Стылый ветер - Быков Александр Владимирович (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .txt) 📗

Александр БЫКОВ, Ольга КУЗЬМИНА

СТЫЛЫЙ ВЕТЕР

Глава 1

...Потом привязали ее к столбу возле пылающего костра. За руки, заведя их за спину, за плечи и возле щиколоток, затянув веревки так, что она даже не могла шелохнуться. В костер подбросили дров. Расселись кругом, заунывно, хором затянули странную песню. То ли заклинание, то ли молитву. Но слов не разобрать.

А один, тощий, седой, стал бить в бубен. Ходил кругами, выкрикивая непонятное, и словно некая тяжесть ложилась ей на шею, на грудь... И ее сердце уже билось, кажется, у самого горла. Невозможно пошевелиться, даже вздохнуть. Седой говорил ей Слова. Слова были как искалеченные звери, которые забрались в голову и боятся выйти наружу.

О боже! Пустите меня. Пустите!..

Она открыла глаза. Огонь костра совсем рядом. Но не обжигает. Тощий, седой, с бубном в руке, наклонился совсем близко. Неподвижный зелено-желтый зрачок его правого глаза и искореженное, словно от паралича, в морщинах лицо... Плеснуло чем-то дурманяще-кислым...

Лачуга из дикого камня. За открытой дверью скошенный луг. Охапка сена на полу, под ногами. Колется...

Ольга с ужасом взвизгнула.

«Это не мои ноги. Другие. Стоптанные долгой дорогой. И чуть выше щиколотки красные полосы, словно натерло. Руки тоже не той. Боже! Где я? Так. Стоп. По порядку... Я легла спать. Спокойно легла спать. У себя дома... Ну да. Чуть простыла. Температура, наверное. И потом этот кошмар: шаман, костер... Но сейчас-то я проснулась или все еще сплю?»

Рука касается прохладных серых камней.

Настоящая, грубая кладка из дикого камня и пьянящий запах свежего сена. Одернула грязную рубаху до колен.

«Не моя. И под ней ничего. Совсем!

Кто там у входа? Хорошо. Предположим, что это игра. Как в книжке. Как у Олдей или там у Желязны... Кто-то взял да и бросил меня в этот мир... Кто? Зачем?.. И какого черта?! Я ж не просила... Но ведь это Настоящее Приключение! Как у Алисы в Стране чудес... Жутко интересно. Тот, который у входа, он что – страж?

Ну, хватит. Просто сидит человек. Обычный. Без копыт и рогов».

Ольга осторожно вышла из двери.

– Куда?

Она испуганно обернулась на неприятный, с хрипотцой голос.

– Меня не узнаешь что ли, крошка?

Толстый и наглый. Улыбка такая нехорошая.

– Мария! Ты что, снова оглохла? Сядь.

Схватил ее за руку и посадил рядом с собой на сено:

– Правда не помнишь меня?

– Не помню.

– Вот те на. Может, ты и себя не помнишь?.. Йезус! Была дура-дурой, а стала совсем без ума! И это – святой. Это – вылечил... Испортил он тебя, девка. Как пить дать – испортил. В конвульсиях, говорит, теперь биться не будет, но умом, может, того... Не соврал, значит... Ладно. За водой сходи. Там котелок. – И толстый махнул неопределенно за спину, в сторону дома.

Густав торопился... Утро обещало быть солнечным. Туман вдоль ручья уже стал рассеиваться, и добыча приятно щекотала подмышку.

«Вот и они. Уже жрут что-то. Небось, остатки добытого позавчера сыра... Ну дурочка-то, понятно. Ей скажут, она и ест. Но Франко! Не появись я, так и сожрали бы все сами. Ладно, запомним, толстый дружок».

И, выходя из леса, Густав намеренно наступил на сухую ветку.

Франко дернулся нервно. Зашарил рукой, нащупывая в сене клюку.

«Трусливый слабак. Потому он и жив еще, что я в любой момент могу... – подумал Густав. – А Мария спокойна. В глазах ни тени испуга. Словно не она шарахалась от каждой тени! Словно не трепетала, как курочка, которой сейчас свернут шею, при виде каждого турка... Видно, и правда Старик ее излечил. Был бы толк».

Франко как раз встал, грозно опершись о посох, когда Густав тихо подошел к нему со спины. Сейчас он одним ударом кинжала мог бы прикончить засранца. Обманывать Франко всегда было приятно. Уж больно он прост.

Густав сел на сено и лениво спросил:

– Ну, делиться-то будете? Или так все сами и сожрете?

Ольга размышляла: «Странно. Неловко и дико. Да просто невозможно. Но вот – сижу. Ем. Пью воду из ручья. И ощипываю кур, которых наверняка где-то украли эти бродяги.

У одного – длинный нос и хитрые, с прищуром, глаза. Говорит – не поймешь с каким акцентом. А другой, толстяк, косится на меня плотоядно. В глазах неприкрытая похоть. Почему они называют меня Марией?.. Да, конечно. Когда набирала воду в заводи, я увидела свое отражение... Девчонка лет шестнадцати-семнадцати. Грязная. Нездорового вида. С лицом ангелочка. Странно, непонятно и жутко ощущать себя в чужом теле. В чужом. А где же мое? Где я вообще?.. Только без паники. Разберемся. Постепенно. Сами мне все расскажут. Они думают, что я ничего не помню. Лечил меня кто-то».

– Кто такой этот Старик?

Франко глянул со значением на Густава. Тот удивленно поднял бровь (надо же, заговорила!), но промолчал. Только еще усерднее стал обстругивать кинжалом ветку – вертел для курицы.

Франко пожал плечами:

– Это святой человек. Он тебя излечил. Да ты разве не помнишь его?

– Нет... Не помню.

– Но ты не можешь не помнить! Ведь вчера вечером... Может, ты и ярмарку не помнишь?

– Какую ярмарку?

– Позавчера. Там еще сам пан Лицен с сыновьями...

– Подожди, Франко. – Густав уже обстругал вертел, но еще не спрятал свой страшный кинжал. – Подожди... Мария, откуда ты родом?..

Кинжал недобро покачивался в его правой руке.

– Не знаю. Честно, не знаю... Не помню.

– Врешь-то зачем? Нехорошо обманывать, крошка. Мы и наказать можем. – Кинжал вдруг оказался совсем близко от ее глаз. – Как имя твоей матери?

Она сжалась в комочек.

– Ну?!

– Галина...

– Тьфу ты, пропасть... – Густав раздраженно сплюнул и спрятал кинжал.

– Отстань от нее. Я же говорю, что она ничего не помнит... Но Старик и впрямь святой человек. Излечил ее. Совсем излечил... Раньше, помнишь – как увидит кинжал, ее сразу колотит. Теперь спокойная стала. – Франко сально улыбнулся и погладил ее по голове.

Ольгу аж передернуло.

– Ты полегче, толстяк. Не трожь убогую. Что тебе, простых девок мало?

– Была убогая... А теперь излечилася, – осклабился Франко. Но руку убрал. – Так ты, стал быть, совсем ничего не помнишь?.. Может, рассказать ей, а, Густав? Пусть знает, кто ее благодетели.

– Валяй.

Густав водрузил выпотрошенную курицу над огнем.

Он изредка поворачивал вертел и наблюдал, как девушка слушает брехню Франко. Она ощипывала вторую курицу механически, все свое внимание сосредоточив на толстяке. Почти детский лоб пересекла морщинка.

«Надо же! Думает. Осознанно слушает... Впервые за все годы. Выходит, правда Старик ее излечил...»

Сколько Густав ни смотрел на нее, он так и не увидел того идиотского и испуганного выражения лица, того самого, которое так пугало и одновременно трогало. Встретить такое на миловидном девичьем лице – редкость. И испуг от каждого резкого движения, и затравленный взгляд, наполненный вечной мукой. Все это вызывало жалость, а значит, приносило им деньги. Милостыня – существенный источник дохода для таких бродяг, как Густав и Франко.

Густав обычно представлялся безногим ветераном, демонстрируя миру умело подвернутые ноги, щербатую улыбку и шрамы от ударов, полученных, конечно, не в бою, а после очередного неудавшегося воровства, когда его чуть не до смерти избили кочергой. Франко – этот ублюдок, на самом деле выгнанный из родного хутора за гадкий характер и неимоверную лень, играл калеку с перешибленным хребтом. Единственное, что ему удавалось делать хорошо, так это расслабляться. Мария для них была сущим кладом. Ее, скудоумную бедняжку, жалели. Люди ведь чувствуют, когда не притворно, а по-настоящему. Ей подавали щедро. Сможет ли она теперь хотя бы изобразить то, чем зарабатывала раньше?