Т. 06 Кот, проходящий сквозь стены - Хайнлайн Роберт Энсон (читать бесплатно книги без сокращений TXT) 📗

— Мама. У отца волосы темные, как у меня. А что?

Я рассказала ему о теории мистера Клеменса:

— Он говорит, что если все человечество произошло от обезьян, то рыжие — от кошек.

— Как будто логично. Кстати, забыл тебе сказать. Если ты хочешь за меня замуж, то ко мне прилагается кот.

— Тебе не кажется, что об этом следовало сказать до того, как ты меня обрюхатил?

— Возможно. Ты не любишь кошек?

— Я и разговаривать не стану с тем, кто их не любит. Брайни, я замерзла. Поехали домой, — солнце зашло за тучу, и вдруг похолодало — типичное явление для миссурийского марта.

Пока я одевалась, Брайни завел Дэйзи в оглобли и запряг. У Брайана была та нежная, но твердая рука, которой слушаются лошади (и женщины). Дэйзи подчинялась ему так же охотно, как и мне, хотя обычно очень дичилась чужих.

Подъезжая к дому, я стучала зубами. Но Фрэнк затопил большую печь в гостиной, и мы съели свои припасы около нее. Я пригласила и Фрэнка. Он уже завтракал, но для слоеных пирожков место нашел.

Очередные месячные, которые должны были начаться у меня восемнадцатого марта, не пришли. Я сказала об этом Брайни и больше никому.

— Отец говорит, что такая задержка еще ничего не значит. Надо подождать.

— Хорошо, подождем.

Отец вернулся первого апреля, и весь дом на радостях ходил ходуном. Следующие месячные, пятнадцатого апреля, я тоже пропустила. Брайни согласился с тем, что пора сказать отцу, и я сказала — в ту же субботу. Отец принял торжественный вид.

— Что чувствуешь, Морин?

— Полное счастье, сэр. Я сделала это намеренно — то есть мы сделали. И я хочу выйти замуж за мистера Смита как можно скорее.

— Резонно. Что ж, зови своего молодого человека. Мне надо потолковать с ним с глазу на глаз.

— А мне нельзя присутствовать?

— Можешь не присутствовать — разрешаю.

Вскоре меня позвали обратно, и отец оставил нас вдвоем.

__ Что-то на тебе не видно крови, Брайни.

— Да он не хватался за дробовик. Только рассказал мне про твои легкомысленные замашки.

— Какие еще замашки?

— Тихо, тихо. Остынь.

Отец вернулся вдвоем с матерью и сказал:

— Миссис Джонсон в курсе относительно задержки. Как вы думаете, миссис Джонсон — когда им можно пожениться?

— Мистер Смит, когда у вас кончаются занятия в Ролле?

— Последний экзамен будет в пятницу девятнадцатого мая, мэм, а выпускной акт — только второго июня, но это уже не столь важно.

— Понятно. Подойдет вам суббота двадцатого мая? И как вы думаете, мистер Смит, смогут ваши родители приехать на свадьбу?

В семь тридцать вечера двадцатого мая мы с мужем выехали из Батлера на север, в Канзас-Сити, на Южном экспрессе. Экспрессом он назывался потому, что стоял у каждого столба, у каждой коровы и у каждого бидона с молоком, но около лягушек не останавливался.

— Брайни, у меня ноги болят, — сказала я.

— Ну так сними туфли.

— При людях?

— Тебе больше не нужно считаться ни с чьим мнением, кроме моего, да и с моим-то не сильно.

— Благодарствую, сэр, но разуться не смею. Ноги опухнут, и я не смогу потом надеть туфли. Брайни, когда будем жениться в следующий раз, давай убежим.

— Давай. Жаль, что мы и на этот раз не поступили так. Ну и денек!

Я хотела венчаться в полдень, но меня переубедили моя мать, будущая свекровь, священник, жена священника, органист, церковный сторож и все кому было не лень. Казалось бы, невеста должна иметь решающий голос во всем, что касается ее свадьбы — если это не слишком разорительно для ее отца, — но, как видно, я просто начиталась романов. Мне хотелось обвенчаться в полдень, чтобы успеть в Канзас-Сити до вечера. Чувствуя себя вконец разочарованной, я обратилась к отцу.

— Мне очень жаль, Морин, — сказал он, — но в Конституции записано, что у отца невесты никаких прав нет. Он только оплачивает счета да ведет дочь к алтарю. А если он начнет предъявлять права, его посадят под замок. Ты говорила матери, почему хочешь уехать дневным поездом?

— Да, сэр.

— А она что?

— Она говорит, что все было рассчитано на то, что Смиты приедут в 10.42 — это как раз подходило для свадьбы в четыре часа, а на полдень мы не успевали. Я говорю: «Да ведь Смиты уже приехали, мама». А она мне — что слишком поздно все менять. А я: «Почему это? И почему со мной не посоветовались?» А она мне: «Стой спокойно и не дергайся. Надо переколоть булавку». Отец, это ужасно. Со мной обращаются, как с призовой коровой, которую показывают на ярмарке. И прислушиваются ко мне не больше, чем к той корове.

— Морин, но, возможно, менять что-то в самом деле уже поздно. Согласен, твое мнение следует учитывать. Но до свадьбы остается меньше двух суток, а уж если Адель упрется, уговаривать ее бесполезно. Мне хотелось бы тебе помочь, но она и меня не послушает, — у отца был такой же несчастный вид, как и у меня. — Стисни зубы и перетерпи как-нибудь. Когда брат Тимберли скажет: «Объявляю вас мужем и женой», тогда уже не надо будет слушать никого, кроме Брайана. А ему ты, как я погляжу, уже продела в нос кольцо, так что это будет не слишком трудно.

— Не думаю, что я продела ему в нос кольцо.

Преподобному Тимберли сказали заранее, чтобы он строго придерживался методистской епископальной службы, без всяких новомодных штучек, и что обручальное кольцо будет только одно. Но этот болван пропустил мимо ушей и то и другое. Венчальную службу он превратил в какой-то пышный ритуал, похожий, должно быть, на те, которые наблюдал у себя в ложе (он был одно время Великим Канцлером у «Рыцарей и Лордов Высокой Горы»). На репетиции ничего похожего не было — я не узнавала вопросов и не представляла, как на них отвечать. Да еще он обратился к нам с поучением, которое было ни к чему и не входило в церемонию венчания.

Обряду не было конца, у меня разболелись ноги (не заказывайте туфли по почте), и корсет меня душил. (Я никогда его раньше не носила, но мать настояла.) Язык чесался сказать брату Тимберли, чтобы он читал по книге и прекратил импровизировать (до поезда оставалось все меньше и меньше времени (тут он предложил нам обменяться кольцами, и выяснилось, что кольцо-то одно).

Брат Тимберли собрался было начать все сызнова, но тут жених, которому вообще-то полагалось говорить только «Да», сказал ему шепотом, слышным не далее, чем за сотню ярдов:

— Ваше преподобие, перестаньте толочь воду в ступе и смотрите в книгу — не то я вам медного гроша не заплачу.

Пастор хотел было запротестовать, но посмотрел на Брайни и сказал:

— Властью-данной-мне-суверенным-штатом-Миссури объявляю вас мужем и женой! — и тем, думается мне, спас свою жизнь.

Брайан поцеловал меня, мы пошли к выходу, и я запуталась в шлейфе. Шлейф несла Бет и должна была повернуть с ним налево.

Она не виновата — это я свернула не туда.

— Брайни, ты не захватил кусок свадебного торта?

— Не успел.

— И я тоже. Вспомнила вдруг, что с самого завтрака ничего не ела — и почти не завтракала. Давай пойдем в вагон-ресторан.

— Ладно, сейчас спрошу, — Брайни вышел и вскоре вернулся. — Я узнал, где он.

— Ну и где же — впереди или сзади?

— Сзади, самую чуточку. Его отцепили в Джоплине.

Так что наш свадебный ужин состоял из двух засохших бутербродов с ветчиной, купленных у разносчика, и бутылки содовой на двоих.

Часов в одиннадцать мы добрались наконец до отеля «Льюис и Кларк», где Брайни заказал номер. Извозчик, похоже, и слыхом не слыхивал о такой гостинице, но готов был разыскивать ее, пока лошадь везет. С вокзала он повернул не в ту сторону, а когда Брайни сказал ему об этом, стал спорить, довольно дерзко. Брайни сказал:

— Возвращайтесь на вокзал: мы возьмем другого извозчика.

Ультиматум помог, и мы приехали куда надо.

Как и следовало ожидать, ночной портье тоже слыхом не слыхал о заказе Брайни. Но Брайан никому не позволял над собой измываться и стесняться не стал.

— Я заказал номер три недели назад по почте, — сказал он, — и перевел вам деньги. Вот квитанция, а вот письмо с подтверждением от вашего управляющего. Разбудите его, и прекратим этот глупый спор, — он сунул письмо под нос портье. Тот посмотрел.