Археолог: солнечный камень (СИ) - Рудин Алекс (электронные книги без регистрации .TXT, .FB2) 📗
Епископ только прислонился спиной к мачте, собираясь вздремнуть, как вдруг услышал резкий свист. Что-то ударило в мачту возле самой его головы, и мачта вздрогнула, завибрировала.
— Ложись! — не своим голосом закричал Бенедикт.
Падая на дно лодки, Адальберт успел увидеть стрелу, которая торчала из мачты.
А от берега, в погоню за монахами отчаливала лодка, полная каких-то оборванцев, одетых в звериные шкуры. Оборванцы весело гикали и вопили, размахивая дубинами и луками.
Глава 5
Июнь 1970-го года. Балтийск, Калининградская область СССР
За входной дверью немецкого дома оказался квадратный холл. Двери слева и справа вели в квартиры, а прямо передо мной была деревянная лестница на второй этаж, выкрашенная противной коричневой краской.
Я повернулся к левой двери. Обитая рваным чёрным дерматином, из-под которого топорщились клочья войлока, эта дверь выглядела нищим оборванцем. Ручка бессильно обвисла на одном гвозде, вместо глазка зияла обыкновенная дырка.
Я осторожно взялся за ручку. И в этот момент противный голос за спиной сказал:
— О! Ещё один явился!
Я быстро обернулся. На площадке лестницы стояла женщина в цветастом халате. Халат был небрежно запахнут и стянут пояском. На голых ногах женщины болтались стоптанные шлёпанцы, кое-как подобранные светлые волосы свисали неровными прядями. Подмышкой она держала большой алюминиевый таз.
— Третий день ходят! — добавила женщина, неприязненно глядя на меня. — А толку? Славка пенсию давно пропил! Вчера ко мне приходил занимать. Только шиш я вам дам хоть копейку на водяру вашу, будь она проклята! Нажрётесь, обоссыте весь подъезд, а кто мыть за вами будет?
Я застыл в растерянности. Женщина спустилась по скрипучим ступенькам и больно толкнула меня тазом.
— Дай пройти, алкаш! Встал тут на дороге!
С этими словами она вышла на улицу.
Подумав пару секунд, я вышел за ней. Не глядя на меня, женщина принялась снимать с верёвки высохшее бельё и складывать его в таз. А я направился к магазину.
— Бутылку водки, пожалуйста! — сказал я скучающей продавщице и протянул ей пятёрку. — Половинку хлеба и банку кильки в томате.
Продавщица молча поставила на прилавок бутылку. Одним движением огромного ножа располовинила буханку хлеба и грохнула о прилавок банкой рыбных консервов.
— Спасибо! — сказал я.
До чего же неудобно жить в стране, где ещё не придумали полиэтиленовые пакеты! Хотя, для экологии это несомненный плюс. Но теперь любой желающий мог видеть меня на улице посреди белого дня с бутылкой водки в руках. Учитывая наличие военных патрулей, это меня совсем не радовало. Поэтому я кое-как запихал банку кильки в карман брюк, бутылку сунул за пояс и прикрыл рубашкой. А хлеб понёс просто в руках.
Нагруженный этими припасами, я вернулся к немецкому дому. Женщины во дворе не было — то ли собрала всё бельё, то ли сейчас вернётся за второй порцией.
Судя по тому, что кое-какое тряпьё ещё болталось на верёвке, правдоподобнее был второй вариант. Поэтому я быстро прошмыгнул в подъезд. Стучать в оборванную дверь не стал, просто осторожно потянул её на себя за болтающуюся ручку. Дверь послушно открылась. Я прошёл внутрь и прикрыл за собой створку.
В полутёмной квартире воняло грязными носками, застарелым табачным дымом, немытым телом и ещё чем-то прокисшим. Запах был такой силы, что меня чуть не вытошнило на потемневшие от грязи деревянные половицы. В глубине квартиры — видно, в туалете — журчала струйка воды.
Я постоял, привыкая к вони, а потом прошёл тёмным коридором к двери, ведущей в комнату.
Хозяин квартиры отдыхал. Раскинув руки, он в одежде лежал на широкой двуспальной кровати и похрапывал. Постельного белья на кровати не было. Полосатый матрац украшали жёлтые пятна.
Под исцарапанным полированным столом при каждом шаге позвякивала батарея пустых бутылок. Видно, недавно в квартире был грандиозный загул, после которого хозяин ещё не успел сдать стеклотару. Стол был застелен газетой, на которой стояли два стакана и консервная банка, полная окурков. Рядом с этой импровизированной пепельницей лежала ссохшаяся хлебная горбушка, начатая пачка «Беломорканала» и стояла тарелка с остатками присохших макарон.
Я вытащил бутылку из-за пояса и поставил её на стол. На чистый край газеты положил хлеб, рядом — банку кильки. Ещё раз посмотрел на мирно спящего хозяина квартиры и повернулся к окну.
Меня интересовал подоконник.
Очевидно, хозяин квартиры использовал его как полку для мелочей. Помимо горшка с давно засохшей бегонией, на широком подоконнике громоздились стопки старых газет, лежал рваный носок, очки с одним стеклом, связка самых разных ключей, ещё одна банка с окурками и пустая стеклянная банка с мутными разводами внутри.
Под батареей я заметил деревянный плотницкий ящик. Из него в разные стороны торчали напильники, гаечные ключи и отвёртки. Странно, что хозяин до сих пор не пропил это богатство. Хотя, возможно, он дорожил инструментом, как памятью о прошлой трезвой жизни?
Я отодвинул в сторону газеты. Подоконник был сделан из двух толстых досок. Концы досок надёжно вделаны в кирпичную кладку стен, продольная щель залита белой краской.
Я присмотрелся к краю наружной доски и не сразу, но увидел то, что ожидал. Тонкую, тщательно залитую краской щель старого пропила у самой стены. Если бы я не знал, что он должен здесь быть, ни за что бы не заметил — настолько неровно лежала краска на старом дереве.
Второй пропил ожидаемо обнаружился на противоположном конце подоконника.
Я ухватился руками за толстую доску и осторожно потянул её вверх. Доска даже не шелохнулась. Чёрт! Здесь монтировка нужна, не иначе!
Храп за спиной внезапно стих. Хриплый голос спросил:
— Митька, ты?
Я обернулся. Проснувшийся хозяин квартиры смотрел на меня широко раскрытыми мутными глазами.
— Митька! Приехал? А я тут это... отдохнуть прилёг маленько. Сейчас!
Алкаш сел на кровати и спустил на пол тощие ноги в вытянутых спортивках.
— Щас, Митька, погоди! В себя приду.
— Здравствуй, дядя Слава! — сказал я, делая шаг к нему.
— Ты кто? — недоумённо спросил алкаш. — А Митька где?
— Я его друг, — объяснил я. — Митька просил зайти, тебя проведать. Вот.
Движением руки я показал на выложенный мною на газету натюрморт.
— Ага. Щас!
Алкаш помотал встрёпанной головой, пытаясь прогнать похмельную муть.
— Слушай, плесни малёха, а? Башка гудит!
Я оторвал с водочной бутылки пробку из плотной фольги и налил половину стакана.
— Дядя Слава, открывашка есть у тебя? Или нож?
— На кухне! Да давай так!
Я протянул ему стакан. Дядя Слава принял его дрожащей рукой, пробормотал:
— На здоровье!
И одним махом опрокинул водку в себя.
Я забрал у него стакан. В залежах грязной посуды на кухне отыскал устрашающего вида нож и вскрыл им банку кильки. Лежавшие ровными рядами рыбки скорбно взглянули на меня круглыми глазами.
Прямо на газете я порезал хлеб и снова налил водку — полстакана дяде Славе, и на палец — себе. Выпили.
— Как там Митька-то? — спросил дядя Слава. — Учится? Как уехал — так и глаз к отцу не кажет.
— Учится, — кивнул я. — Сессию на пятёрки сдал. Их с ребятами сейчас на практику отправили в Ростов. А нас — сюда. Вот Митька и попросил меня зайти, посмотреть — как ты живёшь.
— В Ростов? — изумился дядя Слава. — Из мореходки? А там разве море есть?
Мда, прокололся ты, Саня!
— Озеро там есть, — нашёлся я. — Неро. Большое озеро. Ребята на нём специальную технику испытывают. Митька хотел тебе письмо написать, но начальство запретило. Секретная практика!
— Помнит, значит, отца! — умилился дядя Слава. По его небритой щеке скатилась одинокая мутная слеза. — Ну, наливай! За Митьку моего! Настоящего мужика я вырастил!
Мы снова выпили. Остриём ножа я соорудил из хлеба и кильки бутерброд и протянул дяде Славе. Но тот даже не заметил. Вытащил из пачки папиросу, нашарил в кармане спортивок раздавленный спичечный коробок и закурил. Терпкий сизый дым пополз по комнате.