Тайна «Нереиды» - Алферова Марианна Владимировна (бесплатные версии книг .TXT) 📗
— Тебя тоже послали заниматься оптикой? — ухмыльнулся Трион.
— Надеюсь, ты не собираешься до конца дней торчать здесь, выполняя поручение Цезаря?
— Разве Цезарь мне что-то поручал? — вполне искренне удивился Трион. — Не помню такого.
Икел не стал препираться, присел на край ванны и сказал спокойно:
— Я всегда тебя терпеть не мог, Трион. Но у нас общий враг. И общее дело. Так что собирайся и уходим, — Икел швырнул ему простыню из махрового хлопка. — Подальше отсюда.
— Ты похищаешь меня? Ну что ж, я буду вынужден подчиниться. Можно, я напишу записку Цезарю и сообщу, что меня уводят силой? Это согреет его добродетельное сердце.
Не торопясь, Трион вылез из ванной. Ему хотелось подчеркнуть свою независимость. И еще надо было забрать спрятанные за шкафчиком тетради.
Трион открыл дверь из ванной, и едва не упал, споткнувшись о тело лежащего фрументария. Бывший префект претория посчитал забавным бросить труп к ногам академика и полюбоваться его испугом. Но Трион не испугался. Зачем ему бояться за другого? Трион отнесся у трупу как к огромной ненужной кукле — раздраженно и брезгливо. От трупа тоже можно оттолкнуться. К примеру, подумать о бомбе, которая будет поражать в основном живые организмы. То есть людей. Они будут валяться, как саранча после опыления посевов ядохимикатами, а Вечный город останется нетронутым. А потом, когда трупы разложатся, Трион вступит в Рим завоевателем. В единственном числе.
— Ты можешь вновь создать свою бомбу? — спросил Икел.
— А разве я создавал бомбу? — опять принялся изображать неведение Трион.
— Ты занимался ураном.
— Ураном? Богом? Как это, объясни.
— Ты делал бомбу, — сказал Икел зло.
— Не помню. Видно, после оптических опытов память моя ослабла.
— Вспомнишь. Когда доберешься до места. Бывшие сослуживцы помогут.
— Они согласились? Ну конечно, согласились. Ведь они не занимались оптикой.
— Их убедят, будь покоен.
— А ты умеешь убеждать? Вижу, вижу, умеешь. Ты будешь командовать физиками, как гвардейцами. Я отправлюсь с тобой только ради того, чтобы посмотреть на это. Первая когорта ядерщиков стройсь! Смирно! На сборку котла дается три минуты!
От этих слов нельзя оттолкнуться. Они пусты, как шелуха. Надо подумать о чем-нибудь другом…
— А деньги у тебя есть? Мои исследования стоят оч-чень дорого, смею тебя заверить, — поинтересовался физик.
— У меня есть кое-что получше денег.
— Я и не знал, что есть что-то лучше денег.
— Я привезу тебя в мир, где любое твое желание будет исполнено.
— Надеюсь, это не Олимп и не арена Колизея. Все остальное подойдет.
О боги, какое счастье. Он опять может думать и может творить! Мысли бурлили в его мозгу тысячами пузырьков. Он сделается богом — вот мысль, которая вдохновит его на что угодно.
«Виню себя — не виню?» — этим вопросом Норма Галликан задавалась по несколько раз на дню. И всякий раз отвечала: «Не виню». Но ответ не удовлетворял, и вопрос возникал вновь. «Никого даже не отправили в карцер», — этого довода хватало еще на час. «Во всем виноват Трион!» — последнее заклинание действовало дольше других. Защита заканчивалась универсальным аргументом: «Иначе поступить было нельзя». В библиотеке, разбирая книги, Норма неожиданно замирала, и вновь звучал вопрос: «Так ты виновна?» — «Все виноваты», — приходил ответ неведомо откуда. Трион виноват, он хотел разрушить мир. Она виновата, ибо разрушила лабораторию Три-она. Этот ответ все чаще возникал в мозгу, как некая математическая формула.
И эта формула позволила Норме успокоиться. Она вновь стала интересоваться работой и кокетничать с охранником — то есть рассказывала ему о строении атома и атомного ядра, нейтронных пучках и Z-лучах. Охранник слушал с каменным лицом и на вопрос:
«Понятно ли?» всегда отвечал: «Разумеется», после чего Норма предлагала поступить ему в Афинскую академию, на кафедру физики. Но охранник вежливо отказывался, ссылаясь на свой возраст и троих детей.
«Так виню или не виню?» — вновь спросила себя Норма, отворяя дверь в дом и уже собираясь войти в атрий. Но что-то ее остановило. То ли блик света на стене, там, где блика в принципе не могло быть, то ли оброненный на пол шарф, то ли… Она отступила. Ее авто все еще стояло на улице в трех шагах от вестибула.
Охранник забеспокоился и вышел из машины. Норма продолжала пятиться. Не оставалось сомнения: ее ждали. Элий обманул. Обещал жизнь и отдал приказ убить. Все будет стерто: Трион, его люди, и даже память об их открытии. Чтобы никогда впредь… Нигде… Норма была уже возле авто, когда из дома выскочил человек в черном. В свете фонаря блеснул вороненый металл пистолета. Охранник успел лишь расстегнуть кобуру, когда раздался выстрел. Охранника швырнуло на капот машины. Норма завизжала. Еще один выстрел. Мимо! Норма кинулась в тень портика. Третья пуля угодила в колонну. Осколок мрамора оцарапал руку. Из-за угла вывернула патрульная машина вигилов.
— Трион все равно покарает тебя! — крикнул убийца, ныряя в машину Нормы.
Авто рванулось из переулка. Тело охранника отшвырнуло к стене.
Трион… Норма едва не закричала. Трион… Значит… Что это значит, она боялась даже подумать. Кто ее выдал? Или Трион догадался сам?
«Трион, я тебя не боюсь!» — хотела она крикнуть убийце. Но рот пересох. Сердце отчаянно стучало в горле, затворяя слова.
Норма Галликан привалилась спиной к колонне, не в силах сдвинуться с места. Ясно, что ее защитило клейменное Вером желание. Густая красная лужа растекалась на мостовой вокруг неподвижного тела. Отец троих детей погиб вместо нее. Чудес не бывает. Кто-то должен был умереть. Фортуне все равно — кто.
«Трион хотел разрушить мир. Норма разрушила лабораторию Триона». Это формула Нормы Галликан. Только куда ее записать? В какоиучебник?
Таблин Цезаря в Тибуре был куда просторнее и украшен богаче, нежели таблин в доме Элия в Каринах. Норма теребила платок и притворялась, что плачет. На самом деле слез не было. Норма редко плакала. Вот и сегодня она подносила к сухим глазам сухой комок виссона. Стрелки старинного настенного хронометра приближались к шестому часу ночи. То есть скоро полночь. Когда-то отсчет дневных часов начинался с рассветом, а сутки — в полночь. Никого почему-то не удивляло подобное несоответствие. Изобретение механических часов привело время к одной точке отсчета. Все решила не логика, но технология.
