Иван Московский. Том 5. Злой лев (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич (читаем книги онлайн бесплатно .TXT, .FB2) 📗
— Я рад что ты не позарился. Хотя мог.
— Мог. — кивнул Казимир. — Но ты ведь потом спросил бы с меня за них. А я уже получил немало уроков.
— И что ты будешь делать?
— Постараюсь отсидеться в стороне.
— Хоть сообщать о том, что и куда идет будешь?
— Если это не станет представлять для меня опасность. Сам понимаешь — я буду во власти Фридриха и его войска. Не удивлюсь, если он меня вытащит к войскам и заставит принять участие в походе.
— Не робей. Соглашайся. Просто сам ни в какие атаки не ходи под любыми предлогами. В конце концов я же не зверь и все понимаю. Обстоятельства иногда бывают сильнее нас.
— Это точно, — покачал головой Казимир.
[1] С 1475 года в Москве чеканились три серебряные монеты: векша, куна и волк в 0,8 грамм 250-й пробы, 1,6 грамм 500-й пробы и 5,33 грамма 750-й пробы, что соответствовало ¼, 1 и 5 новгородским деньгам. С 1477 года начали чеканить ещё три монеты: мышь, медведь и лев. Мышь была медной монетой в 1 грамм, равной 1/20 новгородской деньги. Медведь представлял собой крупную серебряную монету массой 31,36 грамм 990-й пробы и был равен полусотне новгородских денег и половине рубля, а лев — золотую монету в 3,537 грамма 998-й пробы — аналог флорина, выступавшего международным стандартом, примерно совпадал с медведем по стоимости. Визуально эти монеты были оформлены в том же стиле, что и векша, куна и волк.
Часть 1. Глава 5
1483 год, сентябрь, 2. Днепровские пороги
— Признаться, не ожидал вас встретить так далеко от вашей столицы, — произнес посланник султана, отхлебнув немного свежего кофе.
— Отчего же? Это мои владения и именно эти работы сейчас очень важны. Вот — лично и проверяю, как они идут. Наверное, важнее их и нет ничего для развития наших с вами отношений. Потому что устранение проблемы с порогами позволит увеличить торговлю между нашими державами многократно. К общей пользе.
— Торговля? Но зачем? — удивился посланник. — Мы же только мехом торгуем.
— Если устранить проблему этих порогов, — махнул рукой Иоанн, — то я смогу вывозить в Константинополь из Смоленска много всего. Не только мех, но и хороший лес, в том чисел прекрасный сосновый на мачты и реи, ткани, включая льняные, и деготь разный, оружие, доспехи и прочее, прочее, прочее. Много. Кораблями. Десятками, а то и сотнями кораблей. Обратно уже поедут ваши товары. Уверен, что такой оживленный торг укрепит нашу дружбу, сделав ее выгодной не только в военном плане. А если дружба наша будет греть наш кошелек, то кто сможет ее разрушить? Ну… разве что безумие какое, это если Всевышний кого-то из нас лишит рассудка.
— Это да. Без всякого сомнения, — с максимальным почтением произнес посланник султана. — Жаль, что вы не желаете возобновлять торг рабами в Кафе или иных своих землях. Мы в них очень заинтересованы. В конце концов никто не просит, чтобы вы торговали своими людьми. В Кафу могли бы стекаться рабы с той же Литвы и с земель восточнее Волги. Да и на Кавказе сейчас единого удобного для работы центра нет, отчего торг идет крайне сложно.
— Всевышний сотворил человека по своему образу и подобию. И любой, кто владеет человеком как товаром — бросает вызов Всевышнему. Ведь он замахивается на владение им.
— Мы оба с вами знаем, что это не так.
— Мы оба с вами знаем, что в исламе освобождение людей от рабства считается богоугодным делом. Разве этого мало?
— Вы правы. Освобождение от рабства — доброе и богоугодное дело. Но и обращение в рабство — не грех. Особенно если это выгодно. А работорговля — очень выгодное дело. Даже оставив молодых женщин в стороне, хотя на них можно буквально озолотится.
— Для христианина сама идея рабства противна. Ведь если человека, что служит Господу Богу своему, сделать рабом, значит бросить вызов высшим силам, проявляя гордыню подобную Сатане. Иными словами — обращать в рабство и продавать христианина в рабство — страшный грех. А вы ведь больше заинтересованы именно что в восточноевропейских рабах. Не так ли?
— Да. Но, не все христиане так думают.
— Я об этом знаю. Но я таковых считаю сатанистами и по возможности убиваю. Думаю, что урок Венеции в этом плане получился очень показательным. Да, я знаю, что Курия продолжает курировать работорговлю, действуя уже не так организованно. Но крупнейший центр, такой как Венеция был уничтожен. Аналогично я поступил с Кафой. Ее разграбили и разорили до самого донышка. Сейчас там живут по сути — новые люди. Работорговцы же, что выжили после той резни, или уехали, или были убиты по моему приказу. В Константинополе рынок рабов я тоже закрыл.
— Да, мы знаем, — произнес представитель султана, улыбнувшись вежливо, но кисло. Одной из его задач было уговорить Иоанна на хотя бы подпольную работорговлю. Но тот был настолько решительно против, что было видно — не пойдет. Слишком принципиальный вопрос…
Для исламского мира рабство имело огромное значение. Как социально-политическое и культурное, так и экономическое. По своей сути, исламский мир стал прямым наследником поздней античной цивилизации восточного Средиземноморья. С ее характерным и очень широким использованием рабов. Не только на рудниках, галерах или для утех. Например, еще с доисламских времен для региона были характерны воины-невольники. Ими же пользовались при халифатах. И ими продолжали применяться даже сейчас. Например, янычары осман, значащиеся личными рабами султана. А в Египте так и вообще — правили мамлюки — представители сословия воинов-рабов, которые даже после захвата власти сохранили принципы комплектования. И эта идея воинов-гулямов, то есть, рабов, была очень древняя и крайне популярная. Почему-то считалось, что такие воины намного более надежные и стойкие, чем свободные люди. Даже несмотря на то, что историческая практика этого не подтверждала. А там, где стойкость наблюдалась, имелись и иные факторы, куда более важные, чем рабство.
Рабство — это была древняя, славная традиция востока Средиземного моря, которая никуда не ушла ни с приходом туда христианства, ни потом и ислама. Особенно ислама, так как нужно понимать — зародился он в одном из ключевых центров работорговли Аравийского региона — Мекке. Поэтому истовая борьба с рабством в лице Иоанна мусульманам была непонятна. Чужда. Казалось блажью, если не дурью. Ведь это же золотое дно! Но представитель султана не стал настаивать. В конце концов, другая торговля тоже им была нужна. А работорговля? Рабов можно и в других местах найти… хотя, конечно, с Восточной Европы они поступали очень интересные.
— А как торговый путь из Персии на север? — после затянувшейся паузы спросил посланник. — Я слышал, что многие в Европе на него пожертвовали денег. Неужели вы бросили его и сейчас занялись устроением дел с нами?
— Я выполняю все взятые на себя обязательства. Торговый путь идет от Каспийского моря до Риги и никаких перебоев в его работе нет. — излишне серьезно и холодно произнес Иоанн. — Все акционеры получаются свою долю в прибыли. Путь налажен и работает.
— Я не хотел усомниться в вашей честности, — поспешно произнес посланник. — Просто вот это, — махнул он на строительство канала, — вещь недешевая.
Люди с колесными тачками и прочим толковым инструментом спокойно и размерено трудились. По сменно. Хорошо организованно. Из-за чего работы шли круглые сутки на пролет. Ночью при определенном освещении. Тонких работ там ведь не требовалось.
В конце концов канал не был большим. Он рассчитывался на прохождение судов до тысячи тонн водоизмещения. Класс река-море. То есть, по сути, больших плоскодонных стругов. В последующим, конечно, их можно будет расширить. Однако даже этого на ближайшие пару столетий выглядело в чем-то даже избыточными требованиями…
— С такими вещами не шутят. Я отвечаю за свое слово. И потому мое слово имеет вес.
— Да-да, конечно. Я не смею оспаривать или сомневаться. Просто мне показалось, что Смоленск плохо подходит как ключ-город для торговли с нами. Он ведь стоит на самой границы с Литвой.
