Альтернатива маршала Тухачевского (СИ) - Толстой Владислав Игоревич (книги серия книги читать бесплатно полностью txt) 📗
— Как это ни парадоксально, но, не исключено, что его спасла психологическая "броня" романтизма, привычка уходить из реального мира в созданный его воображением, в качестве защиты от реальности, идеальный мир. Другой вопрос, что негативные эмоции все равно надо было как-то канализировать — и будущий фюрер нашел выход в ненависти. Поскольку он был романтиком, внутренний мир которого был построен на идее абсолютного величия Германии, то он попросту "поставил знак равенства" между своими личными недоброжелателями, неважно, действительными или мнимыми, и врагами страны, не особо утруждая себя размышлениями на тему, какие враги являются настоящими, а кого пропаганда "назначила врагами".
— Надо заметить, что у Адольфа вообще неважно было с навыком логического мышления. Он отнюдь не был глуп, но, как многие увлекающиеся люди, всерьез занимался только тем, что ему нравилось — а точные науки, развивающие способность к анализу, в этот список не входили. Адю выручала невероятная интуиция, он буквально "нутром чуял" выигрышные решения. Несколько утрируя, можно назвать его "Наполеоном от политики" — подобно тому, как в военных академиях не изучают метод Наполеона, поскольку метода, как такового, не было, была нечеловеческая интуиция, помогавшая Бонапарту находить выигрышные решения; так и у Адольфа, строго говоря, не было продуманной стратегии — суть его "Майн Кампф" можно свести к тому, что арийскому народу, каковым являются германцы, всячески вредят враги внешние и внутренние, состоящие из представителей низших рас; упомянутые низшие расы следует немножко перебить и завоевать, после чего на руинах старого мира отстроить новый, правильный мир, в котором арийская раса, возглавляемая, ясный пень, немцами будет господами — а все остальные станут рабами или покойниками. Поскольку Адольф мыслил образами, а не цифрами и фактами, ему как-то не пришло в голову, что "стратегия" уничтожения и порабощения большей части человечества чревата нехорошими последствиями даже для столь могущественной нации, как немецкая.
— Вот тут налицо принципиальное различие между Бонапартом и Гитлером — император Франции входил в число наиболее образованных людей своего времени, прекрасно владел математическим аппаратом, так что интуиция для него была одним из главных инструментов, дополняя великолепно тренированный навык логического мышления и привычку системно организовывать подконтрольное ему пространство, достаточно вспомнить юридическую систему наполеоновской Франции, основой которой был "Кодекс Наполеона"; фюрер же с трудом осилил среднее образование, профессиональных навыков работы с информацией у него не было — у него интуиция была единственным инструментом. Как следствие, там, где Наполеон мог полноценно контролировать свое ближайшее окружение, Гитлер мог только верить или не верить своим приближенным.
— Одним из следствий его сверхинтуиции было пренебрежение и к образованию, и к образованным людям; дополненное и отсутствием чувства юмора, и, постепенно росшим самодовольством, и, в особенности, убеждением в собственной избранности, оно постепенно превратилось в чувство непогрешимости.
— Но я несколько забежал вперед — поправился полковник. — Началась Первая Мировая война, на которую он пошел добровольцем, судя по всему, из искреннего желания послужить своей стране, надо полагать, плохо представляя себе, что такое настоящая война. Надо отдать ему должное, Гитлер проявил себя храбрым солдатом — если Железный крест II степени имели многие фронтовики, то Железный крест I степени солдатам и унтер-офицерам в кайзеровской армии давали крайне неохотно, как правило, в тех случаях, когда не дать эту высокую награду было невозможно. У меня нет оснований сомневаться, что это был как раз этот случай — Адик был связным, т. е. человеком, обязанным раз за разом смертельно рисковать, ползая под обстрелом, чтобы передать приказ командира.
— Другой вопрос, что, находясь на передовой, убивая и видя смерть товарищей, Гитлер неизбежно получил тяжелую боевую психическую травму. Судя по его поведению в послевоенные годы, посттравматический синдром у него был в тяжелой форме.
— Напомню азы — дело в том, что в нашей психике стоит мощнейший блок, запрещающий убийство себе подобных. Преодолеть этот блок, во-первых, очень непросто, во-вторых, платой за убийство становятся послевоенные психические расстройства, мешающие жить среди обычных людей — тот самый посттравматический синдром. Недаром в современных западных армиях всех участников боевых действий отправляют к психологам, которые целенаправленно занимаются вытеснением и замещением психотравмирующих воспоминаний. У нас принято обходиться водкой, которая, как правило, только обостряет болезненную, переходящую пределы разумного, тягу к справедливости, готовность добиваться ее силовыми способами, отсутствие "тормозов", и многое другое.
— Все это прослеживается у Гитлера. Кроме того, надо отметить еще одну особенность его психики, явно появившуюся в результате боевой психотравмы — многократно видя смерть боевых товарищей, он стал очень болезненно относиться к потерям немецких войск. Можно даже сказать, что насколько наплевательски он относился к террору против мирного населения на оккупированных территориях СССР, Югославии, Польши, воспринимая его как норму в отношениях "высшей расы" к "унтерменшам", настолько нервно он относился к потерям Вермахта и СС.
— А теперь прикинь, пожалуйста, реакцию такого человека на единовременную, в течение пары суток, потерю вооруженными силами Германии 200–300 тысяч человек убитыми и 500–700 тысяч — искалеченными и ранеными — предложил отец сыну.
— Он будет в шоке — медленно сказал сын — и потому, что его интуиция, основа, на которой основано его чувство непогрешимости, его катастрофически подвела — мало этого, она поставила на грань катастрофы его смысл жизни, непобедимую и могущественную Германию; его будет терзать чувство вины за погибших. Да, поскольку психика у него неустойчивая, как только станут понятны масштабы катастрофы, он мгновенно перейдет от эйфории, в которой он наверняка находился, ощущая себя всемогущим, к тяжелейшей депрессии, которая будет углубляться по мере поступления сообщений о новых потерях.
— Ты абсолютно прав — такой человек ухватится за любую возможность прекратить то, что будет восприниматься им как падение в бездонную пропасть.
— Очень хорошо — одобрительно улыбнулся Вячеслав Владимирович сыну — ты упустил еще один момент, который сыграет немалую роль в выстраивании отношений Советского Союза и Германии после превентивного удара.
— Присущая немецкому менталитету абсолютизация силы? — утвердительно спросил Ленков-младший.
— Совершенно верно — плюс, имевшееся у Гитлера, чувство справедливости, пусть и очень своеобразное — подтвердил отец. — Если сумели доказать свою силу, от всей широты души отвесив Вермахту по чувствительным частям организма — значит, мы ошибались, считая их слабыми; а, раз они сильные — значит, заслуживают уважительного отношения, включающего в себя признание их равными, или, близко к тому. Для нас это очень важный момент, который поможет выстроить выгодный СССР дружественный нейтралитет с Третьим Рейхом, когда немцы будут выяснять отношения с англосаксами.
— Я так понимаю, это у тебя запасной вариант? — спросил наследник.
— Естественно — кивнул Ленков-старший. — Этот вариант плох тем, что, во-первых, англичане получат не меньше полутора лет на приведение в порядок своей армии после разгрома 1940 года и развертывание военного производства; во-вторых, у американцев будет добрых два года на развертывание массовой армии и перевод экономики на военные рельсы; в-третьих, у немцев понесут тяжелые потери подвижные соединения и ВВС, так что масштабные действия против англичан в Северной Африке они смогут развернуть не раньше начала 1942 года; в-четвертых, наша страна понесет немалые затраты на подготовку к войне — худшего варианта все-таки исключать нельзя! — плюс к тому, при хорошем раскладе, перерыв в экономических связях с Германией нам точно на пользу не пойдет. Этот вариант можно назвать худшим из лучших; к лучшим его можно отнести потому, что наше Отечество не станет оплачивать своей кровью уничтожение стратегического конкурента США — ну а худший он потому, что при его реализации потери нашего настоящего врага номер один, англосаксов, будут минимальными.
