Неожиданность (СИ) - Попов Борис (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
— Наплевать! Лишь бы не на мое уродство пялились, а доски брали, и платили поохотнее. Это как в походе — заманил вражину малыми силами, а дальше руби его всей ватагой расслабленного успехами! Старшой покупателя сладкими речами подманил, а я на анекдотце выеду. Уж больно рожей не удался, просто так-то сидеть или все елеем заливать.
— От скидок, кстати, не отказывайся, — дополнил я разумные речи — в них большая сила. На досуге сделай новые ценники. Сумму поставь побольше, и ее же предлагай, как нашу скидочку. Матвей, слушая нас, только вертел башкой.
— Да у вас тут наука целая! Будто учились где-то вместе.
— Хочешь жить, умей вертеться! — гаркнули мы в два голоса.
Он только развел руками.
— Давай, кстати, записывать мои рассказки, — продолжил я наставления. — Перезабудешь завтра все от волнения.
Лишних базаров опять не было. Ермолай нашел оставшиеся от прежнего приказчика бересту и писало, уселся поудобнее. Очень толковый паренек! Просто приятно работать.
Матвей поглядел на нас некоторое время, добыл себе дар березы и какую-то щепку, подточил ее, и тоже начал бойко царапать. Грамотность в Новгороде была на высоте! Пока один портил бересту первой историей, второй уже писал следующую байку. Работа закипела! Продолжался этот праздник правописания около часа.
Вдруг на следующий анекдот послышался чей-то гогот. Обернулся. Возле двери веселились два здоровенных облома с секирами, которыми ловко и колоть, и рубить. Этакая помесь копья и топора в ручищах древнерусских сторожей.
— Что за люди, почему не знаю?! — рявкнул тот, что помордастее, видать старшой.
Матвей улыбнулся нехорошей ушкуйной улыбкой и негромким голосом сообщил:
— Да и я вас не знаю…
Дело пахло керосином, как говорили в 20 веке. Знаем мы эти переговоры! За считанные секунды убьет обоих их же секирами, и не поморщится.
Видел, когда ушкуйник меня обучал, его каскад приемов. У караульщиков шансов выжить не было. Никаких.
Но Матвей был без сабли и его не идентифицировали, а то убегали бы скачками. Недобрая слава шла об этих бойцах в Великом Новгороде, просто страшная. Желающих связываться с ними практически не было. А тех, что все-таки рискнули, давно уж похоронили.
Но нашей торговле досками это на пользу явно не пойдет, только может помешать. Да и сбыту карет этакая известность явно лишняя… Пора было вмешиваться.
— Я, я всех знаю! — с этими выкриками мы с Ермолаем выскочили из амбара с тесом, и для верности прикрыли за собой дверь. Любитель убивать был нам для знакомства с обслуживающим персоналом явно лишним.
Ну избавимся мы от этих караульщиков, и что? Правда, рано или поздно, все равно выплывет наружу. Это тебе не чужие края, где покуролесил и ушел с прибылью восвояси неотомщенным. А тут глядишь, и запылала лавчонка вместе с досками темной ночкой. Постоянно сам караулить не осилишь… Поэтому жить надо в мире и согласии. А то отомстят, и концов не сыщешь.
Начали неспешную беседу.
— Я хозяин лавки, а это новый приказчик. Помните, тут раньше Лешка был? Проворовался, гаденыш, пришлось уволить.
— Слыхали про эту воровскую морду! А вот третий ваш, дерзкий такой, это кто?
— Компаньон мой.
— А чего он наглый этакий? Мы ведь рога то махом пообломаем!
— Скорей он вас на голову укоротит — вступил в беседу Ермолай. — Он еще этим летом атаманом у ушкуйников был. По семейным обстоятельствам пришлось уйти. За ним в случае чего еще тридцать воинов встанет. И у друзей еще три струга с лучшими бойцами плавают. Ну с вами то двоими, он и один справится легко.
Младший чином караульщик пискнул:
— Мы вооружены!
И я, и Ермолай рассмеялись.
— Он не успеет об этом догадаться, так быстро вас убьет.
Продолжил опять я.
— Недавно на безоружного Матвея с женой напали пятеро вооруженных до зубов разбойников далеко от города, на речке Вечерке. Она все горюет, что хоть одного надо было в живых оставить. А ушкуйник рассказывает, как нудно их было в воду таскать.
Сторожа пытались храбриться.
— Мало ли что баба наболтает! Вы сами-то видели, как он дерется?
Ответили по очереди.
— Я с ним четыре года вместе на ушкуе ходил. Ушел по ранениям.
— Меня он биться учил, навидался его навыков. Теперь никого не боюсь. Как-то на нас с ним разбойники на дороге напали кучей. Он живых, как обычно, не оставил, а я приобрел саблю из дамасской стали.
Мордастый, почему-то шепотом, сказал:
— Мы же не знали, обмишурились.
— Вы на последнем вече были? — спросил я.
— А как же! Редко кто пропускает, обычно все ходят.
Судя по понурому искалеченному парню рядом, он как раз эта редкость и есть.
— Значит, меня должны помнить.
Они неуверенно стали вглядываться.
— Что-то не припоминаем… А что ты там делал? Дрался что ль за кого? Или выступал?
— Выступил не на шутку! — рявкнул я самым низким и грубым басом. Тут же запел высочайшим голосом, похожим на мальчишеский: Дева Мария…
Караульщики ахнули, и бросились меня обнимать. Враз узнали, подумалось мне.
— Мы оба на твою церковь денег дали!
— Скоро она вашей будет. Отстроим стены, поставим купол, и доски отсюда на пол и скамьи пойдут.
— Караулить будем, как свое! И сменным накажем приглядывать особо внимательно!
Выскочивший на шум Матвей озирался, не силах ничего понять — от его пилорамы до Новгорода ох и далеко, вечевой шум не расслышишь, новости не доходят. Ермолай удивлялся необычным переменам моего голоса.
Чтобы не объясняться, запел «Аве Мария» на музыку Шуберта и стихи кирпичника Ярослава. Начиналось, правда, все на стихи шотландца Вальтера Скотта — это была третья песня Эллен. Через несколько лет австриец Франц Шуберт написал, для того, чтобы стать известным за границей, на это произведение музыку. И эта песня стала, благодаря исполнению юного итальянца Робертино Лоретти, самой известной мелодией этого композитора. Мне, конечно, до красоты великолепного голоса 20 века не дотянуть, но я тоже старался спеть эту теперь русскую молитву от всей верующей души.
Закончил. Слушатели какое-то время постояли в оцепенении, а потом взрыв эмоций! Буря чувств! Слава Богу, получилось.
А то была после вече гаденькая мыслишка, что новгородцы больше перед князем рисуются, чем радуются молению Богоматери. Ан нет. И Мстислав далеко, а реакция та же.
Однако очень хотелось попасть к любимой жене и чего-нибудь съесть. А по пути заскочить к Антону, договориться насчет шуб. Спросил Матвея:
— Елене заячья шубенка не нужна?
— Ей батя соболиную справил.
Ну и ладно. Предложил оставить Зорьку для доставки Ермолая домой. Молодые предпочли идти пешком, не торопясь.
Поскакал к Антошке. Возле его двери в окне мерцал огонек. Остальная родня, видимо, уже умостилась почивать — дом стоял темен. Ночь подкралась незаметно.
Постучал сразу в окошко. Никакого стука не получилось. Вместо стекла был натянут бычий пузырь — бедновато живут.
Пощупал дверь. Может кожемяки чью-нибудь здоровенную шкуру натянули? Слава богу — тут дерево.
Вежливенько потарабанил. Через короткое время начала кричать злобная Анна.
— Кого тут еще на ночь глядя черт принес?
— Черт принес хозяина! Не выйдет Антоха немедленно, может считать себя уволенным — громко обозначил я свою позицию.
Бабенку лучше сразу унять. А то ишь распоясалась! Тихонько ойкнули внутри. Антошка у меня на службе получает немало. Потеряешь такую работу, умаешься опять жить впроголодь.
Подкаблучник вылетел из избы сразу же, тускленькая свеча в правой руке.
— Хозяин, что случилось? На коляску жалоба? — подобострастно забасил он.
— Ты не воруешь ли там? — зарычал я, вспомнив успехи другого своего приказчика — Алексея, показанные им на ниве торговли досками. — С ушкуйниками приду, просто посажу на кол!
Этого Антон совсем не боялся. Кареты делали другие, и в их качестве он не был убежден. А это была его епархия, и тут бывший скорняк чувствовал себя совершенно уверенно. Бас зазвучал голосом несправедливо обвиненного в нечестности и краже человека.
