Мальвиль - Мерль Робер (лучшие книги читать онлайн txt) 📗
– На мой взгляд, – снова заговорил он, – подействует это лишь в том случае, если Вильмен и Фейрак будут убиты. Тогда, и впрямь, оставшись без командиров, остальные, может быть, предпочтут спасти свою шкуру, а не воевать.
В разговоре с Кати я сказал: «Если дела обернутся плохо для них». Мейсонье выразился куда более точно: «Если Вильмен и Фейрак будут убиты». И Мейсонье прав. Этот оттенок весьма важен. Надо будет попомнить о нем, когда во время боя я отдам приказ стрелять.
Я встал.
– Вот что. Можешь раздобыть для меня кусок фанеры, наклеить на нее эту бумагу и просверлить в дощечке два отверстия?
– Это проще простого, – ответил Мейсонье, вставая в свою очередь.
Держа листок в руке, он обошел письменный стол и стал рядом со мной.
– Я вот о чем хотел тебя спросить: ты по-прежнему настаиваешь, чтобы мы пользовались только бойницами крепостной стены?
– Да. А что?
– Их всего пять. И две во въездной башне – итого семь. А нас теперь десятеро.
Я посмотрел на него.
– И какой ты из этого делаешь вывод?
– А такой, что снаружи должны находиться трое, а не двое. Напоминаю тебе об этом, потому что в землянке слишком тесно для троих.
Сначала Кати, теперь Мейсонье! Весь Мальвиль думает, ищет, изобретает. Мальвиль всеми своими помыслами устремлен к единой цели. В эту минуту у меня такое чувство, будто я частица целого, я им командую, но в то же время я ему подчинен, я лишь одно из его колесиков, а целое мыслит и действует само по себе, как единый живой организм. Это пьянящее чувство, неведомое мне в моей жизни «до», когда все мои поступки самым жалким образом вертелись вокруг моей собственной персоны.
– У тебя довольный вид, – сказал Мейсонье.
– А я и в самом деле доволен. По-моему, у нас в Мальвиле все идет как надо.
Фраза эта мне самому показалась смешной по сравнению с тем, что я чувствовал.
– А скажи по совести – иной раз у тебя не ноет под ложечкой?
– Еще как, – засмеялся я. Он тоже рассмеялся и добавил:
– Знаешь, что мне это напоминает? Канун выпускных экзаменов!
Я снова рассмеялся и, положив руку ему на плечо, проводил его до винтовой лестницы. Он ушел, а я возвратился к себе, чтобы взять «спрингфилд» и закрыть дверь.
Во внешнем дворе меня ждали Колен, Жаке и Эрве – двое последних еще держали лопаты. Колен стоял в сторонке с пустыми руками. Как видно, соседство этих двух колоссов подавляло нашего малыша.
– Не убирайте лопаты, – сказал я. – У меня для вас есть работа. Только дождемся Мейсонье.
Заслышав мой голос, из Родилки вышла Кати, держа в одной руке скребницу, в другой щетку. Я догадался, чем она занималась: воспользовавшись тем, что Амаранте сменили подстилку, она решила вымыть кобылу. Амаранта обожает кататься по земле – все равно, убран в стойле навоз или нет. Фальвина устроилась на большом пне, для удобства поставленном у входа в пещеру, но, завидев меня, встала с виноватым видом.
– Да сиди же, Фальвина, теперь твоя очередь отдохнуть.
– Где уж там, – возразила она, и, уловив в ее тоне упрямо-хвастливую нотку, я снова почувствовал глухое раздражение. – Мне рассиживаться некогда.
И она осталась стоять, хотя стоя приносила не больше пользы, чем сидя. Но она хотя бы молчала – и это уже достижение. Утренняя нахлобучка не прошла для нее даром.
Но тут разозлилась и Кати, тем более что, когда меняли подстилку, «ишачить», как она выражается, ей пришлось за двоих. Почуяв, что она сейчас примется за бабку, я поспешил вмешаться:
– Ну как, управилась с Амарантой?
– Только-только! А сколько навозного духу наглоталась! Стоило принимать душ! Думаешь, легко ее чистить с ружьем на плече. – Тут она рассмеялась. – А эта дурища знай себе на кур охоту устраивает! Кстати, имей в виду, она убила еще одну! Я ее шлепнула по носу, твою Амаранту, другой раз неповадно будет.
Я попросил, чтобы мне показали очередную жертву Амаранты. К счастью, курица оказалась старая. Я протянул ее Фальвине.
– Вот возьми, Фальвина, ощипли и отнеси Мену.
Фальвина с готовностью взяла курицу – довольная тем, что работа будет сидячая и вполне ей по силам.
Итак, мы ждали Мейсонье. Жизнь в Мальвиле текла своим чередом. Жаке, отложив лопату и удивленный тем, что ему не поручают никакого дела, смотрел на меня своими добрыми собачьими глазами, жалобными, просительными и увлажненными нежностью. Эрве, изящно опершись на одну ногу, скреб свою ухоженную остроконечную бородку и поглядывал на Кати, которая на него не глядела, но охорашивалась, отчасти ради него, отчасти ради меня, без всякой надобности поигрывая своими соблазнительными формами. Колен, привалившись к стене, издали наблюдал за этой сценкой, улыбаясь своей лукавой улыбкой. Фальвина снова уселась на пень, держа курицу на коленях. Она еще не начала ее ощипыватьвсему свое время. Пока она только готовилась к работе.
– У твоей Амаранты в общем-то одни недостатки, – сказала Кати, вильнув бедром. – Дергается, в навозе катается, кур убивает.
– Для тебя, Кати, это, может, вопрос второстепенный, но Амаранта к тому же отличная лошадь.
– Еще бы, ты в ней души не чаешь, – дерзко заявила Кати, – а она в тебе! – Тут Кати рассмеялась. – И все равно, надо понизу обнести ее стойло решеткой. Восемь мужиков в доме, и хоть бы один за это взялся. – Она захохотала, искоса поглядывая на Эрве.
Покинув эту группу, я быстро зашагал к складу в донжоне, взял моток проволоки, клещи и на грифельной доске отметил для Тома все, что я взял. И пока я машинально это проделывал, я снова и снова обдумывал предложение Кати насчет использования кавалерии и драгоценное замечание Мейсонье насчет бойниц. И внезапно я осознал смысл того, чем мы все в этот момент заняты в Мальвиле: спешно, очень спешно – потому что только быстрота может помочь нам выжить, – мы обучаемся военному искусству. Охраняющей пас государственной машины больше нет – это бесспорная очевидность. Залог порядка теперь – наши ружья. И не только наши ружья, но и наша военная хитрость. Мы, у которых в предпасхальные дни была лишь одна вполне миролюбивая забота – одержать победу на выборах в Мальжаке, теперь постепенно усваиваем беспощадные законы первобытных воинственных племен.
Выйдя со склада, я встретил Мейсонье – он нес мой плакат. Я взял фанеру у него из рук. Отлично. Я бы даже сказал, художественно. Мейсонье наклеил листок таким образом, что вокруг него выступали, как рамка, края фанеры. Вернувшись с ним во внешний двор, я перечел свое воззвание. И у меня на секунду вдруг заныло под ложечкой. Неважно. Пройдет.
Как только мы поравнялись с маленькой группой у Родилки, Кати спросила меня, что это за дощечка, я вытянул руку, чтобы все могли прочитать. Подошел и Колен.
– Как? Разве вы аббат? – спросил пораженный Эрве.
Все заулыбались, услышав, что он сразу обратился ко мне на «вы».
– Меня избрали аббатом Мальвиля, но можешь по-прежнему говорить мне «ты».
– Ладно, – сказал Эрве, вновь обретая свой апломб. – А все же ты правильно поступил, что прописал это на бумажке, в банде есть ребята, на которых это подействует. И правильно, что объявил Вильмена вне закона. А то эта сволочь все свои гнусности объявляет законными – потому-де, что он в армии был в высоком чине.
Оба замечания Эрве порадовали меня. Они подтвердили мои собственные догадки: в наступившем царстве анархии существует не только право сильного. Вопреки здравому смыслу чин, титул, звание продолжают производить впечатление. Во всеобщем хаосе люди цепляются за обломки исчезнувшего порядка. Их завораживает малейшая видимость законности. Так что, сорвав с Вильмена, хотя бы на бумаге, офицерские погоны, я нанес ему чувствительный удар.
– Кати, открыть опускную дверцу и выпустить нас пятерых придется тебе. Держись поблизости от въездной башни, пока мы не вернемся. А ты, Фальвина, предупреди Пейсу, что мы уходим. Он в подвале с Морисом.
– Сию минуту? – спросила Фальвина, не вставая. Курица, до которой она так и не дотронулась, все еще лежала у нее на коленях.
