Украшения строптивых - Миронов Арсений Станиславович (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
А Даньке и не нужно много времени. Он планирует уложиться в десять минут. Темный расписной шатер уже отчетливо виднеется вдали среди пестрых палаток — широко прыгая по песку, расталкивая прохожих ярыжек, не оборачиваясь на свист — вперед-вперед, быстро.
Прыгнул через костер, отшвырнул подростка с копьем. Ударил ногой злобного кобеля — кажется, убил.
А вот и я. Здорово, сарынь-сволота голодраная.
Соскучились без меня?
— Эй, гляньте! У него Стырькино чингалище!
— Где? Который? Чужой?!
— Вон, вон — громилка в мокроватых портах! Гляди! Ну все — заметили. Набежали со всех сторон с копьями, колунами. Рожи бандитские — однако… среди ублюдков немало нормальных парней, удивился Данька. Вот — поймал в толпе почти знакомый серый взгляд. Фантастика! Широкоскулый бородач смотрит внимательно и спокойно — на шее племенные нережские амулеты, а до чего похож на Стаса, на Данькиного друга из прошлой жизни! Тут Каширин передумал буянить.
— Мужики! — крикнул он, высоко поднимая обе руки; кривой кинжал яростно заблестел над толпой: теперь, кажется, услышали и заметили все.
Плотное кольцо вокруг. Волосатые груди, загорелые животы, скрещенные руки. Любопытные смелые глаза. Парень слева откровенно пьян — набычился, роняет слюну. А рядом кряжистый мужикан лет сорока — улыбается почти приветливо… Эта улыбка окончательно убедила Даньку: для начала попробуем по-честному.
— Мужики! Сарынь молодецкая! Я — Данька из Морама. Я пришел за своей сестрой!
Зашумели:
— Кто? Чей? Пришлый?
— Из Морама. Данька-дубрович.
— До кучи просится? Беглый?
— Говорит, дочку потерял…
— Не дочку — сестрицу. Слышь, бабу рыщет…
— А че приперся-то? У нас девок отродясь не было.
— Точно! Сразу продаем, ха-ха! Либо — с глаз долой: в куль да в воду! Вылюбил и выкинул! У нас разговор короткий…
— Ага! Слышь, паря! Здеся баб нема! — выскочил наперед курносый ярыжка с подвижным шутовским лицом. — А вот бери меня заместо сестрицы! Буду на печи лежать, а ты меня ухаживай! Ха-ха-ха!
Толпа довольно загоготала.
Данила ласково покосился на курносого шута. Эта сволочь все портит… Гримасничает, скалит неполнозубые десны — и уже отовсюду забулькало, захихикало: они смотрят на меня как на идиота! Вот, мол, чудилка: приперся в волчью стаю с одним ножиком в руке — и права качает!
Видимо, совсем по-честному сладить не удастся. Данька быстро нащупал на запястье крошечный зеленоватый кисет с сушеными цветами одоленя. Незаметно разорвал завязки, ухватил тугую щепоть иссохших лепестков… улучив секунду, сунул в рот.
Ой, какая горечь. Неужели подействует?
— Мужики! Не до смеху мне нынче! — снова заорал Данька. — Меня батюшка с матушкой послали в дорогу! Заповедали сестру из беды выручать! Пропала сестрица, родная кровинушка! Красавица горемычная! Незамужняя, неприданная!
Ни хрена себе!
Во как загнул! Данька чуть не прикусил язык от неожиданности. Но остановиться теперь невозможно: глаза повлажнели от фальшивых эмоций, в голове весело жужжит — и звучные словечки цветными искрами вспыхивают в мозгу… Вот опять — шипучими пузырьками посыпались с языка:
— Растили доченьку ненаглядную! Приданое копили, суженого выгадывали! А прибежал воришка проклятый, похитил наше солнышко ясное! Мамка плачет, батяня горькую пьет! Пожалейте, добры молодцы! Чай, не поганые мы люди, не ледяные души!
Толпа ошарашенно притихла. А Даньку несет, как молоденькую радиоведущую в FM-диапазоне:
— Возверните сестрицу, удалые господа, молодцы-влажане! Позвольте послужить-отработать! — воскликнул он — и замолк, умоляюще вглядываясь в изрубленные лица бандитов. Выдержал звонкую паузу. Нахмурился и, стряхнув плаксивость, добавил уже серьезно: — А коли любо вам — я могу… на честный бой пойти! Супротив похитителя! НАСМЕРТЬ!
Ух, аж качнуло толпу — легкая оторопь пробежала по передним рядам. Перестали смеяться, глядят недоверчиво, но с уважением. Во дает громила: голос зычный, в плечах полторы сажени, да еще кинжалом машет!
— А кто похититель? — выкрикнул сзади хриплый баритон. Данька резко обернулся на звук:
— Похитителя вы знаете! Человек известный, мужик ловчий… — Опять пауза, и наотмашь, с оттяжечкой, как удар плетью: — СТЫРЯ ХЛЕСТАНЫЙ!
Вздох и тишина. Белые лица с медленно моргающими глазами. Данька почти физически ощутил: жесткий голос его скользнул над толпой — будто лезвие гигантской, остро наточенной косы прошлось по воздуху, заставляя гордые головы пригибаться. Вот что такое одолень-трава… Не жаль, совсем не жаль шесть кун за маленький кисет.
— Ну я Хлестаный. Дальше что? — прозвучало в напряженной тишине.
Толпа распахнулась, и Данька увидел малиновую рубаху. Желтый оселедец свесился на злобное загорелое лицо, обветренные губы презрительно кривятся. Карие глаза поблескивают сухо, занозисто. Никто не заметил, как разбойничий главарь вышел из шатра, привлеченный шумом на главной «площади» воровского городка. Теперь все взоры обращены к нему… что скажет Стыря? Неужто впрямь укрывает у себя невольницу-славянку?
— Я — Хлестаный, — спокойно повторил злодей. — Кто меня кличет?
«Данька вот пришел, мужик из Морама… за сестрицей, мол, явился…» — зашептали услужливые голоса. Так-так, битва началась, подумал Данила. Морщась против солнца, стиснул рукоять сорочинского ножа.
— Брателки, да вы что? — громко расхохотался Хлестаный, картинно всплеснув руками. — Неужто… поверили ему? Вот этому?
Молчание, затем слабый ропот. Удобная, жесткая рукоять кинжала. В армии не учили кидать кривые ножи. Жаль.
— Данька из Морама погиб. Его кузню спалили третьего дня, — гулко продолжал Стыря, медленно двигаясь сквозь толпу соратников. — Мертвое тело Даньки нашли на дороге меж Косарцами и починком Малковым. Голову ему отрубили да в костер кинули… Вот что я слыхал, братцы.
Ропот. Солнце бьет Даниле в глаза. Кинжал тихо звенит в руке.
— А перед вами — никакой не Данька. Это — иноземный купец из Бледной Вежи! Сегодня поутру он расхаживал по Жиробрегу в коганой броне! Я видел!
Толпа ухнула. Подземный гул пробежал из конца в конец. Коганый? Не похож… Кто врет? Стырька сказал, он ужо знает!
Данила покачал головой. Как тщательно изменчив этот мир! Еще вчера надо было убеждать группу тяжеловооруженных негодяев в том, что Данька отнюдь не является славянином. Сейчас, видимо, придется доказывать обратное.
— Его зовут Данэил! Данэил из Саркэля! — не унимается Стыря. — Не смотрите, братцы, что глас его славен, а волос светел. Это обманка, неполнокровка! Перед вами — смешной ублюдок коганина и славянской невольницы! Нынче их развелось немало: волос — рус, а сердце — когань!
Данька не отвечал; он слушал утробный голос толпы. Увы: большинство уже поверило Стыре. Опасно. Угрожающий гул холодным кольцом окружает Данилу. Воздух пахнет каленым железом. Здесь не поможет даже колдовской одолень…
— Пущай докажет! Доказаниев хотим! — закричали из задних рядов.
— Послухай, мил человек… — подчеркнуто ласково попросил одноглазый толстяк, осторожно подступая сзади и дергая Даньку за локоть. — Коли впрямь нерусский, так признай. Мы тебя не обидим. А коли земляк — покажи наглядно! Просим тебя.
Данька обернулся. Внимательно посмотрел на кривого толстяка. Возможно, он слишком буквально понял задачу… Впрочем, плевать. Хулиганская веселость охватила сердце. Вот сволочи. Они что — серьезно? Не верят, что я славянин?!
— Показать? — Данька ухмыльнулся. — Ладно. Я вам покажу.
Сказано — сделано. Рванул завязки… Влажные порты тяжело свалились до колен. Минута молчания — слышно, как хлопают глаза.
«О-ооо… — уважительно вздохнула толпа, спустя минуту. — Не-е, не коганин… Точно наш. Землячок».
Данила хладнокровно нагнулся, подтянул штаны на место, неторопливо заузлил веревочку:
— Еще есть вопросы?
Тишина. Это почти победа. Даже Стыря замешкался от неожиданности. Надо перехватить инициативу:
— Я славянин. И сестра моя славянка. Разве у влажской сарыни принято захватывать русских баб в невольницы? Славянских девок насиловать?
