Atomic Heart. Предыстория «Предприятия 3826» - Хорф Харальд (книги .txt, .fb2) 📗
Медицинское желе обволокло все повреждения, считало через «Искру» прямо из глубин мозга то, какими должны быть неповреждённые органы, и восстановило их форму. После чего увеличило степень своей плотности, словно цементируя разбитые куски мозаики в единое целое. Сейчас его лопнувшие лёгкие продолжают сокращаться, потому что полимерное желе сокращается вместе с ними, а раздробленные кости держат нагрузку, потому что полимерное желе склеило их в точности до малейшего осколка. И даже тяжёлая контузия, полученная в результате близкого взрыва, почти не сказывается на работе мозга, потому что полимерное желе заставляет мозговую ткань регенерировать, заживляя контузийный центр.
Попытка принять сидячее положение удалась полковнику с третьего раза, но стоило ему подняться на ноги, как «Искра» резко увеличила волновую активность, обмениваясь информацией с «Айболитом». Кузнецов подумал, что почти слышит этот обмен. Ещё бы чуть-чуть, и он, наверное, даже попытался бы понять, что именно излучают друг другу столь разные полимеры. Но сейчас есть более важное дело.
Надо выполнить задание. И если полковник каким-то непонятным образом слышал «Узел», то «Узел» вполне объяснимо не слышал его. Приказать «Узлу» Кузнецов не мог. Как до него доораться, если у тебя всё снаряжение размозжило взрывами? А даже если бы нет, то «Узел» всё равно заблокирован предателем. Странно, что «Узел» считает Кузнецова своим… Ведь блокада «Узла» никуда не делась, и он по-прежнему считает всех людей вражеским десантом. Ладно, неважно. Пусть с этим разбирается Сеченов, это его стихия. Пора заканчивать с этим комплексом.
К центру ядерного полигона полковник вышел спустя десять часов, пять из которых пришлось идти через область высокой радиации. Чудом не сдохший в дробилке ракетного удара дозиметр трещал так, словно был готов лопнуть, и Кузнецов его отключил. Голова начала кружиться, из носа пошла кровь, и он выломал из шлема разбитый лицевой щиток, чтобы не мешал вытирать лицо. В какой-то момент «Искра» и «Айболит» вновь резко увеличили обмен информацией, и полковник почувствовал, как сразу все незримые микроиглы медблока вводят ему полимеры в кожные, мышечные и даже костные ткани. Вибрации «Искры» из шума превратились в грохот, но спустя час головные боли и кровотечения из носа прекратились и стало ощутимо легче.
За все десять часов пути к нему более никто не приближался, и полковник не стал заходить в научный городок Новой Земли. И так ясно, что там одни трупы, делать лишний крюк — только зря время терять. Он один за другим миновал безлюдные секторы испытательных образцов, предназначенные для размещения всевозможных макетов людей, животных, имитирующих живую силу противника в районе атомного взрыва, и точно так же прошёл секторы для установки боевой и иной техники. Несколько раз среди испытательных рвов и бетонных укреплений ему попадались гражданские роботы, бесцельно кружащие по закольцованным маршрутам среди растерзанных трупов персонала полигона, но ни один из кибернетических механизмов никак на него не отреагировал.
В итоге Кузнецов так и дошёл до входа в бункер контрольно-измерительного оборудования, расположенный в эпицентре взрывов. Над бункером обнаружился «Кондор-1И», на котором сюда два дня назад прибыл предатель Вышегородский, вариант «Кондора» с усиленной защитой от ионизирующего излучения. Другой техники вокруг не имелось. Полковник спустился в бункер и оказался перед закрытой бронеплитой, ведущей в хорошо защищённую часть подземной конструкции, в которой и был размещён центральный инженерный пост.
Стучать в дверь смысла не было, поэтому Кузнецов достал полимерную гранату и метнул её в пульт линии связи, соединяющий внешнее пространство бункера с внутренним. Интерфейс выгорел мгновенно, и полковник принялся ждать. Через десять минут откуда-то прилетели «Пчёлы» — малоразмерные ремонтные роботы, оборудованные полимерно-дуговым монтажно-сварочным аппаратом, и принялись чинить пульт. Полковник попытался приказать «Пчёлам» взломать люк, но они не реагировали на голосовые команды. Тогда он просто поймал одну из «Пчёл», отломал ей крылья, чтобы не дёргалась, и сам выжег замок её оборудованием.
Оказавшись внутри защищённой части бункера, Кузнецов не спеша направился к центральному инженерному посту. Предатель Вышегородский попался ему навстречу где-то на полпути. Он спешил в сторону выхода с открытой банкой сгущёнки в одной руке и чайной ложкой в другой. Увидев облачённого в бронеформу Кузнецова, Вышегородский недовольно скривился и заявил:
— Чего ты сюда припёрся, болван механический?! Иди ремонтируй входной пульт!
В следующую секунду предатель понял, что перед ним не робот, и рванулся бежать. Выстрел из ТТ, гулко громыхнувший в узком пространстве бетонного коридора, заставил его изогнуться в дугу. Вышегородский выронил банку со сгущёнкой, заляпывая сгущённым молоком выложенный ажурной плиткой пол, и рухнул, подвывая и судорожно извиваясь, размазывая всюду содержимое банки.
— Больно хоть? — Кузнецов равнодушно подошёл к бьющемуся в конвульсиях предателю. — Я в пытках не силён, но постарался выстрелить так, чтобы тебе было максимально больно. Ерунда, конечно, в сравнении с тем, сколько ни в чём не повинных душ ты загубил. Но хоть что-то!
Полковник пожал плечами.
— Пощадите… — мучительно прохрипел Вышегородский синими от боли губами. — Я не виноват! Меня заставили! У меня дети! Я всё расскажу…
Кузнецов выстрелил ему в лоб, убедился, что пуля на выходе разворотила затылок вместе с имплантированной микросхемой, содержащей коды доступа, и аккуратно перешагнул забрызганный кровью и вымазанный в сгущёнке труп. Добравшись до центрального пульта, полковник отменил чрезвычайный протокол и снял блокаду с объекта «Новая Земля». Спустя десять секунд появилась связь с «Предприятием 3826», и голографический проектор сформировал изображение Сеченова.
— Александр Иванович! — воскликнул учёный. — Вы так долго не выходили в эфир! Я уже начал подозревать худшее! — Он осёкся и выдохнул: — Мать честная… Вы при смерти! Немедленно в реанимационный аппарат! Выходите из бункера, я пришлю за вами «Шмеля»!
— Над бункером висит «Кондор», — устало подсказал ему Кузнецов.
— Да-да, я уже вижу! — Сеченов принялся колдовать над сенсорной панелью своего личного оборудования. — Это служебный «Кондор» старшего инженера Вышегородского, он вас и увезёт! А где сам Вышегородский?
— Совесть замучила, — безразлично ответил полковник.
Сеченов мгновение смотрел ему в глаза, потом опустил взор на свой сенсорный экран и молча кивнул в знак согласия.
***
Шум в голове то нарастал, то ослабевал, пульсируя вибрационными волнами. Волны эти не были пустыми, их переполняло нечто мучительно неопределённое, нечто такое, понять которое Кузнецов не мог, но остро чувствовал, что для понимания этого ему не хватает совсем чуть-чуть. Но что именно являлось этим «чуть-чуть», оставалось загадкой. «Искра» внутри его черепа словно стала размером с половину тела, оставаясь при этом на прежнем месте в прежних габаритах, но волновой шум шёл именно через неё. А может, это «Искра» шла через волновой шум? Сознание испытывало мучительное желание понять смысл всего этого громадья, заключённого в пульсации волн, и Кузнецов ощущал себя человеком с залитыми грязным маслом глазами: ты видишь вокруг себя нечто мутное и непонятное, лишённое всякой логики и понимания, но при этом точно знаешь, что если тебе удастся смыть с глаз эту грязную пелену, то пред тобой откроется целый мир…
Металлический пенал хирургического стола распахнулся, и полковник открыл глаза. Шум в голове меньше не стал и никуда не делся. Стало ясно, что шум теперь будет всегда, потому что так мозг воспринимает волновую активность полимеров, пропитывающих пятьдесят процентов его тела. Кузнецов поморгал, восстанавливая зрение, и посвежевший взгляд упёрся в электронные фасетки «Каракурта», сидящего над головой на потолке «Метеора». Стальной паук виновато мигнул индикаторами, и «Искра» приняла радиосигнал авиационного бортового компьютера:
