Машина различий - Гибсон Уильям (книги онлайн читать бесплатно txt) 📗
Он понятия не имел об их потрясающем значении, ни малейшего представления.
Джон Ките, цитируется по интервью, данному Г. С. Лайвуду для “Докладов Общества парового интеллекта”, май 1857 г.
Ах, весь мир с ума сойти рискует, Тощий, толстый, робкий и нахал — Все твердят, без устали танцуя: Наша чудо-полька выше всех похвал!
Одну ножку выше поднимаем, Балансируем на носке другой, Каблучками ритм звонко отбиваем — В вихре чудо-польки мчит весь шар земной.
Вальсы и кадрили всем нам надоели, Запись не сравнится с музыкой живой. Даже трубочисты, позабыв о деле, Пляшут чудо-польку майскую порой.
Девичьи глаза как звездочки сияют, Губки так и просят их поцеловать. Но красавица того лишь замечает, Кто умеет чудо-польку танцевать.
И ученый слышит: музыка играет, — Вмиг бросает книги, душный кабинет И со всеми вместе дружно восклицает: “Лучше чудо-польки не было и нет!”
Так мы и танцуем, юбки вверх взлетают, Стук подковок медных — раз, и два, и три. И на тех парней лишь взгляды мы бросаем, Кто танцует чудо-польку до зари.
С грустью и удивлением узнали мы о недавнем отплытии на борту пироскафа “Грейт Истерн” всеми любимого и разносторонне талантливого мистера Лоренса Олифанта — писателя, журналиста, дипломата, географа и друга королевской семьи — в Америку. Как заявил нам мистер Олифант, он намерен поселиться в так называемом Сусквеганнском фаланстере, основанном господами Кольриджем и Вордсвортом, чтобы жить, равняясь на утопические доктрины, милые сердцу этих достойных изгнанников!
“Городские вести” от 12 сентября 1860 г.
ТЕАТР “ГАРРИК”,
Уайтчепел, перестроенный и обновленный,
под руководством Дж. Дж. Тобиаса, эсквайра,
впервые представляет
ВЕЧЕРА
СОВРЕМЕННОЙ КИНОТРОПИЧЕСКОЙ ДРАМЫ Понедельник, 13 ноября, и далее всю неделю.
ПЕРВОЙ будет представлена (ВПЕРВЫЕ) совершенно новая национальная, лондонская,типическая, столичная, мелодраматическая/кинотропическая современная драма в пяти актах, в истинном свете выставляющая современную жизнь и нравы в их бесчисленных небывалых и интересных проявлениях, под названием
ПЕРЕКРЕСТКИ ЖИЗНИ
или ЛОНДОНСКИЕ КЛАКЕРЫ
В основу драмы легла знаменитая пьеса “Сыны Вокансона”, захватившая в настоящее время внимание всей Франции, переработанная применительно к обстоятельствам и реалиям настоящего момента.
С кинотропическим оформлением мистера Дж. Дж. ТОБИАСА и ассистентов
В музыкальном сопровождении нового блестящего попурри-оркестра под управлением мистера Монтгомери
Режиссура мистера С. Дж. Смита
Костюмы миссис Хэмптон и мисс Бейли
Общее руководство постановкой
мистера Дж. Дж. ТОБИАСА
Действующие лица и исполнители:
Марк Ридли, он же Пройдоха Лис, (клевый парень, король лондонских клакеров)
………мистер Г. Л. МАРСТОН
Мистер Доррингтон (богатый ливерпульский коммерсант, проездом в Лондоне)
………мистер Дж. РОУМЕР
Фрэнк Дэнверс (британский морской офицер, только что вернувшийся из Индии)
………мистер У. М. БЕРД
Роберт Дэнверс (его младший брат, разорившийся повеса, кинутый клакерами)
………мистер Л. МЕЛВИН
Мистер Хоксуорт Шабнер (владелец вест-эндского клакерского притона, дисконтер и хотьчтошник — там, где можно хоть что зацапать)
………мистер П. УИЛЬЯМС
Боб Йоркнер (жулик, уставший от жульничества)
………мистер У. ДЖОНС
Нед Бриндл (трепло, парень серединка на половинку)
………мистер С. ОБРИ
Том Фогг, он же Старый Жмурик, он же Скотина (раб опиума, страдающий белой горячкой)
………мистер А. КОРЕНО
Джо Луковица, он же Крокодил (громила и шестерка Шабнера)
………мистер ДЖ. Г. ВЕЛАСКО
Дикки Смит (Ранняя Пташка, юный машинный оператор, ничем не примечательный, клюющий по зернышку где придется)
………мистер Дж. МАСКЕЛЛ
Айки Бейтс (хозяин “Крысиного Замка”, владелец скандального стола для игры в багатель, прекративший игру в бамблпаппи как слишком печальную)
………мистер ГОУТУБЕД
Официант в пивной “Кот и волынка”
………мистер СМИТСОН
Инспектор особого отдела с Боу-стрит
………мистер ФРЭНКС
Луиза Трухарт (жертва безответного чувства)
………мисс КЭРОЛАЙН БАРНЕТТ
Шарлотта Уиллерс (молодая деревенская леди с кошкой)
………мисс МАРТА УЭЛЛС
Бельэтаж 3 ш. Ложи 2 ш. Партер 5 п. Балкон 2 п. Касса работает ежедневно с десяти до пяти.
ПРОЩАЛЬНАЯ ПОЭМА
(В 1854 году Мори Юдзо, самурай и ученый из провинции Сацума, написал на отбытие своего сына в Англию нижеследующее стихотворение. Переведено с китаизированного японского.)
Мой сын пересекает морскую пучину, Стремясь к благородной цели. Далек его путь — десять тысяч сато, За ним не угнаться весеннему ветру. Восток и Запад ничто не роднит,
Так говорят многие, забывая,
Что солнце светит над ними одно
С одних и тех же небес.
Без страха в сердце через все опасности
Он ведет своих сородичей учиться в далеких краях,
Ради блага семьи он не щадит себя.
Пройдя через все испытания и невзгоды
Он приникнет к источнику знания.
Далеко до великих рек Китая,
Много дальше стремится мой сын.
Будет время, когда обретенная им мудрость
Принесет бесценные плоды.
ПИСЬМО ДОМОЙ
В тот день я, как и обычно, обшаривал глазами все четыре стороны света в поисках земли, но не находил ничего. Как печально это было! Потом, по случайной прихоти и с разрешения капитана, я взобрался на одну из мачт. С этой большой высоты, когда паруса и дымовая труба остались далеко подо мной, я с удивлением различил берег Европы —тончайшую зеленую полоску, чуть выступавшую над водным горизонтом. Я крикнул вниз Мацумуре: “Поднимись! Поднимись!” — и он поднялся очень быстро и отважно.
Вдвоем на верхушке мачты мы пристально вглядывались в Европу. “Смотри! — сказал я ему. — Вот нам и доказательство, что мир и на самом деле круглый! Стоя внизу на палубе, мы ничего не видели, но отсюда, сверху, суша ясно видна. Это доказывает, что поверхность моря искривлена! А если искривлено море, то, конечно же, искривлена и вся земля!”
“Это потрясающе, — воскликнул Мацумура, — все именно так, как ты говоришь! Земля действительно круглая! Это наше первое настоящее доказательство!”
Мори Аринори, 1854 г.
МОДУС
Парижские газетчики уделяли ее светлости прискорбно мало внимания, а потому даже этот небольшой зал был заполнен менее чем наполовину.
Темные ряды откидных кресел были негусто усеяны сверкающими лысинами математиков, но основную часть публики составляли клакеры, по большей части — немолодые, летний лен их чрезмерно элегантных нарядов смотрелся несколько отставшим от моды. Три последние ряда занимал парижский Женский клуб; истомленные жарой суфражистки обмахивались веерами и громко переговаривались, поскольку давно уже потеряли нить рассуждений ее светлости, а может — и не находили.
Леди Ада Байрон перевернула страницу и чуть поправила бифокальное пенсне. Уже несколько минут вокруг подиума кружила тяжелая зеленая муха; теперь она прервала свой замысловатый полет и приземлилась на подложенное, с отделкой из кружев плечо ее светлости. Леди Ада никак не среагировала на вопиющую наглость настырного насекомого и храбро продолжала на не очень хорошем французском.
Мать сказала:
— Наша жизнь стала бы много прозрачнее, если бы человеческую речь можно было интерпретировать как развертывание уровней некоей глубинной формальной системы. Отпала бы необходимость разбираться в двусмысленностях языка, но появилась бы возможность оценивать истинность любого высказывания, соотнося его с фиксированным и поддающимся конечному описанию набором правил и аксиом. Найти подобную систему, “Characteristica Universalis”, было мечтой Лейбница…