Зауряд-врач (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
Я сдвинул защелку и вытащил магазин. Пустой.
– Вот! – Тимка протянул тяжелый кисет.
Развязав стягивавший горловину шнурок, я обнаружил внутри извалянные в махорке патроны. Взял один. Калибр 7,62[4], карманный вариант.
– Благодарю, братец!
Рассовываю подарки по карманам и ухожу. Теперь можно и позавтракать. Завтрак здесь – это наш обед. С утра подают чай с выпечкой, к слову, вкусной. Завтрак в полдень. Раненых кормят хорошо, врачам тоже перепадает. На фронте с едой хуже.
Поел. Водки мне не предложили, сам просить я не стал. Не опохмеляюсь. После завтрака пошел навестить Карловича. Следовало сразу, но я оттягивал – не хотел нарываться на выговор. Все равно пришлось.
Доктор выглядел молодцом.
– Добрый день, Валериан Витольдович! – сказал мне, улыбнувшись. – Проведать зашли?
– Рану надо посмотреть, – буркнул я.
– Смотрите! – разрешил он.
Я размотал бинт. Отдирать не стал – зачем человека мучить, только приподнял край и исследовал кожу вокруг раны. Покраснения нет, припухлости тоже. Замечательно.
– Воспаления не чувствую, – согласился Карлович. – Температуры нет. Помогло ваше свечение. Как вы это делаете?
– Самому бы знать. Прикасаюсь и чувствую, как исходит тепло.
– Давно это у вас?
– После операции. Я тогда свою рану лечил. Догадался и стал к другим применять.
– Неисповедимы пути господни! – перекрестился Карлович. – Правильно поступаете. Раз есть дар, грех не использовать.
Он замолчал, разглядывая меня. Я сжался, ожидая разноса, и тот последовал.
– Вы способный хирург, Валериан Витольдович. Раненых любите, что для врача необходимо. Храбры – лазарет отстояли. За это вам люди благодарны. Но я все равно сделаю вам внушение.
За немца или вчерашний загул?
– Вы ходили по лазарету с пистолетом. Зачем вам оружие? Мы врачи, а не строевые офицеры. Сестры пугаются. Оставьте эти окопные привычки!
Всего-то? А я-то ждал! Хорошо, что браунинг в кармане.
– Нет у меня этого пистолета. Уряднику подарил.
– Правильно поступили! – обрадовался он. – Пусть казак воюет. Кстати, – в глазах его появилось смешинки. – Вы хорошо пели вчера. Даже я заслушался.
М-да. Чувствую, что краснею.
– Песни незнакомые. Нам вы таких не исполняли. Про казаков явно поэт сочинял. Не вы часом?
– Не я. Александр Розенбаум. Кстати, врач.
– Не слыхал. Немец?
– Еврей.
Карлович морщится. Сам он немец, фамилия у него Рихтер. Немцев в России хватает, жили на отжатых территориях. Офицеры и врачи, чиновники и торговцы… С началом войны отношение к ним изменилось – с другой стороны фронта тоже немцы. В моем мире это кончилось погромами и ненавистью к императрице – немке по происхождению. Здесь этого пока нет, но Карлович тревожится. Потому немец, сочинивший песни про казаков, был бы к месту. А тут еврей влез…
– Способный народ евреи, нос по ветру держат, – замечает доктор. – Казаки сейчас в моде – хорошо показали себя на фронтах. Нам споете?
– При удобном случае.
– Вам его предоставят. Из штаба дивизии телефонировали. Немцев отбили, на фронте тихо. Раненых не ожидается.
Он встал и подошел к открытому окну. Я присоединился. Некоторое время мы смотрели на пустой луг. Тот выглядел мирно. Трупы убрали вчера, оружие унесли. Только пятна от кострищ напоминали о ночевке казаков.
– Хорошо, когда так тихо! – сказал Карлович. – Не люблю войну.
Я – тоже. Но войне плевать на нашу нелюбовь…
На дороге со стороны линии фронта, показался автомобиль. Он мчал на большой скорости. Это с чего так гонят? И, главное, куда? От немцев удирают? Не угадал. Автомобиль свернул к лазарету и въехал во двор. Из него выскочил незнакомый генерал с профессорской бородкой и брюшком.
– Санитары, сюда!
– Идем! – сказал Карлович. – Похоже, раненого привезли …
Раненым оказался знакомый мне генерал – тот, что обозвал меня «орлом». Нечто подобное я предполагал – простого солдата в машине не повезут. Выглядел генерал скверно. Без сознания. Посеревшее лицо, хриплое дыхание, розовая пена в уголках губ. Повязка на груди вся в крови. Цвет – алый. Легкое пробито, это к гадалке не ходи, да еще артерия задета.
– Как это случилось? – спросил Карлович, когда мы закончили осмотр.
– Шрапнель, – буркнул генерал с брюшком и зло ударил себя кулаком по ладони. – Вышли на позиции посмотреть, а немцы углядели. Дали залп. Главное, никого более не задело, а вот Алексей Алексеевичу досталось. Спасете его, доктор?
– Сделаем все возможное, – сказал Карлович, и по его тону я понял, что доктор не надеется на благополучный исход. – Раненого – в операционную! Приготовьте все! Дать ему наркоз!
Санитары подхватили носилки и утащили раненого
– Будете оперировать? – генерал уставился на надворного советника.
– Не я, а он! – Карлович указал на меня. – У меня рука пулей пробита.
– Этот юнец? – генерал уставился на меня. – Лучшего нет?
– Этот юнец и есть лучший! – рассердился Карлович. – Сложнейшие операции делает. И никто из пациентов не умер.
– Может, в Молодечно отвезти? – не успокоился генерал.
– Не довезете! – буркнул Карлович. – Извольте, ваше превосходительство, не мешать! Вы свое дело сделали.
По его тону можно было понять, что именно генерал с профессорской бородкой виновен в ранении. Тот это уловил и сдавленно выругался. Мы пошли надевать халаты и мыть руки.
– Я буду присутствовать, – объявил Карлович. – Может, буду полезен. Так нужно. Если генерал умрет, а это с большой долей вероятности случится, у вас будут неприятности. А мне терять нечего, я свое отслужил.
Золото у меня, а не начальник! В том мире меня не стали бы так прикрывать. Есть русская интеллигенция, есть! Она лечит и образовывает, пишет книги и совершает научные открытия. А вот те, кто мотается по площадям и кричит о нарушенных правах, к интеллигенции отношения не имеют. Они – пена из выгребных ям.
– Кто этот раненый? – не удержался я.
– Не узнали? Генерал от кавалерии Алексей Алексеевич Брусилов, командующий Белорусским фронтом. Генерал, который его привез, Антон Иванович Деникин, командующий армией.
Да, уж свезло… Эта мысль мелькнула и исчезла. Мы перешли в операционную. У стола стояли Леокадия и дантист.
– Спит! – доложил последний.
– Останьтесь, Михаил Александрович! – попросил я. – Возможно, понадобитесь.
Дантист с удовольствием кивнул. Ему в радость. Мы с ним говорили, и Михаил сказал, что мечтал стать хирургом. Но отец заявил: «У человека одно тело и 32 зуба. Нет, Мойша! Только в дантисты!»
Леокадия срезала бинт. Из открывшейся раны брызнула кровь. Артерия повреждена. Я сунул палец в рану и пережал ее.
– Николай Карлович, смените меня!
Он кивнул и подошел ближе. Мы поменялись местами. Теперь он зажимал поврежденную артерию. Я взял скальпель. Разрез… Леокадия и поспешивший на помощь дантист пережимали сосуды и растягивали рану крючками. Ребра… Вот она, голубушка!
– Здесь! – указал я Леокадии. Она ловко щелкнула зажимом. – Николай Карлович, отпускайте!
Он убрал палец и сделал шаг в сторону. Я осушил рану тампоном и склонился. Что у нас? Пуля задела артерию, но не разорвала. Уже легче. Перебитую я бы не заштопал – нужен стент. Здесь о них не знают.
– Перевяжете ее? – спросил Карлович.
– Нет, – покачал я головой. – Слишком крупная. Нарушится кровоток в легком. Зашью.
Карлович осуждающе покачал головой, но от слов удержался. Вот и славно – не нужно мешать. Работа знакома, шовный материал имеется. Хороший, кстати, французский – привезли вместе с инструментами.
Медленно, миллиметр за миллиметром, пришиваю надорванный край артерии к прежнему месту – аккуратно и частыми стежками. Спешить здесь нельзя. Последний узелок…
– Леокадия Григорьевна, отпускайте!
Артерия наполнилась кровью, из проколов брызнули тонкие струйки.
