Ливонское наследие (СИ) - Романов Герман Иванович (читаемые книги читать TXT, FB2) 📗

Герман Романов

Ливонское наследие

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«СВЕТЛЫЙ ПРАЗДНИК»

апрель-май 1560 года

Глава 1

— Молодость сыграет с принцем злую шутку — он не понимает, во что ввязался. Ливонцам нельзя верить, ведь те, кто не способен защищать собственный дом, и униженно просят помощь от других, не желая сражаться за себя, всегда будут лгать!

Ротмистр Иоганн фон Регенбах подвигал плечами — даже стеганый дублет с наброшенным на плечи сюрко, плохо защищали от пронизывающего весеннего ветра. Ночи стояли холодные, все же середина апреля — Балтийское море не отошло от зимы, а скупое на тепло в это время года солнце еще не начало прогревать свинцовые холодные воды.

С высоченной сторожевой башни Аренсбургского замка в лунном свете хорошо просматривалась не только гладь Рижского залива, но и весь небольшой городок, что прижался к островку, на котором высилась мрачная твердыня Эзель-Викских епископов.

Здесь он провел почти полгода, направленный сюда датским королем Фредериком в ноябре прошлого года. Дело в том, что монарх в сентябре выкупил у местного прелата, немецкого барона, земли сразу двух его епархий — Эзельского и Курляндского — за смехотворную по нынешним временам сумму в тридцать тысяч полновесных талеров.

Практически за бесценок, что и говорить, но бывшего епископа Иоганна фон Мюнхгаузена можно понять. Начавшаяся два года тому назад война с русским царем Иоанном поставила Ливонский орден на самый край пропасти, до падения в которую остались считанные месяцы, вряд ли больше года, максимум полтора. Так что все владетельные господа и юнкера, у которых были усадьбы или родственники в германских землях, сейчас старались сбыть глупцам как можно быстрее свои замки и мызы, и уехать обратно с набитыми золотом и серебром бочонками и ларцами. Оставались только потомки первых крестоносцев, которым было что потерять здесь, и ничего не светило на землях предков в фатерланде.

Положа руку на сердце, Иоганн Регенбах мог говорить сейчас правду и только правду — на этой каменной площадке, стоя в гордом одиночестве, потому что караульные кнехты отошли от командира, чтобы не мешать подумать. Сказать было страшно, но ротмистр сейчас отчетливо понимал — ливонцы воевать за датского принца не станут, пусть даже он спасать будет их собственные животы и имущество помимо воли.

— Потомки крестоносцев выродились в трусливый скот!

Сказал, как припечатал, на душе было скверно, потому рейтар вычурно выругался, поминая мамаш местных юнкеров, что зачали их с блудниками и местными чухонцами при помощи колдунов. Наемники всегда бранились и вели себя буйно, развратничали и насиловали, резали людей как скот. На каждом из них было столько грехов, что за век не отмолишь, так что дорога в рай была заказана. Потому чего бояться ада, где у горящих котлов пока бесполезно суетится мохнатая прислуга, ожидая новых постояльцев?!

Чему быть, того не миновать — зато меч и аркебуза делают жизнь веселой, правда и короткой, ибо старых возрастом ландскнехтов не бывает, всех ждет в конце концов одна участь — смерть на поле боя!

— Проклятые трусы — они недостойны жить!

Пламенная вера, что три с половиной века тому назад привела немцев на эти земли, с мечом в руке и крестом на груди, угасла в сердцах рыцарей, потухла как выгоревшая дотла поминальная свеча. Завладев землями, построив замки и мызы, крестоносцы успокоились. И потихоньку превратились в юнкеров, обремененных женами, наложницами и приплодом, стали господами для покоренных язычников, ими насильно окрещенных, и основательно запуганных, а потому превратившихся в рабов. Впрочем, и сейчас немцы так называли эстов, а те только кланялись каждому встречному и почтительно именовали даже приказчика ганзейского купчика «господином».

Войны с восточными схизматиками практически превратились, рыцари и епископы черпали свое благосостояние в сдирании трех шкур с забитой черни. А заодно богатели на посреднической торговле с теми же московитами, совершенно не заметив, что последние окрепли уже настолько, что стали угрозой дальнейшему существованию самого Ливонского ордена. Но денег все равно не хватало — жизнь на широкую ногу всегда требует «доения» туго набитых кошельков.

И несколько лет тому назад рыцари поддались «соблазну» учения Лютера, и посягнули на богатства церкви, решив провести секуляризацию. Обогатились все, кто имел власть и силу, а сами епископы превратили свои епархии в фактически наследуемые владения — курляндский прелат даже продал свои владения эзельскому епископу. А тот в прошлом году уступил все свое недвижимое состояние, земли с замками и крестьянами, вкупе с опустевшими монастырями, датскому королю.

Однако теперь такое алчное стяжательство, совершенно неразумное в сложившейся ситуации, им вышло боком. Со стороны государств, признающих власть римского первосвященника, помощи фактически не последовало, и рыцари уже проклинали свои решения. Дело в том, что два года тому назад московский царь начал с ними войну под смехотворным предлогом. Он возмутился отказом дерптского епископа уплатить дань за несколько десятков лет, о которой в самом ордене все подзабыли.

И на взгляд самого Регенбаха поступили правильно — если не требуют или не напоминают постоянно о долге, то к чему отдавать деньги, тем более схизматикам, что живут варварским обычаем?!

Восемнадцать тысяч талеров весомая сумма, и магистр отписал царю, что в казне пусто. Иоанн обиделся высокомерным отказом, отправил войско — и пал Дерпт, с обывателей которого стрясли ценностей в пять раз больше злополучной дани. А заодно были взяты штурмом Нарва, Везенберг и целый ряд замков, городов и укрепленных мыз — вот тут ливонцев и проняло, как говорится, до самой задницы.

Они засуетились, отправили посольства, просили, где только можно помощи — ландскнехтами, деньгами, порохом и пушками. Но и тут поначалу проявляли укоренившуюся спесь — новый магистр ордена Кеплер, как знал регенбах, высокомерно отказался от ста тысяч талеров, предложенных ганзейским Аугсбургом. Посчитал недостаточной суммой и потребовал шестьсот тысяч. В каковых ему было отказано — такие суммы вкладывать в гиблое дело никто из купцов не решился, ведь они умеют считать не только возможные доходы, но и будущие убытки…

Колокол отбил один раз, отмечая еще один прошедший час — комтур даже не вздрогнул, наоборот, при его звуках никогда не просыпался. Плохо, если в одну из ночей караульный не отобьет било — это будет означать, что он либо уснул, скотина, за что полагается смерть, или убит вражескими лазутчиками. Последнее самое плохое — значит, враг в замке и есть угроза его захвата. Но только не сейчас, когда в гарнизоне и в городе находятся полтысячи рейтар и кнехтов, да несколько сотен местных рыцарей и юнкеров за своими гофлейтами — всадниками, что входили в знаменные отряды вассалов епископа, которые и получали от него за службу ленные владения.

Вчера жители праздновали не только Пасху, но и прибытие целого каравана из двух десятков парусных кораблей — больших пузатых хольков, одномачтовых ганзейских коггов и совсем малых пинков. Из Дании прибыл долгожданный принц Магнус, младший брат короля Фредерика. Все приобретенные здесь земли монарх передал ему в виде наследуемого апанажа, а герцог уступал своему царственному старшему брату герцогство Гольштейн, на которое имел определенные права.

Местное дворянство и все немцы встретили нового повелителя с восторгом, от ликующих криков звенели стекла в оконных рамах. Вот только не стоило обманываться — умирать вместе с датчанами и наемниками они не станут. Потому и радуются, что, наконец, нашлись глупцы, что полягут за них в бою со злыми московитами и татарами…

Ротмистр медленно шел по темному переходу в епископское крыло замка. От горящих факелов, воткнутых в держаки, падала на каменный пол копоть, но свет от пламени был изрядный. У дверей покоев, отведенных для молодого герцога, застыли два ландскнехта, от начищенных до блеска кирас отражались пятна огня. Ротмистр для столь ответственного поста выбрал десяток самых опытных и надежных воинов, прекрасно зная, что все они несут службу бдительно. Да вдвое большее число назначил для ночной охраны замка, и это была единственная реальная сила — так как кроме них совершенно нет трезвых — все перепились на радостях, и Пасху отпраздновали, и усталость нужно скинуть после полумесячного плавания.