Новая эпоха (СИ) - Безбашенный Аноним "Безбашенный" (книги онлайн полностью .txt) 📗
— Мы ведь что ещё думаем? — разглагольствует Ротунд, — Работать, конечно, нам теперь приходится больше, но зато пшеница урожайнее ржи, а пшеничный хлеб — вкуснее. А виноградное вино вкуснее горького пива, и получается, что с вами живётся лучше, чем жилось без вас. А эти наши горе-соплеменнички с севера если придут, так с ними разве так поживёшь? Они же и сами хорошо не живут, и другим не дают! Вот, Грат вернулся оттуда, так такое рассказывает, что на острие фалькаты мы видели таких соплеменничков!
— Какой Грат? — не въехал я.
— Да твой бывший раб, которого ты в позапрошлом году освободил, а он сдуру на родину податься вздумал. А осенью сбежал оттуда, ко мне пришёл и у нас поселился. Эй, Грат, хватит прятаться! Подъезжай поближе и рассказывай бывшему хозяину то, что нам рассказал!
Подъехавший всадник из свиты вождя снял свой закрытый шлем такого же коринфского типа, что и у самого Ротунда, только не бронзовый, а кожаный, и тогда я узнал бывшего раба-лузитана с моей оссонобской латифундии.
— Осенью, значит, вернулся? Ну и отчего ж ты тогда, Грат, ко мне не пришёл?
— Да просто мне стыдно было на глаза тебе показываться, господин. Ведь как ты предупреждал меня, когда отпускал, так всё и вышло, и зря я тогда тебя не послушал. Вот вернулся я домой — к СВОИМ — думал, обрадуются, а вместо этого на меня прямо сходу вдовы и родные не вернувшихся набросились — где их сыновья, мужья, братья и отцы и почему я живой и здоровый, когда их нет? Чуть ли не в предательстве меня обвиняли, как будто бы это я виноват в гибели их близких! Ладно, разобрались мы там кое-как с этим, и я уж думал, что теперь-то заживу. Куда там! Ты дал мне с собой три мешка пшеницы, и я хотел один из них отдать односельчанам, чтоб посеяли, второй посеять на своём поле, а из третьего — лакомиться хотя бы иногда пшеничным хлебом, пока новый урожай не созреет. Так что бы ты думал, господин? Вместо того, чтобы посеять и вырастить урожай из этой полученной от меня пшеницы, это дурачьё тут же всю её смололо, испекло и сожрало, а потом снова ко мне — у тебя ещё есть, давай и её тоже. А как СВОИМ откажешь? Вот так и оставили меня без пшеничного хлеба — хорошо хоть, я семенной мешок посеять успел, а иначе сожрали бы и его. Время дикий виноград собирать — всем говорю, посылайте жён, много наберём и много вина сделаем, а мне говорят — не выдумывай, так никто не делает. И в результате — как собирать, так моя жена одна, как давить сок, так мы с ней вдвоём, как мёд диких пчёл добывать для подслащения, так я один, а как пить готовое вино — так вся деревня сбежалась. И опять же, как откажешь СВОИМ? Выдули всё в считанные дни, и у меня ни пшеничного хлеба, ни вина. А мне говорят — не переживай, пропасть не дадим. Ну, пропасть-то не дали, это верно. Но у тебя я к пшеничному хлебу привык, а ржаной после него кислым кажется. Так то я, а моей жене он вообще плохо пошёл, она же у меня мавританка — только по совсем маленькому кусочку и могла его есть, чтобы не заболеть. И пиво это ячменное после вина в горло едва лезет. А так — да, позаботились, пропасть нам не дали. Даже хижину построить помогли, но какую? Такую же глинобитную мазанку, как и у всех! Я хотел из камня себе построить, как ваши турдетаны строятся, а мне говорят — не выпендривайся, каменной даже у нашего вождя нет, и ты тоже живи, как все. Даже когда я САМ пол себе в хижине вместо глиняного каменный из гальки выложил, чтоб подметать жене было легче и соломой его не застилать, так и то пересуды пошли, что я заважничал и умнее всех хочу быть. Ладно, зиму пережили, весну на остатках ржи, ячмене и желудях перебились, летом урожай созрел — я со своего поля восемь мешков пшеницы собрал. И тут опять вся толпа — опять попировать захотели, да так накинулась, что даже на семена мне не оставили — так всё и смололи, и испекли без остатка. Потом, когда всё уже сожрали, так спохватились, что сеять нечего. Ладно, говорят, потом в набег сходим и ещё пшеницы добудем, а пока — что ж поделаешь, раз больше нет? А осенью ещё спрашивают меня, почему я жену в лес за виноградом не посылаю, ведь такое вкусное вино в тот раз получилось. И помочь ведь никто не предложил — опять, значит, собирать и делать нам с женой, а пить всем? А зачем оно нам, это вино, если его опять всё вылакают, а нам потом опять горьким пивом весь год давиться? Мы уж лучше тогда и возиться с ним не будем, а наварим такого же пива, как и у всех. Так они на меня ещё и обиделись, когда я им так и ответил! Мы к тебе, говорят, со всей душой, а ты вот так, значит? Я же им ещё и виноват!
— Ну так а ты чего ожидал, Грат? — хмыкнул я, — Неужто забыл, что "обчество" неправым быть не может?
— Да вот, забылось об этом как-то у тебя в рабстве. Во вторую зиму и помогали уже еле-еле — только так, чтоб нельзя было сказать, что совсем уж ничем не помогли. И пока зимовали, я окончательно понял, что сыт по горло этой жизнью с такими "своими". По весне стал собираться, так опять обиделись и в предательстве обвинять стали. А при отъезде отобрали почти всё — даже те инструменты, которые ты мне дал. Отобрали бы и жену, если бы она сама не упёрлась — ей тоже такая жизнь среди этих дикарей опротивела, но ушли мы от них почти с пустыми руками. Дошли до вашего северного лимеса, а там пускать нас не хотят — много вас, говорят, таких нищебродов никчемных. Хорошо, один солдат из соседней с тобой деревни оказался, так он меня узнал и своего центуриона за меня попросил — только поэтому нас и впустили. Там уже в ближайшей деревне на лето подёнщиком нанялся, чтоб хоть что-то подзаработать, а осенью уже — к тебе-то стыдно было идти, и я тогда к Ротунду вот подался…
— Зря стыдился — за одного битого двух небитых дают. Если у Ротунда плохо будет — приходи, помогу в турдетанскую общину перейти.
— Максим, ты никак людей у меня сманивать начинаешь? — полушутя вмешался вождь, — Мы так не договаривались!
— Так ведь и о другом мы тоже не договаривались.
— Но ведь так же не делается!
— А ты не обижай своих людей сам и другим никому их обижать не давай, тогда и не сманит их у тебя никто. А будешь обижать — и без сманивания разбегутся.
— Так я же их разве обижаю? Вот на Грата взгляни — чего я ему не дал?
— Вот и правильно делаешь. И сына своего тому же учи, чтобы о людях своих заботился, и не об одних только дружках-прихлебателях, а обо всех своих людях — так, чтобы и от него тоже не разбегались, а то есть у нас некоторые, знаешь ли…
Зимой одного из окрестных турдетанских вождей смещали. По осени ещё на него жалобы начали поступать, что при формировании товариществ по севообороту он навязывает людям своих родственничков и дружков, которых те добровольно принимать не хотят. Когда стали разбираться, то вроде бы и не подтвердилось, но уже зимой одно за другим посыпались крестьянские ходатайства о переводе в другие общины, подвластные соседним вождям. И вот, как начали уже во всех мелких подробностях дело разбирать, так в осадок выпали. Вождь в тот раз, как выяснилось, тех прежних жалобщиков с помощью своих дружков и родственничков запугал, чтобы от жалоб своих отказались, но работать с навязанным им двуногим балластом никому не хотелось, и начали люди лыжи вострить от таких "товарищей" кто куда. Устные словесные угрозы с глазу на глаз к уголовному делу не подошьёшь, поэтому провели операцию по взятию запугивателей с поличным, и когда в числе попавшихся оказался племянник вождя, сановный дядя вступился за него открыто, чем и дал повод наехать уже и на него. Дело это Васькин раскрутил по полной программе, общее собрание общин вождя сместило, и счастье урода, что не набралось на него улик, достаточных для сука с верёвкой, так что отделался он с основной массой своей родни и камарильи поркой тростью и изгнанием, а вот пятерых, включая и евонного племянничка, таки вздёрнули. Скандал потом на Большом Совете был — возмущался кое-кто из вождей, на каком это таком основании благородного человека его законного места лишили из-за какого-то мужичья. Объяснили им популярно, что за подрыв и саботаж государственной политики по повышению урожайности крестьянских хозяйств. Это же хуже всего, когда людям, вынужденным работать совместно, не дают объединяться для такой совместной деятельности по собственному желанию, а навязывают им заведомого лодыря и неумеху. Если это не саботаж, то что же это тогда? Добрая половина на Совете едва ли во всех этих тонкостях разобралась, но особо тупым мы ещё популярнее растолковали — хрен ли это за вождь, от которого его люди разбежаться норовят? Главное — въехали в конце концов, что так делать — чревато для насиженного места. Но сколько ж вони-то было, пока им всё это разжёвывалось! Это ж хорошо ещё, что не из "блистательных" смещённый оказался…
