Вариант "Новгород-1470" (СИ) - Городков Станислав Евгеньевич (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Такой резкий перевод темы возымел свое действие и Дан снова завладел вниманием людей, сидящих в горнице.
— Я не убогий и не юродивый, — на всякий случай, уточнил Дан, — и то, что я вам сообщу, не является моей придумкой.
— Итак, — произнес Дан и перевел дыхание… Он, все-таки, не был прожженным демагогом и потому здорово волновался. — Я не знаю, как вы воспримите мои слова, однако после удара по голове… В общем, я видел, что произойдет с Новгородом и с вами. — И не давая ни тысяцкому, ни посаднику с боярыней и рта раскрыть, уронил: — Я знаю, когда и кто убьет посадника Дмитрия… — Дан метнул взгляд на примостившегося справа от Марфы Посадницы посадника Дмитрия — … когда и кто тысяцкого Василия… — быстрый взгляд на «баскетболиста» Василия…
— Что-о? — с секундным запозданием, среагировал Дмитрий и подался вперед. — Ты, человече, не заговаривайся, — угрожающе произнес он.
— И где отдаст богу душу боярыня Марфа Борецкая, — не обращая внимания на посадника, добавил Дан. Он рисковал, сильно рисковал, ведь, за такое могли и в «яму» посадить, а затем долго пытать, подозревая участие в заговоре. Но, к сожалению, он не знал, как по-другому заставить этих троих высших чиновников Господина Великого Новгорода, от которых сейчас зависела судьба всей новгородской республики, выслушать его. А Дану было нужно, чтобы они выслушали его, или… Или же Новгород, все-таки, превратится в забытый провинциальный город российской империи, а уцелевшие его жители — в ее бесправных подданных. Из горожан Господина Великого Новгорода в холопов..! Нужно было рисковать.
На удивление, Марфа, вздрогнув, когда Дан упомянул ее имя, больше никак не проявила своего интереса к сообщению Дана. А тысяцкий, вообще, хмыкнул: — Напужал, тоже. Только учти, я пуганый…
Дана начало трясти. И от страха за себя, родного, от того, что он сейчас находился на грани «фола» и запросто мог попасть отсюда прямо на дыбу, и от того, что он очень хотел донести до мозгов, до печени, до сердца этих троих, без сомнения, самых важных должностных лиц новгородской республики, что произойдет с ними и с Новгородом, какое будущее ожидает город и его жителей, если в сей момент, сию секунду, не изменить, не начать менять политику города. И он очень рассчитывал, что эта троица сделает нужные выводы из того, что Дан им расскажет. Ведь, не дураки же они в конце концов! Должны задуматься… Даже, если не поверят в слова Дана. А, задумавшись, предпринять кое-какие меры — хотя бы просто так, на всякий случай. Допустим, убрать перекосы и крайности в организации новгородского ополчения-армии, перекосы очевидные для человека 21 века и незаметные для людей 15 века. Уже одно это может повлиять на баланс сил в предстоящем столкновении с князем Москвы Иваном III. А, когда сведения Дана станут подтверждаться — а это неизбежно, ибо это новгородцы еще могут ни о чем не подозревать, а в том будущем, откуда в Новгород свалился Дан, все давным-давно уже известно — правители новгородской республики просто вынуждены будут провести дальнейшие преобразования, иначе они станут самоубийцами. И провести эти преобразования с его, Дана, участием или с его, Дана, подсказки. В любом случае, без этих преобразований, Москва, кой черт, не сейчас, так позже, все равно захватит Новгород. Но, зато, если Новгород изменит свою политику и сохранит независимость… Он может стать центром притяжения для всей северо-восточной Руси. Не Москва со своими золотоордынскими замашками, а именно исконно русский Новгород. И вся истории России пойдет, возможно пойдет, другим путем. В ней уже не будет места для психопата Ивана Грозного, лично, по монгольскому обычаю, сдирающему кожу с живых людей, не будет места для его уголовников-опричников. Не появится никудышный полководец, жестокий правитель и создатель первого российского «ГУЛАГа» — для строительства Петербурга — Петр Первый; не умрут от голода — в 20 веке! — миллионы людей в Поволжье и на Украине, не погибнут бессмысленно и бездарно на строительстве Беломорканала, на лесоповалах Урала и на прокладке железной дороги в никуда, на Колыму, в вечную мерзлоту Сибири, заключенные советского «ГУЛАГа». Не станет тысяч почти мальчишек, «трофеев», как называли этих парней работники НКВД, а вслед за ними и бойцы и командиры Красной армии, прямо с поезда, прямо в гражданской одежде, без всякой жалости, брошенных под пулеметы немцев во Второй Мировой или просто, тупо, на минные поля для создания проходов… И вся вина этих вчерашних мальчишек — «трофеев» состояла в том, что они были в оккупации. На территории, спешно оставленной Красной армией после боев с немцами в 41–42 годах. И не успели эвакуироваться в тыл… Не будет специальных послевоенных бригад железнодорожников, снимавших — на станциях — с тормозных площадок и подножек вагонов прибывших поездов трупы замерзших или умерших от голода детей. Детей, бежавших из «проштрафившихся» перед товарищем Сталиным Курской, Брянской и Орловской областей…
Не станет — в жизни государства — постоянного, но незримого присутствия, вплоть до конца 20 века, давно исчезнувшей, но не умершей монгольской орды. Словно вся Россия — это золотоордынский улус, а ее население — покорные данники, живущие по воле, назначенного им ханом орды, правителя.
Может быть Дан и не задумался бы о прогрессорстве, хотя такие мысли — попытаться, пусть чуть-чуть, пусть «на граммульку», подправить историю своей страны, а своей Дан считал всю Россию, Белоруссию и Украину — все равно, со временем, появились бы у него. Как появились бы, наверное, у любого, попади он в прошлое и интересуйся кое-чем большим, чем вкусно пожрать и с кем-нибудь переспать. Конечно, если он не совсем тупой или «тюфяк»… Но появились бы гораздо позже, потом. Когда устроился бы в новой жизни, когда заработал бы денег, когда… В общем, не скоро. Однако, на беду Дана, Новгород, несмотря на все свои проблемы, стал нравиться ему. Нравится своим торжищем, своими пивными заведениями, гульбищами, боярскими усадьбами и ганзейскими купцами, нравиться даже городскими богатеями и задиристыми парнями, вспоминающими о былых походах ушкуйников и надеющимися, когда-нибудь, уйти в такой поход. Нравиться горластыми и красивыми новгородскими девахами… Было в Новгороде что-то такое, естественное, и в тоже время очень близкое 21 веку. Что-то, позволявшее Дану видеть в его жителях своих бывших современников. Дан еще не везде побывал в городе, однако и того, что успел посмотреть… хватило. Он уже ощущал себя своим в Новгороде и хотел, чтобы Новгород оставался и дальше Господином Великим Новгородом, а не провинциальным городом, каким он был во всей последующей истории российской державы… Но в следующем году должна начаться война с Москвой, которую Новгород позорно проиграет, то есть проиграл в той, прежней истории, и после этого он больше уже никогда не был Господином Великим Новгородом. Господином Новгородом с бегающей по мостовым, как и в 21 веке, детворой; со школами, обучающими младых новугородцев грамоте и счету, а также тому, что было бы не лишним и в 21 веке — риторике, пению и игре на музыкальных инструментах… Правда, в школах учились только мальчишки, а девочки получали образование на дому. Но, как-то, это не особо сказывалось на их грамотности, и отписать на бересте — материале, используемом в Новгороде вместо бумаги — нерадивому любовнику или ухажеру, судя по словам Семена, работника Домаша, новгородские дамы могли так, что и в 21 веке им многие позавидовали бы. Кстати, как и в школах 21 века, новгородские школяры предпочитали не столько слушать учителя, сколько заниматься разными посторонними делами, например, рисовать человечков или зверей…
После поражения в этой войне молодежь в Новгороде уже не будет, как прежде, и как в далеком, насыщенном всякими электронными и не только игрушками будущем, обмениваться «смс»-ми, в роли которых в городе выступали записки на бересте, разносимые местными аналогами курьерских служб. Исчезнут в Новгороде и многочисленные, процветающие службы знакомств в виде всяческих свах… Ведь, ханжеская мораль московского «домостроя», пышным цветом уже распускающаяся на Москве, с большим неодобрением смотрит на подобных свах… А, новгородцы, к тому же, еще и не прочь были поволочиться за симпатичной «юбкой» и также, как их «сотоварищи по несчастью» в далеком будущем получали за это от своих суженных-ряженных тяжелыми бытовыми предметами по загривку… хотя, конечно, случалось и наоборот. Вплоть до больших ветвистых рогов на голове у некоторых новгородских джентльменов. И замуж выходили, и женились в городе не только по родительскому велению, как в Московском царстве-государстве и во всей России почти до 20 века. И юмор у новгородцев 15 века был под стать юмору жителей Русской равнины начала 3-го тысячелетия, то бишь 21 века… Ну, может, дрались новгородцы несколько чаще, чем бывшие современники Дана — но без членовредительства. За членовредительство выкуп полагался, в зависимости от тяжести оного. Да, и дрались, потому что в спорах и конфликтах друг с другом на полицию не полагались, поскольку не существовало в Новгороде никакой полиции, было лишь некое подобие ее под названием биричи, приставы и мечники. Да, и новгородцы не являлись затюканными государством обывателями и проблемы привыкли решать самостоятельно, без помощи прокуроров, судей и прочих «законников». Сделал пакость — будь готов ответить! И никакой адвокат или взятка судье тебя не отмажет. А если пакостник здоровее тебя, можно позвать постоять за своего, соседей по улице, и это уже «дело святое» — постоять за своего… Правда, кулаками новгородцы часто пользовались, чтобы и оппоненту, при случае, доказать ошибочность его взглядов. Или попытаться доказать… В представлении Дана Новгород был исконно русским городом — не московским, а именно русским, таким, какими могли бы быть, вероятно, города Руси без монголо-татарского нашествия. При этом Новгород являлся не просто городом, а городской торговой республикой, во многом, схожей с городами Ганзы, но без их пунктуальной, расписанной до мелочей, жизни. Новгород скорее напоминал буйные республики солнечной Италии — Геную, Венецию и Флоренцию с их, не в пример, гораздо более свободными, чем на севере Европы, нравами. Быт и обычаи новгородцев совсем не походили на описанную в отечественных хрониках и сообщениях побывавших в восточной Европе «интуристов» жизнь населения Московского, а затем и Российского государства. Ничего общего с убогим, жестко регламентированным бытом московитов и России 17–18 веков, с бытом, где в доме на почетном месте всегда стояли «Жития святых». Менталитет новгородца 15 века был больше схож с менталитетом москвичей 20–21 века, чем с менталитетом жителей средневековой Москвы. И вхождение Новгорода в состав Московии стало жутким регрессом для новгородцев, повлияло не только на них, но и на всю дальнейшую историю России. Оно остановило развитие города на 500 лет, а во многом и отбросило назад. Иначе говоря, уже в 15 веке новгородские обыватели были во многом такими, какими их уцелевшие потомки снова стали лишь в 20… Вместе со всей остальной Россией.
