Господин арматор (СИ) - Хорошавин Сергей (читать книги полные TXT) 📗
– Прибыл я в твою державу Государь гол как сокол, – начал я издалека, – Даже крест и тот разбойнички сняли. Наградил ты меня за доброе дело по-царски, кроме шубы, да доспеха доброго, да сабли булатной, аргамака пожаловал да пять сотен рублей.
– Истинно так! – кивнул Иван Васильевич, – Но никак не уразумею, к чему ты разговор ведешь…
– А к тому государь, что на деньги те я, по воле твой и милости, дело своё поднял, да такое, что два года едва прошло, а те деньги вдесятеро вернул. За всё это нужно мне возблагодарить Господа Христа нашего, однако латинских костелов и монастырей в твоей державе нет и посему иначе как добрым делом богоугодным вознести благодарность я не могу.
– Господа отблагодарить дело праведное, – вкрадчиво сказал Висковатый, – Токмо какой православный храм от латинянина дар примет?
– Когда спросил меня Государь о том, что желаю в награду, вспомнил я, что слух по Москве ходит о неурожае грядущем. Так ли?
– Ведомо мне о том, – сказал государь, – Ванька Висковатый по моему приказу розыск вел, да токмо не дознался, истинна ли та весть али лжа вздорная. Василий Нагой о том же молвил: много народа православного сгинет. Народ ему верит…
– Я так мыслю, Государь, не даст Господь пропасть доброму делу втуне. А ну как будет неурожай, да цены на хлеб вырастут, сколько тогда народа сгинет? У тех, кто в работы нанимается, да своего хозяйства не имеет – им как выжить? Потому и прошу дозволения открыть в Москве и иных городах корчмы, где каждый нуждающийся сможет получить кусок хлеба и миску каши по твердой цене. Оную ты, Государь сам определи, да пусть дьяки грамотки напишут, а я велю своим людям их на видном месте в каждой корчме повесить, чтоб народ видел, что обмана нет.
– Дело благое задумал! – сказал Иван Васильевич, – Дозволяю сие, однако не будь ты мне люб, решил бы, что Государевой воле супротивничаешь, да над царем шутки шутишь! Я тебе что велел? Награду себе выбрать, а ты мне подарки даришь…
– Прости Государь, того и в мыслях не было.
– Проси об ином, – велел государь, – Чтобы награда была доброй и всем на зависть.
Умеет Иван Васильевич удружить, слов нет! Чего мне не хватало, так это чтоб все вокруг завидовали. Ну и как теперь выкручиваться? Чтобы и волю государеву исполнить, проблем не огрести и самому в накладе не остаться. Потребности у меня есть и много, но почти все они решаемы в рабочем порядке. Хотя, стоп! Одна проблема всё-таки есть.
То, что местный скот мелковат, ещё на примере волов, как тягловой силы для расшив, стало ясно. Жаль, что калмыцкую породу пока никак не достать, не скоро ещё калмыки в степях Нижнего Поволжья появятся. Пока можно было бы закупить коров и быков-производителей у тех же немцев, чай не кони, и двойного назначения, как это принято говорить в мое время, не имеют. По крайней мере, пока немцы не прознали о моих самоходных судах. Так что, скорее всего добрые немецкие бюргеры не откажут и за хорошие деньги продадут желаемое, а вот где разводить это "рогатое богатство"?
На Выксе пока сплошь леса да болота, заливных лугов едва хватает, чтобы прокормить ту лошадей, что мы успели прошлым летом захватить на реке Сок, да овец закупленных у ногайцев Исмаила и осенью в Муроме. Две с полтиной сотни коней, сотня лошадок, жеребят пять дюжин, двести тридцать коровенок, сотня волов, да почти столько же молодых бычков. Да ещё полторы тысячи овец и баранов. Сена хватает хоть и с запасом, но косить его приходится по всему протяжению Железницы, Выксунки, Вили да Велетьмы, притом, что лошадям ещё и овес на прикорм идёт, а часть скотины с наступлением морозов забиваем. Так что самым разумным будет попытаться решить эту проблему за счёт государевых вотчин, раз уж он так настаивает на том, чтобы я сам выбрал награду.
Тщательно обдумав формулировки, я начал осторожно излагать своё желание, внимательно наблюдая реакцию самодержца. Впрочем, каких либо возражений я не встретил, хотя сама идея отдать государевы вотчины в откуп на десятилетний срок с возможностью продления сильно удивила царя. Но больше он засомневался в том, что удастся купить у немцев породистых быков и коров, не говоря уж о лошадях. Тут я его успокоил: если не скупиться, то мне этот скот те же англичане привезут через Холмогоры, и похоже накаркал. Иван Васильевич глянул на меня хитро и вкрадчиво молвил:
– На ловца и зверь бежит! А я-то думаю, кому за английскими торговыми людишками догляд поручить! Вот тебе и смотреть за ними, как они торг ведут.
– Государь? – попытался спросить я, но Грозный нахмурился и жестом остановил меня.
– Не перебивай царя! Знаю я, о чем скажешь. Мол, и так скачешь аки мысь по древу.
– Верно, Государь.
– А я так мыслю: есть у тебя верные да умные людишки, вот и отправь кого в Холмогоры, кого в Ярославль, кого в Нижний Новгород, а лучшего в Москву!
– Сделаю, Государь. К слову о лучшем…
– Вижу, просить за него собрался?
– Верно, Государь. Писал я о нём тебе в своей челобитной, Иваном Васильевичем Кожемякиным кличут, он со мной на Москву ныне приехал…
– Совсем ты наших обычаев не ведаешь, – засмеялся государь, – Не бывало такого, чтоб простого посадского да с вичем писать. К тому же мальца несмышленого!
– А простого ли? – сказал я, после чего вынул из кармана небольшую продолговатую шкатулку, и, протянув её царю, продолжил, – Взгляни Государь, сие его работа.
Иван Грозный кивнул Висковатому и тот, повинуясь молчаливому приказу, взял и открыл её, вынул содержимое и, осмотрев, показал царю. Я же, упреждая вопрос государя, пояснил:
– Сие суть чеканы для монет. Коли будет на то твоя воля, оными пристойно пожаловать тех, кто под Судбищами сражался храбро и кровь проливал во славу твою и Христову. Та монета наградная, что в три четверти вершка аккурат пять рублей золотом выходит, а полвершковая в два…
– Однако, – сказал государь, читая филигранно выполненную надпись, – Не простой малец-то!
– Истинно так Государь! Я мыслю, Господь неспроста дар такой парню послал. В Италии есть мастера знатные и умелые, о том тебе ведомо, но подобные наперечет, да зрелые мужи, почитай, почти все. Ещё одну его работу показать хочу, послать бы за ней…
– Опосля покажешь, – сказал Иван Васильевич, – Так скажи, о чем речь.
– Слышал я, немцы станок придумали монетный, чтоб монеты добрые делать. Того станка не видал, однако велел Кожемякину поразмыслить, а ну как выйдет сделать, да лучше чем у немцев.
– Нешто сделал?
– Покуда токмо образец малый, игрушку детскую, но из олова монетки с чечевичное зерно чеканит добро, а велишь, возьмётся построить и большой. А я ему в том помогу, чем посильно.
– Велю! Пиши грамотку, – кивнул Висковатому царь, – Коли Ванька Кожемякин сей станок сделает, да в Москву на монетный двор представит, то быть ему у меня в милости великой и писаться Иваном Васильевичем и детям его и внукам с вичем писаться!
Пока Иван Михайлович скрипел пером, а государь диктовал ему содержимое грамотки для моего подопечного, я немного расслабился, предположив, что на этом, основная часть разговора о делах государственных закончилась, и как оказалось зря! Едва грамота была написана, Иван Васильевич поинтересовался, сколько пушек подобных тем, что я сделал для Шереметьева можно ещё отлить до конца года.
– Три дюжины не более! Та добавка к меди, что надобна, для того чтобы пушки жара не боялись, в этом году вся на исходе…
– А чугунных? – сказал Иван Васильевич, – Подобных тем, что для Сокского острога лил.
– Три дюжины отолью, ежели до сентября, тут иная беда – не быстро дело спорится, в земляные формы льем, на раз оных и хватает, едва в четыре дня управляемся да отливка день.
– Грех бога гневить, да жаловаться, у меня мастера на Пушечном дворе малую пушку месяц делают, а великие порой и более года.
– Мастеров толковых у меня всего двое, что формы делать обучены. К ним ученики приставлены, но ранее весны следующей литье им не могу доверить.
