Шестая книга судьбы - Курылев Олег Павлович (книги онлайн полные версии .txt) 📗

— Что вы читаете? — спросил гестаповец с блокнотом в руке. — Я имею в виду не дома перед сном, а ваши лекции. — Он осмотрел стены аудитории, словно пытаясь определить, что здесь можно преподавать.

— Историю Рима и иногда, подменяя других, Римское право.

— Вы знаете Курта Хубера?

— Да, разумеется. Это один из наших профессоров. Он преподает философию и…

— Это нам известно. Что вы можете сказать о нем как о немце и гражданине?

Вангер знал, что Хубер был страстным собирателем народных песен и фольклора. Он объездил в их поисках не только всю Баварию, но и Балканы, Южную Францию, Испанию и другие места Он преподавал в Мюнхенском университете уже больше двадцати лет, получив докторантуру в семнадцатом году в двадцатичетырехлетнем возрасте Они не были друзьями, но уважали друг друга. Хубер неоднократно хвалил Вангеру Эрну, которая посещала лекции по философии факультативно, за успехи по его предмету.

— Я не могу сказать о нем ничего плохого.

«А хорошее вас не интересует», — подумал он про себя

В это время дверь в аудиторию отворилась и появившийся в проеме человек сказал:

— Мы закончили, оберштурмфюрер.

— Думаю, мы еще с вами увидимся, — произнес тот, кого назвали оберштурмфюрером, и все трое вышли в коридор, оставив дверь распахнутой.

Вангер присел на подоконник, достал носовой платок и вытер вспотевший лоб.

— Мы его потеряли.

— Кого его?

— Зонд.

Карел стоял в дверях кабинета в синем рабочем халате, без галстука, со взъерошенной шевелюрой. Септимус показал пальцем на стул

— Что происходит, Карел? То вы теряете объекты, а теперь уже и до зондов дошло.

Огромный карандаш президента, хорошо известный всей академии, стал грозно постукивать по столу.

— Я предупреждал, что такое может случиться, — начал заранее заготовленные объяснения инженер по перемещениям. — Вы же знаете, что нам урезали энергию до опасного минимума, при котором наступает нестабильность. Я просил дать возможность нормально поработать еще хотя бы неделю. Потом мы готовы были отключиться, но…

Септимус замахал толстыми ладошками.

— Оправдываться будете после, а сейчас коротко: чем это нам грозит?

— Эта ситуация, господин президент, еще мало изучена, хотя зонды теряли и раньше. — Карел страдальчески посмотрел на Септимуса. — Многое зависит от того, в каком режиме он работал в момент обрыва связи. В нашем случае это был как раз режим активного сканирования объекта.

— Какого объекта?

— Некоего Эриха Белова.

— Ну так и говорите, не «объекта», а «человека». Что за манера! Какое отношение он имеет к нам, точнее, к этим чертовым книгам?

Карел пожал плечами.

— Пока неизвестно. Он пришел домой к профессору Вангеру, причем, заметьте, поздно вечером. Почти ночью. Ну мы и решили навести справки.

— Навели?

— Он оказался русским.

— Вот как? — Карандаш замер в толстых пальцах Септимуса. — Что еще успели узнать?

— Немного. Из эмигрантов. Бывший пленный, еще Первой мировой. Остался в Германии. Во времена Веймарской республики получил гражданство. Стал известным журналистом. При нацистах лишился всего и попал в Дахау. Когда был в лагере…

— Так, стоп, стоп. Не спешите, Карел. Про Веймарскую республику я что-то слышал, а вот Дахау… Напомните-ка, что это за место такое.

— Это концентрационный лагерь возле одноименного городка под Мюнхеном.

Инженер положил на стол руки, намереваясь включить изображение, но Септимус его остановил.

— К черту карты и всякие там планы. Дальше.

— Это все, что мы успели. Зонд оборвался.

— Ну так восстановите связь. Я переговорю с энергетиками.

Карел потупил взгляд.

— В том-то и дело, что это очень непросто. Его еще надо найти. С зондом не просто потеряна связь, понимаете, он оборвался. Другими словами, сместился во времени, и где находится теперь, мы не знаем. Но уже ищем, — поспешил добавить инженер.

— Да-а-а, с вами не соскучишься.

Септимус бросил карандаш и выбрался из кресла. Переваливаясь, словно утка, он стал прохаживаться вдоль стола. Такое бывало редко и могло означать две вещи: либо возбуждение от неожиданной удачи, либо… В данном случае речь могла идти только о втором «либо».

— Может быть, просто подготовить другой зонд и не мучиться с поисками? А?

— Уже готовим, господин президент.

— А этот? Что, так и будет валяться неизвестно где, пока его ржа не съест?

— Валяться он не будет. Он не железяка какая-нибудь, чтобы валяться. Это электронная конструкция на основе холодной плазмы, не видимая глазом и не осязаемая другими органами чувств.

— Да знаю, знаю. Ну тогда и черт с ним! Или вы что-то недоговариваете? А, Карел? Давайте-ка начистоту. Я не в курсе всех этих ваших штук. У меня академия на горбу. Триста отделов!

При этих словах Септимус похлопал себя по загривку. Инженер понимающе и даже сочувствующе кивнул, собрался с мыслями и начал:

— Утерянный зонд обладает некоторым запасом внутренней энергии для автономных действий. Он скоро разрядится, и на этом его существование прекратится. Как я уже сказал, зонд, как правило, невидим…

— Как правило?

— Ну… с его помощью можно создавать голографические изображения, но только по приказу оператора. Мы прибегаем к этому крайне редко, особенно после того, как парламентский комитет по науке провел известный вам закон.

— Продолжайте.

— Так вот. Он разрядится недели через две, а может, и раньше. Все зависит от затрат на производимые им действия. А что он там делал или будет делать, если сместился в будущее по отношению к сорок третьему году, мы пока не знаем.

— Ладно, что вы успели наработать по профессору?

— Немного, но все же… — Карел достал свой блокнот. — Во-первых, по-английски он читает со словарем по две-три страницы за вечер, в полном одиночестве, запершись в своем кабинете. Это уже хорошо.

— То есть имеется надежда, что никто, кроме самого Вангера и, возможно, этого русского, о книге пока не знает?

— Совершенно верно. Хорошо также, что читает он медленно. Книга очень большая, а профессор понимает, что стоит ему о ней заикнуться, как он тут же лишится доступа к такой потрясающей информации Вы, господин президент, сокрушались, что книга попала не к мельнику или там к слесарю, а к историку, но позвольте заметить, что именно историк не захочет с ней расстаться, пока сам не прочитает от корки до корки. А Вангер сможет сделать это очень не скоро. Так что у нас есть фора

— Ну а во-вторых?

— Во-вторых?

— Вы сказали «во-первых».

— Ах да. А во-вторых, он должен понимать, что если об этой книге станет известно властям, то над всеми, кто соприкасался с ее пророчествами, — а они в конечном счете связаны с падением Третьего рейха, — нависнет смертельная угроза. И над их родственниками тоже. Согласитесь, знать наперед будущее государства и его главных лиц…

— Понятно, понятно. Значит, считаете, что в нашем случае историк лучше пекаря?

— Безусловно.

IV

«Сколько же человек они сегодня арестовали?» — думал профессор, возвращаясь в тот вечер домой. В слухах, заполнивших аудитории, лаборатории, кабинеты преподавателей, коридоры и рекреации, назывались самые разные фамилии. Но первой среди них была фамилия брата и сестры Шолль. Говорили, что именно они разбрасывали повсюду листовки с призывом к мятежу и были пойманы на месте преступления. Их заметил кто-то из служащих университета. Называлось имя некоего Якоба Шмидта, учебного мастера и члена партии, который и позвонил в гестапо.

Сразу же собрался актив местного национал-социалистского студенческого союза. Был организован немедленный поиск разбросанных прокламаций и сдача их сотрудникам гестапо. Собрался и университетский актив национал-социалистского союза доцентов Германии, к которому принадлежали все без исключения преподаватели высших учебных заведений Там тоже что-то организовали. Спешно поднимали личные дела задержанных студентов, писали характеристики, направили своего представителя в управление тайной полиции. К счастью, профессор Вангер, который, разумеется, тоже был членом союза, во всем этом не участвовал.