Цветочек аленький (СИ) - Шишкова Елена (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗
— Половина лишь за мной не выйдет, остальные же щитом мне станут. Так почто бы и не повоевать нам, Свенельд? Али гнева Перуна на старость лет убоялся? — С задором княгиня спрашивает. Смотрят воины на нее, да диву даются, что за женщина ими правит, без страха в бой отправляющаяся? И такая гордость в сердцах мужей бывалых за княгиню свою поднимается, что стучать по земле и имя ее выкрикивать начинают.
Смотрит Ольга взглядом орлиным поверх голов бойцов своих ратных, и сердце ее решимостью от поддержки той наполняется.
— Эй, Переслава! Шли гонца князю Малу, пусть мед хмельной готовит, скажи, что женой его стать готова, да только по мужу на могиле тризну* справлю. Пусть Мал в знак почета, да уважения, мед хмельной готовит, да сам со своей дружиной меня встречает. И вместе со мной и сыновьями Игоревыми тризну по отцу их убиенному справит. — Хитро глаза зеленые щурит, на не понимающую дружину поглядывая, наказ свой продолжает: — Коли о старейшинах и дружинниках, их сопровождающих спросит, скажи, что вместе со мной прибудут. — Развернувшись к Свенельду, уже ему приказ дает: — А ты, друг мой верный, дружину снаряжай, да вслед за нами отправляйся, держитесь так, что б день пути нас разделял, я с сыновьями к зорьке на место прибуду, ты же с воинами после заката явись.
На том и решают. А к назначенному дню, Ольга с сыновьями своими Улебом и Святославом, в путь дальний снарядившись, в охрану себе десять воинов славных берет. Ребят, что смерти не боятся, да меч лучше других в руках держат. Они же и за княжичами непоседливыми приглядят и от ворога какого защитить смогут.
Подслушано у князя Мала.
— Да неужто сдалась баба эта неугомонная? Что за странные приказы она мне шлет? Почто я тризну по врагу своему кровному справлять должен? Мне ли Игоря оплакивать? — В гневе по терему князь древлян мечется, на пути своем кулаком пудовым утварь сбивая. — На коленях ко мне приползти должна была, змея, вместо этого я ей сватов почетных шлю!
— Не гневись, княже, все равно по твоему быть. Кто поймет капризы эти женские? Охота ей обряды рядить, так пусть потешится напоследок, не к чему война нынче. Слаб люд киевский, но и мы не сильны. Уважь прихоть бабскую, да и тебе сполна воздастся. Миром князем всея земли русской станешь. Меча не обагрив, Киев покоришь.
— Прав ты, друг мой верный, да только не покойно мне, нутром чую, обманет меня баба подлая.
— Так ты, не один, а с дружиной езжай. Да возьми воинов числом пять тысяч. Устрашится княгиня, коли дурное задумала. А как тризну справите, так с женой молодой и вернешься.
— Молодой ли? Ей, поди, уж четыре десятка минуло. — Князь Мал усмехается.
— Мож и минуло, да только поговаривают, красоты она неземной даже в летах своих.
— Точно, ведьма! Ох, не покойно на душе моей, не покойно. — Печалится Мал, но к могиле врага кровного собирается.
Утомительна дорога для Ольги, но молчит княгиня — терпит. Видит, что сыновья ее непоседливые тоже, притомившись в седлах коней неспешных, дреме придаются. Страх в душе глубоко когти пускает, вдруг не так пойдет, как задумано. Как мальчишек любимых от гнева сберечь? Как самой спастись? Кони поступью тяжелой, меж корней деревьев лесных пробираются. Хочет Ольга у Велеса помощью заручиться, да подумывает, что к древлянам он благосклонней будет, ведь живут те дикарями меж деревьев своих, духа леса больше всех почитая.
Как задумано было, так и случается. Прибывают они в место назначенное вместе с зорькой. А там, уж воинство бессчётное дожидается. Едет Ольга с сыновьями, да с десятком дружинников, меж бойцов вражеских. Смех в душе ее зарождается, сколько воинов с собой Мал привел, знать боится ее! Вот и сам князь-предатель, стоит, под уздцы коня держа. Ольга спешивается, да походкой твердой к нему вышагивает. Ни поклоном, ни кивком головы не одарив мужчину власть имеющего, княгиня речь приветственную начинает:
— Что ж ты, княже, женщину хрупкую, с воинством числом многотысячным встречаешь? Неужто в сердце твое страх посеяла?
— Что посеяла, то и жать придется, Ольга. — Смотрит Мал на женщину надменно, а в душе дивится. Хороша княгиня для лет своих. Стан тонкий меха скрывают, волосы рыжие янтарной волной до пояса опускаются, глаза зеленые гневливо смотрят, да только хрупкость и рост не высокий, никак с голосом властным не вяжутся. Как всерьез относиться к дичи мелкой, коли кабана встретить собирался? Но как держится баба горда, до зубного скрежета коробит. Решает Мал Ольге на место ее указать, что бы знала ведьма, как с мужем будущим разговаривать должно.
— Пойди ко мне, женщина, дай полюбуюсь хорош ли товар, за которым людей своих лучших в путь отправлял. — Хочется Малу бабу унизить, строптивость ее наказывая, оттого и дергает за руку женщину, к себе привлекая, грубостью силу свою доказать стараясь.
— Умно ли пред вояками простыми супругу свою на потеху показывать? — Не из тех женщин княгиня, что гнев мужчины встретив, покорней становятся. В глаза мужу будущему смешливо вглядываясь, отстраняет его от себя Ольга, словами к месту князя приковывая: — Коль хочешь мне силу свою доказать, дождись, как вдвоем останемся, постель супружеская многое стерпит. А при рабах не позорь, коль уважение их дорого. Не станет воин жизнь свою вверять тому, кто жены своей не ценит. — И видя сомнения, что князя снедают, еще тише добавляет: — А более того, ты нежным быть клялся, когда гонцов ко мне подсылал. Неужто не стоит и зернышка пшенного слова князя народа великого? — Руку свою из цепких пальцев Мала выдернув, Ольга спиной к нему поворачивается, доказывая, что коли стращать кого собирался мужчина, то явно не к той женщине с предложением пришел. Но и князь не из тех людей будет, что слово последнее за бабой оставят. Как острый клинок, ядом смазанный, речь его уха Ольги достигает:
— Одно не пойму, коль баба такая у Игоря была, почто он с чужими женами тискался? Видать умна ты, Оленька, лишь когда языком треплешь, а бабьей науке как следует не обучена. Так кто оскорблял тебя все же? Я грубым словом, али муж твой покойный делами грязными? — И видя, что стоит княгиня, деревом застыв, хлесткое слово дальше высказывает: — Он ведь баб по моложе в терем водил и каждую полюбовницу свою княгиней звать приказывал. А ты в светелке своей просиживала, пока не только дружина, но и рабыни твои над тобой потешались. — Больно Ольге слова эти слушать, зная, что правда горькая в них есть, да только не знает Мал, что простила княгиня мужа своего шалопутного, так как только его дыхание сердце ей грело, а со смертью любимого остыло оно, не трепыхаясь более ни от боли, ни от жалости. Крохи того, что желало чего-то некогда замерзли, льдом покрываясь. Мал же не ведая, что в душе бабьей творится, речью своей доволен остается, от того ликования не скрывая дальше продолжает:
— Столы накрыты, приказывай, как начинать, покончим с этим, да в путь двинемся, слишком долго ждал я, что б на разговоры еще тратиться. — Тут опомнившись, Мал оглядывается, старейшин своих не находя. — А где сваты мои?
— Не кручинься, по отстали видать, скоро будут. Я ведь тоже ждала, когда мужа оплакать смогу, посему торопилась. С сим приказываю, начинать. Сыновья мои, нам прислуживать за столом будут. Чарки с медом подносить. — Боле слова лишнего не говоря, Ольга к могиле Игоревой уходит.
Кто знает, что есть боль, когда на кусок земли, как на человека любимого смотришь, зная, что не увидеть тебе больше рассвета, в котором глаза его рядом с твоими глазами будут. Зная, что не почувствуешь рук нежных, на теле своем. Уповая на встречу с ним после смерти.
Падает Ольга на колени, о присутствие постороннем забывая, слезам волю дает, и в горе том вся горечь жизни ее не сложившейся. Плачет княгиня по мужу, до сроку ушедшему, да грехам, что свершила из-за него. Страхи свои рядом с Игорем хоронит, зарекаясь, что сей день последний, когда вода с глаз ее льется. Что утром этим оставляет она все горести свои да печали на этом кургане земли черной.
