает перед глазами образ машущего руками, как крыльями ,человека и безумный взгляд глаз с каймою у радужки… И это не единственная кара за близкородственные браки.
Но это не дети. Это шишиги! А что ж они тут делают белым днем, хотя положено им в сумерках вылезать на берег и искать жертву вроде пьяного, чтоб утопить?! Ага, понятно, что это за место. Вот только для чего я в него попал?
Вдруг я ощутил, что меня буквально уносит в противоположную сторону от того места, куда я направлялся. Быстрее, быстрее, словно некая стена воздуха толкает меня туда. Скорость все возрастает и достигает скорости летящего 'По–2' . И путь мой закончился в Сызрани, возле кремлевской башни. Подошел к ней, тронул рукой белый камень. И все–сон кончился.
Уже было утро, на часах полседьмого, желание спать дальше пропало. Из окошка тянет утренней свежестью. Вчерашнее вино требует эвакуации. Я пошел навстречу его требованию, вернулся и сел на постель. Сон явно вещий и требует расшифровки.
Во сне я вернулся на родину, хотя и не совсем точно туда. Петля Судьбы?
Внезапное и ускоренное движение от Жигулей к Сызрани. Портал?
Сызранская башня. Она была единственным каменным строением Сызранского кремля, и она одна из всех его сооружений сохранилась. При Переносе она же единственная перенеслась в новый мир. По крайней мере, так мне говорили, но если забыли упомянуть про еще пару лачуг, переместившихся вместе с ней, то невелика беда. К Переносу ей было под триста лет, да еще после него — в итоге полтысячи получается. Что означает башня древностью в полтыщи лет и белый камень стены? Случайная это деталь или нет? И не является ли белый камень стены намеком на Черную Башню?
