Жизнь взаймы - Кононюк Василий Владимирович (полная версия книги .txt) 📗
– Можно, нож под ребро точно заработаешь. Не лезь, куда не просят, Богдан, паны нам платят острым железом, а не монетами.
– Думай добре, Сулим, с Иваном потолкуй. Пять ляхов нам в руки сами лезут, и нас как раз пятеро – это же знак, Сулим.
– Да там и пятерых не надо, я сам, один, двоих, а то и троих сниму, Иван – лучник хороший, Давид из лука бьет добре. Не о том речь, а о другом. Могут и в понедельник обратно выехать – мы что, в лесу под Черниговом станем, ждать их будем? И так есть что продавать, слава богу. Ненужная то выйдет буча, Богдан. Да и Иван не согласится.
– А ты с ним потолкуй, Сулим, у него тоже на ляхов зуб вырос. Дело верное, не будут их лишний день держать – в субботу обратно поедут или в воскресенье, помянешь мое слово. Ну а если и в понедельник, нам какая разница. Мы уже там будем и выследим их, никуда они не денутся. Добыча знатная уйдет – знать не будем, что ляхи затевают с князьями литовскими.
– Ты прямо змей, Богдан, недаром про тебя отец Василий говорил, что не святой Илья тебе является.
– Ты отца Василия с перепою-то не больно слушай, ему самому везде черти являются, ты с Иваном вечером потолкуй.
– Так ясное дело, что потолкую, чего вцепился как репей, только не верю я, что Иван согласится. Иван – казак осторожный. Хотя дело то плевое, глазом ляхи моргнуть не успеют, как стрелу получат. Ездят тут, как петухи по дорогах, на нас как на собак смотрят.
– Вот и я о том, Сулим, ляхов побить сам Бог велел – ездят как по своей земле, на всех, как на холопов, поглядывают.
– Буду вечером с Иваном толковать. Посмотрим, что он скажет. Пойдем глянем, что за тем горбочком.
Сулим пришпорил коня на очередной холм обозревать окрестности, а я думал, как организовать засаду: почему-то за ответ Ивана был спокоен – он ведь чего так вчера орал? Попробуй сохрани спокойствие, когда тебя сапогами со двора выгоняют, – а тут приходит Богдан и рассказывает, что они с Дмитром троих зарезали за то, что в плечи пихались. Тут любой взбесится от такой несправедливости.
Дорога возле Чернигова оживленная, если в субботу гонцы обратно поскачут, на встречных курсах будем двигаться, все в динамике организовывать надо. Помнится, изучал такую полезную дисциплину в курсе общей физики. Так что, спрашивается, зря мозги сушил? Пора динамике показать нам свою силу и в практических приложениях.
Глава 2,
в которой наука динамика демонстрирует свою несомненную практическую значимость
Бесконечная серо-желтая, утрамбованная бесчисленными колесами и копытами дорога, вьющаяся среди первозданного леса, сводила с ума. Она, безусловно, улучшила свое качество после того, как мы отъехали от города. Обычное дело – чем меньше ездят, тем лучше дорога. Но разнообразней не стала.
Первый день пути пролетел почти незаметно – переправа, с Сулимом байки травил, обдумывал, как гонцов перехватить, обсуждал с ним детали операции, время летело. Затем, передав Ивану, что Сулим просит подъехать, занял его место. Вернувшись назад, Иван, бросая подозрительные взгляды, отправил меня обратно к Сулиму. Причины его подозрительности стали понятны, когда Сулим рассказал мне некоторые детали:
– Ты, Богдан, не серчай, но я поведал Ивану, что сам надумал поляков побить. Как того сучонка с задертыми усами углядел, так и надумал. В плечи нас со двора выталкивал, гаденыш, а что при этом языком своим паршивым говорил, так я того никому не скажу. Обещал я ему, что встретимся мы с ним еще, но сам не верил, что так скоро встречу ту Господь мне подарит. Ништо, Богдан, недолго терпеть осталось: пристал Иван на эту задумку – как мы говорили, так и делаем. А то, думаю, Иван злой на тебя, что ты в походе языка свово на привязи не держишь, – как тебя упомню, так и откажется.
– Добре сделал, что не говорил, а мне чего серчать, за то лишней доли не положено. Да и вместе мы то задумали, так что не пекись о том.
Все вопросы были решены, до вечера занимался тем, что обматывал толстый наконечник тупой стрелы несколькими слоями домотканого полотна и тщательно зашивал концы, пытаясь добиться того, чтобы нигде ничего не топорщилось. Даже при стрельбе на небольшом расстоянии это может существенно отклонить стрелу от заданной траектории.
Потренировавшись вечером, уже на постоялом дворе, вдали от любопытных глаз, как летает моя модифицированная стрела, понял, что с десяти – пятнадцати шагов не промахнусь. На том весь запас возможных дел исчерпался. Единственное, что удавалось занять, – это руки. Выбрав из нашей коллекции оружия самый мягкий лук, если такое слово можно применить к этой негнущейся деревяшке, стал его пользовать в качестве эспандера, ну а когда не было сил сгибать лук, рубил саблями с двух рук ветки потоньше.
Голова осталась полностью незанятой – волей-неволей пришлось обдумывать два факта, тревожащих своей неправильностью и непривычностью. Первое – это совершенно легкомысленное поведение на базаре. Причем на сознание Богдана свалить вину никак не получалось. Вспоминая ситуацию в деталях, невозможно было не заметить легкой тревоги, что излучал Богдан. Но это меня не насторожило – продолжил как ни в чем не бывало громогласно рассказывать потешную, как тогда казалось, историю.
Рассматривая ситуацию с разных сторон, никак не мог найти причин такого своего увлеченного занятия разговорным жанром. Конечно, заниматься идеологической и рекламной работой важно и нужно, но откуда взялась эта самозабвенность, когда ты перестаешь реагировать на внешние факторы? Никогда мне не нравилось быть в центре внимания и развлекать людей потешными историями. С удовольствием принимал участие в разных посиделках, но всегда в компании находился человек, который становился заводилой. Никогда это место меня не привлекало. Видя, что ключей к пониманию этой сцены не наблюдается, перешел ко второму факту, который меня тревожил не меньше.
После того как мы вышли с ныне покойным паном из Северных ворот, пошли в лесок, я, конечно, уговаривал его одуматься. И если бы, случись такое чудо, он согласился, вздохнул бы с облегчением и с удовольствием выпил с ним мировую. Но это не объясняло того равнодушия, с которым убивал пленных. Понятное дело, их необходимо было убить. Другого выхода после начала боя не было. Но почему не испытывал никаких эмоций? Как будто тренировался на манекенах в специальном зале. Приходилось бывать в таком – нашему инструктору удалось провести нас по блату несколько раз. Зацепившись за слово «манекены», начал думать: а воспринимал ли своих бывших противников как живых людей во время нашего общения? Порывшись в своем сознании, вынужден был констатировать, что нет, не воспринимал.
Поставленный вопрос поднял более широкую проблему: а как я воспринимаю окружающих людей, кто они для меня? Ненадолго задумавшись над этим, перебирая в памяти ощущения и события, все, что происходило, мои реакции, пришел к неутешительному выводу. Подсознательно все, что происходит со мной, воспринимается как спектакль, сон, игра, все ощущения пропитаны дымкой иррациональности происходящего. В этом сне ко многим персонажам уже испытываю искренние чувства, стараюсь поверить в реальность окружающего меня мира. В эти моменты ощущения практически не отличаются от испытываемых в прежней жизни. Но даже тогда между мной и этим миром существует невидимый барьер, не позволяющий слиться с ним, ощутить его всеми чувствами. И этот барьер объективен.
Перенос сознания не может быть полным, что-то безвозвратно теряется по дороге, компенсируется в новом теле через функции прежнего хозяина. Это «что-то», потерянное, находится на самом нижнем уровне, там, где сознание соединяется со спинным мозгом.
Если пользоваться терминами программирования, мое сознание существует в Богдановой голове в виде – назовем это – «программной эмуляции», соединенное с внешними устройствами (руками, ногами и т. п.) при помощи программных интерфейсов, созданных после вселения. Ведь мои интерфейсы потеряны вместе со старой оболочкой, а напрямую подключиться к Богдановым не всегда получается.
