Меч на ладонях - Муравьев Андрей (список книг .TXT) 📗
– Вот уж кого не ждал встретить?! – радостно заорал Малышев, едва только узнал знакомые лица.
– О! Цэ ж Костик! – заворчал Горовой. – А мы тебя шукать до Милану збирались. А ты тута. О, цэ!
Улугбек Карлович и Захар молча обняли потерявшегося товарища. Последнее время у всех невольно мелькали мысли о том, что Малышева они уже могут и не увидеть в живых. Похожее испытывал и сам фотограф, впервые оказавшись один вдали от своих обретенных собратьев по несчастью. Теперь же все сомнения рассеялись, и у каждого из присутствующих товарищей будто камень с души свалился.
– Хозяин! Вина! – первым заревел Костя. Его спутница дипломатично присела за соседний столик, но Малышев подхватил ее на руки и тут же представил остальным:
– Алессандра Кевольяри, моя спутница. – Лицо Кости светилось от счастья.
Услышав это, Захар и Тимофей Михайлович только изумленно переглянулись, а Улугбек Карлович понимающе улыбнулся. Ученый, по его собственному мнению, уже давно прошел тот возраст, когда одна пассия может заменить другую в сердце за какую-то неделю. По крайней мере, он сам так думал.
Алессандра происходила из купеческого флорентийского рода Деколлини, делавшего деньги на поставках оливкового масла и южных сортов вина на более богатый север. В четырнадцать лет отец сосватал за нее своего делового партнера из Милана, купца Рубио Кевольяри, которому на тот момент было без малого шестьдесят. В этих местах это считался почтенный, но еще вполне зрелый возраст, и отец невесты с чистым сердцем пристроил третью из своих пяти дочек за богатого и одинокого ломбардца. Супружеское счастье Алессандры длилось всего три года и закончилось в тот момент, когда шхуна, груженная бочками с оливковым маслом, пошла на дно от рук марокканских пиратов, унося с собой и нелюбимого мужа. Свидетелей смерти было предостаточно из числа спасшихся, и в права наследства молодая вдова вступила сразу. В отличие от большинства итальянок, которые оказывались в такой же ситуации, она не отдала капитал в рост венецианским или генуэзским торговым домам, не отправилась домой к отцу (к его радости) и отшила все притязания на имущество многочисленной набежавшей родни покойного. Мужнина торговля в маленьких ручках синьоры Кевольяри не только не потерпела убытков, а, благодаря природным качествам новой хозяйки, даже получила новый толчок и начала развиваться.
Сама новоиспеченная вдова вела первые полгода обретенной свободы довольно замкнутый образ жизни, но по мере становления на новом поприще начала появляться в свет, шокируя матрон и кумушек своими фривольными отношениями с мужчинами и свободным поведением.
Это было то, что сумел разузнать о своей новой знакомой Малышев за пару дней, которые он отходил от «удара воротами». И ничего из услышанного ему не мешало проводить со своей пассией все больше времени, тратя на ее прихоти и шалости солиды из тех, что остались после загула на свадьбе. Впрочем, Алессандра, как вполне обеспеченная дама, могла себе позволить значительно больше своего ухажера, но, как и все влюбленные, с удовольствием принимала знаки внимания, будь то новые серьги, зеркало в серебряной оправе или платье византийского шелка. И когда новый любовник изъявил желание съездить в Ги узнать о своих друзьях, красавица-вдова заявила, что поедет с ним. Костя с радостью согласился.
Все это Малышев вкратце выпалил перед тем, как обрушить на слушателей подробности мятежа в Милане, послужившего причиной окончания военной кампании, и своей ролью в этом.
Слушатели только ахали и хохотали.
Ответный рассказ о раскрытии тайны исчезновения сокровищницы баронессы заставил уже Малышева охать и удивленно качать головой. От благородного старого рыцаря ни он, и никто другой такого не ожидали.
– Как же ты, Улугбек, догадался, что это он? – в конце спросил он.
Сомохов пожал плечами. Вдали от Ги и баронессы он уже не стремился делать загадочное лицо, потому просто ответил:
– А я и не знал… Думал, это конюший виноват. У слуги его такой же жилет был, что и у казначея в день побега. Вот и решил было, что конюший и есть пособник бывшего кастеляна. – Ученый уточнил: – Потом уже я выяснил, что это Колли проиграл слуге в кости этот жилет, но тогда же не знал этого!
Он легкомысленно пожал плечами:
– Но был достаточно близок…
Русичи расхохотались. Горовой на признание товарища восторженно хлопнул себя по коленке:
– Думал, щука – оказалось, сом! Ну, ты дал, дык дал. На дурку такого бадялого волка, как Артуро, взять! Такое тож уметь надо!
Алессандра, не понимавшая русского языка, за компанию со всеми расхохоталась, видя, что предметом шутки служит никак не она.
– Так что? – спросил Захар. – Сейчас-то, при деньгах и оружии, в Венецию?
Пока остальные радостно гудели, Костя помрачнел и отрицательно покачал головой:
– Не-а… Не могу. – Он вздохнул. – Я тут бучу в Милане замутил. Там такое может начаться…
Он посмотрел на товарищей:
– Меня в курию к папе Урбану половина Милана провожать вышла… Чтобы я там, значит, за горожан голос подал… Ну, чтобы не отлучали их от церкви за такую выходку.
Костя вздохнул.
– Так что коли вас нашел, то поеду в Пюи, Клюни, Прованс, Овернь, в общем, туда, куда и папа нынче едет. За патариев этих просить… Боюсь, повесят меня за самоуправство… Хоть плюнь на все, да с вами драпануть. Душу скребет, сил нет!
Улугбек подобрался:
– Как ты их назвал?
Костя ухмыльнулся:
– Они себя патариями называют, навроде тех, кто в тряпках. Это, типа, не те, кто в бархате. Ну, народ, в общем… Меня в Милане, правда, узнали оружейники. Я же, когда за выкупом ходил, монахом одет был. Так что пришлось и дальше монахом прикидываться.
Малышев сделал пазу и, доверительно наклонившись к друзьям, произнес:
– Так что вы меня на людях, если что, отцом Ариальдом называйте.
Сомохов стукнул по столу кружкой:
– Раз ты к папе, то и мы тоже. – Он оглядел лица собравшихся за столом и, не встретив возражений, продолжил: – А за тряпичников своих не волнуйся – папа их простит.
Костя вскинулся:
– А ты-то знаешь откуда?
Сомохов ухмыльнулся:
– Вы что, Константин Павлович, забыли, никак? Я ведь вроде как археолог… Можно сказать, историк. А про патариев четко помню: простят.
Лицо Кости посветлело:
– Ну, тогда и ехать можно. А то меня все сомнения грызли.
Он обнял стан прильнувшей к нему Алессандры.
– Ну-с! За встречу! И за нашу победу!
Оловянные кубки звонко чокнулись, разливая вокруг брызги вина, к изумлению и негодованию от такого варварского обычая остальных посетителей.
…Только маленький неприметный человек, просидевший почти час в тени подпиравших потолок столбов, надвинул на глаза потертую шапчонку. Прошло всего мгновение, и в углу зала не было ни самого человечка, ни следа его. Будто и не появлялся тут странный посетитель, так и не заказавший ничего из обильного списка предложений гостеприимного хозяина харчевни «Кубок и Колесо», что на самом пересечении южной Миланской и старой Венецианской дороги.
Глава 5
ТАК ХОЧЕТ БОГ!
Дороги вокруг маленького городка Клермон, что находится в провинции Овернь, были полны народа. Телеги, паланкины, повозки торговцев, кибитки надежно застопорили движение на лье вокруг того самого места, где этим днем будет выступать глава Святейшего престола.
Из уст в уста передавалось, что сегодня будет необычная речь. Урбан II был деятельным папой, не из тех, кто просиживает штаны в Риме. Кроме того, был он из галлов, значит, свой для большинства собравшихся. Съехавшиеся к городку люди гадали, как в таком немолодом возрасте ему удается сохранять кипучую деятельность: только что он был в Пюи и вот уже появился в родном Клюни и уехал из него, чтобы через две недели возникнуть в пределах благодатного Прованса. Затем Собор в Оверни, аббатство Муассак и вот он, день, которого ждали все франки.
