Скользкая дорога (СИ) - Байдичев Константин (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
Прожевав и глядя на меня в упор, без всяких следов веселости и хмеля, староста спрашивает:
— Что взамен попросишь? Или за спасибо навыком поделился? Говори уж… Михалыч.
Воот, сейчас самое главное и обсудим! Только без лишних ушей. Или нет? Рано! Сначала нужно договориться насчет пожить недельку-другую, а уже потом, в процессе так сказать… Изобразив одними губами улыбку, обратился к Клавке:
— А чаю в этом доме нальют?
Клавка вопросительно глянула на Михалыча, тот кивнул, она подскочила и загремела чайником у плиты. Староста прищурился:
— Ох и хитер ты, купца жохом назвал, да куда ему до тебя, ты прохиндей ишшо тот…
— Тот, не тот… Петро Михалыч, ты еще не раздумал меня изловить и посадить в холодную? А то Гришка с Тимохой с утра избу караулят, от крыльца не отходят, а под крыльцом ружья лежат. Клавдия на табуретке ерзает, чего-то ждет, аль боится, ты аж расстроился, когда я пить не стал. Опять же мальцов спровадил из дому. Давай напрямки, оно проще будет. А то удумаешь глупость какую, потом в дверях не разойдемся.
— Разойдемся. Так что хочешь?
— А пойдем-ка во двор. В доме ушей полно, не след им кой-чего слышать, многие знания…
— Во многие печали, знаю, Евангелие читал. Ты не думай, мы грамоту понимаем, не гольды, чай. Ну, пойдем. Намордник свой можешь не надевать, я сейчас Гришку с Тимохой на берег отошлю. А зачем такой? Иль ты все-таки разбойных дел мастер?
Достаю из нагрудного кармана телесного цвета тряпку, с прорезями для глаз и разворачиваю ее.
— Видишь шов фабричный? Это лыжная маска, ее мануфактуры для северных губерний шьют, для экспедиций и для солдат, чтобы служивые зимой лицо не обморозили. Легонькая, потому в кармане завсегда лежит, чтоб не забыть, а надобно — вот она.
— Ловко! Ну, пошли.
Глава четвертая. Плавно Амур свои волны несет…
Жареный сом — это, братцы мои, кулинарный восторг! А когда он зажарен с душой и старанием — восторг вдвойне! Белое мясо, слой за слоем, с хрустящей корочкой… А запах! И тот, кто впервые его пробует и те, кто не раз уже вонзал зубы в это чудо — вкушают с удовольствием! Даже предубежденные или разбалованные ресторанной кухней, снимающие пробу из вежливости или чтобы не огорчать повара, отведав кусочек-другой, мгновенно переходят от недоверия к восторгу. Мне не знакомы люди, кто откушав правильно приготовленного сома, не попросил бы еще!
… и я жарю свежепойманного на противне, Никанорыч через день просит. Мне не трудно, любой рыбы в обильном Амуре и в моем времени немало, а уж сомов сейчас — только удочки закидывай! Шпигую филе чесноком, (приправы и банка с солью ой как мне пригодились), крошу кубик Кнорра, смешиваю перец черный и красный, соли добавляю, перемешиваю с мукой и обваливаю в получившейся смеси. Нарезаю лук, но его в дело пущу позже, нехай рыба потомиться, пропарится. Теперь смотрю, чтобы не пригорел мой сом, таганок на дровах — не газовая плитка, а противень — не сковорода, тонкий, готовка вниманья требует! Егорка рядом сидит, запахами наслаждается, а Никанорыч травит военно-морские побывальщины:
… до Петропавловска-на-Камчатке чудом добрались, божьим промыслом, не иначе. Уж больно команда ослабла. Хворых матрозов и ахвицеров больше полкоманды было, да ишшо дюжина матрозов преставились. Даже капитан наш, его благородие капитан-лейтенант Изыльметьев Иван Николаич, долгие ему лета, слег, зацинговал. Я-то ишшо молодой был, сдюжил. В морях цинга дело обычное, ить еда — хлеб да солонина, остальное, сколь не запасай, пропадает. Хоть как закутывай, запирай — плесень заводится, гниет. Вахты стоять людей не хватало. Однако, дошли. Всех хворых в Паратунку отправили, лечить да откармливать, у местных мужиков ужо зелень в огородах пошла, лук дикий вырос, тунгусы пригнали оленей, голов сто — от цинги свежее мясо да лук первое дело. И оздоровели мы, веселее стало, но не все — девятнадцать моряков богу душу отдали, царствие им небесное.
Про Паратунку я знаю — поселок на Камчатке, где сейчас несколько санаториев с вулканическими минеральными источниками, но Васе Козыреву это известно быть не может, а название цепляет слух, и задаю естественный вопрос:
— А Паратунка че такое?
Никанорыч охотно отвечает:
— Село на горячих ключах. Шестьдесят верст от Петропавловска. В ключах тех вода целебная, хоть и зело вонючая. Не во всех, конечно. А хворым очень пользительно оказалась, иначе еще бы кто помер, а так оздоровели люди, поправились.
Месяц отъедались, отсыпались, фрегат ремонтировали, поистрепало в морях "Аврору" [24] нашу, по пути штормило оёёй как. Потом на берег нас отправили, укрепления делать и пушки корабельные устанавливать, что с "Авроры" и "Двины" поснимали.
— Как поснимали? — тут я в искреннем недоумении.
— Так. — Никанорыч снисходительно на меня смотрит. — В Петропавловске своих пушек почти што и не было, а город как оборонить? "Двина" привезла десяток, да порох с бонбами, ан все одно мало. Ну и решили командиры корабли на рейде развернуть одним бортом ко входу в гавань, а со второго борта пушки снять, свезти на берег и с берега стрелять! Как лето кончилось, аккурат в последние дни августа и приперся супостат на кораблях — англичаны да хранцузы. А мы их и встренули. Разбили морду, долго юшка брызгала, — Фролов довольно улыбается…
На барже нас трое — шкипер, Фролов Иван Никанорыч, хромой, но еще крепкий мужик лет сорока, списанный по здоровью с парусного фрегата "Аврора". Его помощник Егор, молодой парень из николаевских новоселов. Ну и я. Никанорыч с Егоркой управляют баржей, я как-то между делом прижился в роли повара. Никанорыч именует меня на морской манер коком. Я согласен, у моряков кок фигура уважаемая. Еще бы, в море обед сварить, при постоянной качке, где в кастрюлях кипяток штормит не хуже чем за бортом — задача весьма нетривиальная. Да еще и готовить надо так, чтоб морякам было вкусно, питательно или хотя бы съедобно, чтоб команда не заболела и не забузила. В море бывает всякое, а бунты случаются иногда вовсе из-за пустяков — но про пересоленый суп чистый звиздеж, тут соль — штука не дешевая, даже в море.
Мои достижения скромней, мне надо, чтобы шкипер был доволен и он моей стряпней вполне ублаготворен, а значит все в порядке! Я жив и здоров, следую, куда задумал, с малой, но постоянной скоростью и даже с некоторой долей комфорта. Учитывая, кто я и откуда, это немало!
Пятнадцатое октября 1866 года, Николо-Александровская волость Приморской области, река Амур, где-то недалеко от села Пермского… До моего рождения сто пять лет и четыре месяца. По здравому рассуждению такого быть не может. Тем не менее я здесь, во плоти и в сознании и сим фактом опровергаю все известные мне законы природы. Но, как я вижу, природе и здравому смыслу такой оборот ни в какое место не тилибумкает. Или… все еще впереди? Не знаю, не ведаю, ох грехи мои тяжкие, спаси господи и помилуй мя грешного… хорош стебаться, тоже мне, богомолец выискался! Итак, Василий Михайлович Козырев, 1826 года рождения, уроженец села Колесниково Сарапульского уезда, Вятской губернии, православный, крестьянин, инвалид, к вашим услугам!
Последний перед закрытием навигации пароход тянет в Николаевск баржу с рыбой и уже оплаченными ста тридцатью пудами красной и тридцатью черной икры. Ну и я на той барже бесплатным довеском. Выручку за икру мы с Михалычем поделили пополам. Вышло по полторы тыщи рублями. По местным меркам для крестьян — деньжищи агромадные. Тут лошадь — главная крестьянская ценность, стоит семьдесят целковых, корова — пятьдесят. А с моей помощью Михалыч сразу в тысячники [25] скаканул. Ему еще один сезон так отрыбачить и в купцы может запросто выйти. Если, конечно, не прогулеванит шальную деньгу. Однако сарапульский староста точно не из забубеных пропойц, абы кого старостой не назначат. Умен мужик и расчетлив, поведения самого трезвого. Хабаровского купчину, угощавшего "четвертью" казенной и сулившего семь гривенников за фунт, отшил сразу — не было с тобой про икру уговора. На уверения передать деньги с попутным пароходом ответил классическим "деньги на бочку", а нет — найдем другого торгована. Раздосадованный хабарчук [26] ушел ни с чем. Михалыч упрекнул меня, что зря эдак крутенко уперлись, может подешевше и выгорело бы все разом продать. Я его успокоил, мол, икра — не рыба, найдутся и другие охотники. Купчина не зря перед тобой, Михалыч, вытанцовывал, пытаясь купить рупь за гривенник! На это Михалыч пару дней хмыкал скептически (я его хмыкарем назвал, он потом еще два дня недовольный ходил) но мне удалось впарить икру заезжему датчанину. Под конец навигации они (пароходы, не датчане, конечно) ходили каждый день, да не по одному, и проезжего торгового люда на них оказалось немало. Сам удивился, в Николаевске икра подешевле быть должна, но я таки продал. А может, у меня в роду были евреи? Хотя откуда в Вятской губернии сыны израилевы? Какой Вятской губернии, очнись, самозванец, ты ж в Николаевске родился! Ладно, ладно, уже никто никуда не идет, то есть идет, нет, едет, в родной город, кстати. Тьфу, баламут, сам себя заболтал. Точно головой подвинешься, как недавно умерший михалычев брат, переселенческий билет которого сейчас удостоверяет мою личность. Или не мою? Или обе моих? Да ты натуральный шизофреник! Ну, шизофреник, ну и что? С нормальным такой херни, как попадание сюда, произойти не могло. Нормальные по трассе как гоняли так и гоняют. И счастливы, только не знают того… Ладно, не заводись, чего попусту нервы жечь.
