Мертвый и живой (СИ) - Башибузук Александр (читать книги бесплатно полностью без регистрации TXT, FB2) 📗
Ваня вздохнул, послушал звон падающих с потолка капелек и спокойно подумал:
«Приехали... неужто дурачок Вилли действительно мутил против власти? И меня повязали заодно с ним как сообщника? Или опять проверка? Да уж, что-то подсказывает — теперь за меня взялись всерьез. Как там немцы говорят? Und das Ingste Lied hat sein Ende#»
#Und das Ingste Lied hat sein Ende (нем.) — и у последней песни есть свой конец. Русский аналог пословицы — сколько веревочки не виться, а концу быть.
Глава 5
Ваня слегка пошевелился, устраиваясь поудобней и задумался о бренности своего бытия.
Жил был мальчик Ваня, мажорил, спортом занимался, девок трахал, в общем наслаждался жизнью и горя не знал. И тут бабах...
С жизнью стало как-то уж совсем неважно. Свою жизнь пришлось у судьбы выгрызать зубами, не то что наслаждаться. А горя отхватил вагон и маленькую тележку в придачу.
«Как я не сошел с ума, сам не знаю... — Иван наше в себе силы улыбнуться. — Особенно после первой смерти. Хотя нет, страшней всего было умирать во второй раз, в первый я ничего толком не соображал. А во второй уже начал подозревать, что одной смертью не обойдется. Ну да хрен с ним. Да и сейчас дохнуть особенно не хочется, потому что уже прижился на этом свете, немало сделал, так сказать, оправдал свою никчемную жизнь. Хотя... честно говоря, ничего полезного я и не сделал. Ну, завалил Власова и Манштейна, но смерть этих тварей почти никак на ход войны не сказалась. Русскую освободительную армию все равно создали и возглавил ее Жиленков, а смерть Манштейна привела только к очень ограниченным тактическим успехам Красной Армии. Если честно, гораздо больше пользы я принес на поприще уничтожения обычных фрицев. Тут есть чем погордиться...»
Иван прислушался, но ничего полезного так и не услышал.
«Хотя, с другой стороны, я ничуть не жалею... — опять задумался Ваня. — Если подвернется шанс вернуться в свое время, не факт, что я им воспользуюсь. Разве что только с Варварой...»
Ивану сразу стало больно, по-настоящему больно. Сердце резануло, словно его проткнули иголкой, а мозги снова стиснули тиски отчаяния. Варю он полюбил больше всего на свете. А когда она пропала, смысл жизнь пропал. Заставить себя дальше жить удалось с очень большим трудом.
«Вышла на связь и почти сразу пропала после бомбардировки... — скрипнул зубами Иван. — Вот и думай. С одной стороны, могла попасть под бомбы, а с другой — фрицы тоже не пальцем деланые — могли раскрыть ее. Но по заданию, если бы ее взяли, она должна была согласиться на двойную игру. И уже бы давно вышла на связь. Но не вышла. Значит остается только бомбардировка... черт, даже думать об этом не хочется...»
Иван изловчился и стянул с головы мешок, но все равно ничего не рассмотрел — вокруг стояла сплошная темнота. Тогда он, отталкиваясь ногами пополз и почти сразу наткнулся на стену. Поерзал по ней щекой и удивился, потому что по ощущениям это была кирпичная кладка, причем уже покрытая слизью от сырости, как в обычном деревенском подвале. И уж никак не была похожа на оштукатуренную стену в камере. Опять же, в камере всегда должен гореть свет, дабы охрана могла следить за узником, а здесь такового совсем не наблюдалось.
— Хрень какая-то... — вслух озадачился Ваня, хотел заорать, но услышал совсем рядом шаги и увидел отблески фонаря, пробившиеся через щели в двери.
— Открывай, Семенов... — совершенно отчетливо сказали на русском языке.
— Так точно, товарищ майор... — приглушенно ответили ему с отчетливым рязанским говорком.
«Товарищ майор? Русские? — озадаченно подумал Иван. — Говорят чисто, как носители языка. Это идиотизм какой-то. Проверка? Точно проверка, русских здесь по определению быть не может...»
Дверь с протяжным скрипом открылась, в глаза ударил свет. Камера оказалась обычным деревенским подвалом, правда большим. И в этот подвал вошел немецкий офицер в камуфляжном костюме вермахта и каске, затянутой таким же чехлом. Крепкий, кривоногий и приземистый, в портупее и с автоматом МП-40 на плече.
Знаков различия на нем Ваня не разобрал, но по повадкам сразу понял, что он офицер.
Следом вошел еще один немец, одетый и вооруженный точно так же, этот занес две табуретки и с недюжинной силой вздернув Ивана на ноги, посадил его на одну из них, а вторую отдал офицеру. Керосиновый фонарь повесил на торчащий из стены крюк. У этого Иван успел заметить торчащую из сапога рукоятку ножа — наборную из плексигласа разных цветов. Абсолютно нехарактерную для немцев, такой нож они могли взять разве что трофеем у советских солдат.
Офицер сел напротив Ивана и тяжело на него посмотрел.
«Волевой подбородок, шея борцовская, явно спортсмен, брился дня два назад, глаза жесткие, но усталые, ... — быстро замелькало у Ивана в голове. — Национальность... да хер его знает, по внешнему виду не определишь, но есть что-то едва уловимое азиатское. Точно не немец!..»
И тут Иван заметил, что из расслабленного воротника камуфляжного костюма едва заметно выглядывает воротник с петлицей советского образца. То есть, получалось что под камуфляжем немца была советская форма. Весьма частая практика для советских и немецких разведгрупп, когда под формой врага прячется своя. Согласно Гаагской конвенции «Об обычаях и законах войны», тот, кто носит вражескую форму в тылу врага — является военным преступником и подлежит ликвидации на месте. Но если вражескую форму накинуть на свою — уже совсем другое дело, но при атаке, обязан снять и атаковать в своей. Как бы странно этот бред не звучал, это правило соблюдали. Правда далеко не всегда.
«Ряженый? Или наша разведгруппа так далеко забралась?..» — успел подумать Ваня.
— Как вы себя чувствуете? — нарушил молчание офицер. Говорил он на правильном немецком, но чувствовалось, что он для него не родной.
Ваня вместо ответа просто кивнул.
— Хорошо, — отозвался немец. — Теперь представьтесь.
— С кем я говорю? — тихо спросил Ваня.
Офицер криво усмехнулся.
— Вы не в том положении, чтобы задавать вопросы, унтер-офицер.
В то же мгновение, стоявший позади Ивана второй немец, ударил его раскрытой ладонью по лицу и снес со стула. Ударил на первый взгляд несильно, но неожиданно и очень умело — у Вани в глазах сразу вспыхнули искры, и он на несколько секунд потерял способность воспринимать действительность.
Но за эти секунды он все-таки успел определить свое поведение.
Иван опять посадили на стул.
Офицер участливо поинтересовался:
— Вы все поняли? Вам придется отвечать на мои вопросы и от ответов на эти вопросы будет зависеть ваша жизнь. Вопрос: нам известно, что вас вербовал оберштурмфюрер Вилли Нойер для участия в важной диверсионной операции. Меня интересует: какой операции и против кого. Вы хотите жить?
Стоявший позади поднес к глазам Ивана клинок финки.
— Да-да, — быстро закивал Иван и всхлипывая зачастил. — Я хочу жить. Я все скажу. Правда! Я очень много расскажу. Да, он вербовал меня! Если можно... сигарету. Я все расскажу...
По лицу офицера пробежала торжествующая улыбка. Он достал из кармана пачку сигарет, раскурил одну и сунул ее Ивану в зубы.
— Итак, я желаю получить ответы на свои вопросы! Или...
— Я унтер-офицер Александр Кра... Краузе... — быстро ответил Ваня и выронил сигарету себе на колени, а потом, изображая панику, опрокинулся на бок месте с табуреткой. — Простите, пожалу йста простите.
— Застегни наручники впереди, — приказал офицер своему помощнику. В голосе прозвучало открытое презрение и это презрение сразу поставило для Ивана все на свои места.
Разведоперации такого уровня так далеко от фронта просто невозможны, а если какой-то безумный все-таки рискнет, то ни о какой советской форме речь даже не может идти. Операция будет проводиться с полным погружением. А эти ведут себя словно хозяйничают в прифронтовой полосе. Опять же, презрение в голосе значит, что Иван не оправдал ожиданий, сломался. При проверке профессионалы такого прокола никогда не допустят. И дешевое всхлипывание никого не обманет. А этот идиот умудрился сжалиться. И наручники! Какие наручники, откуда они возьмутся в арсенале разведгруппы, они работают в основном кожаными шнурками. Весят мало и мало места занимают...
