Добро пожаловать или Посторонним вход воспрещен! - Нусинов Илья Исаакович (книги без сокращений .txt) 📗
Лили действительно из ведра. Это Неля Полешко мыла трибуну. Собственно, мыть было поручено двоим: ей и Стабовому Диме. Но Стабовой сидел на балюстраде, напевал что-то и шлепал в такт по перилам скрученной в жгут тряпкой.
— Нельк, а Нельк, ты чарльстон танцевать можешь?
Нелька презрительно выпятила нижнюю губу.
— У нас все девочки могут.
— Научи меня. А я тебя тоже чему-нибудь научу. Телепатии научить?
— Чему?
— Мысли читать на расстоянии. Или наоборот — внушать.
— А ты умеешь?
— Спрашиваешь! Хочешь, внушу?
— Ему внуши! — сказала Нелька, кивнув на пробегавшего мимо лагерного пса Космоса. — Космос! Космос! На-на-на!..
— Запросто, — сказал Димка.
Космос, виляя хвостом, подбежал к трибуне.
— Ну, что ему внушить?
— Чего-нибудь, — пожала плечами Нелька.
Димка сосредоточенно посмотрел на Космоса. Космос вдруг засуетился, подошел к углу трибуны и поднял ногу.
— Дурак, — сказала Нелька.
— Честное слово, это не я, это он сам. А вообще собакам знаешь как трудно внушать, у них же нервная деятельность недостаточно высшая.
Но тут Космос словно остервенел. Шерсть вздыбилась у него на загривке. С хриплым лаем бросился он на дощатые стенки трибуны.
— Чего это он, Димка? Чего ты ему внушил?
— А кто его знает. Ничего я ему не внушал. Сейчас я сам его мысли прочитаю. — Димка сложил ладони рупором и приставил ко лбу. — Мыслеулавливатель, — пояснил он. — Прочитал! — закричал он вдруг.
— Ну?
— Под трибуной кто-то есть!
— А кто?
— Не говорит. Какой-нибудь зверь.
— Давай его выманим.
— А на что манить? Мы ж не знаем, чем он питается. Если зверь плотоядный — на колбасу надо, а травоядные на подорожник хорошо идут.
— Давай сделаем бутерброд: сверху колбаса, снизу подорожник.
— Мы его сейчас выкурим. — Димка полез в карман и достал сигареты. — Нет, — сказал он, заглянув в пачку, — самому не хватит. До конца смены двадцать два дня, а тут три штуки осталось.
Подошел скучающий парень с профилем Гоголя.
— Чего это вы делаете?
— Ступай, ступай, — сказал Димка.
Когда парень скрылся за трибуной, Нелька прильнула ухом к щели.
— Димк, дышит!
Стабовой принюхался.
— Волком пахнет. Или барсуком.
— А ты барсука нюхал?
— Сто раз!
— Ой, Димка, шевелится!
Космос лаял так, что, казалось, хочет из шкуры выскочить. Он хрипел, заливался и стучал лапами по доскам.
— Вот что, — решил Димка. — Надо его раскаленным металлом подпалить. Он тогда сразу выскочит.
Димка спрыгнул с трибуны и схватил валявшийся неподалеку кусок ржавой проволоки.
— Раскалим добела, и порядок.
Спичка догорела до конца и обожгла Димке палец, но проволока не нагревалась. Однако Димка не терял надежды.
— Давай всю коробку подожжем. Знаешь, какая температура развивается? Три тысячи градусов!
Коробка вспыхнула.
— Ну как? — спросила Нелька. — Греется?
— Ага. Сейчас враз накалится.
Но коробка сгорела чересчур быстро.
— Чуть теплая, — разочарованно сказала Неля.
— Ничего, — сказал Димка, — будем колоть холодным оружием. — Он приоткрыл дверцу и начал протыкать проволокой воздух. — Попал! Попал в зверя! — закричал он.
Но не тут-то было. Зверь, видимо, попался сильный: проволока медленно уползала в щель.
— Нелька, хватайся!
Нелька схватилась. Но и это не помогло. Рывок, и оба охотника скрылись под трибуной.
Надпись на экране:
Так Костя Иночкин вручил свою судьбу двум верным людям.
«Бери ложку, бери бак, если нету — шамай так», — проплыл над лагерем знакомый сигнал на обед.
В столовой сидели за длиннющими столами с одной стороны один отряд, с другой — другой. Доедали суп.
— Прослушайте информацию, — сказал Дынин и вышел в проход. — Завтра родительский день.
Принесли котлеты, и отряд, сидевший напротив, дружно заработал вилками. А третий отряд жевал одни макароны.
— Завтра, ребята, — продолжал Дынин, — нам предстоит взять рекордную высоту. По дисциплине, по организованности, по талантам. Как, товарищи вожатые, выявили таланты?
— Выявили, выявили, — откликнулись вожатые.
И вот голые котлеты остались сиротливо лежать на пустых тарелках.
— Пo полкотлеты! — распорядилась Лера и, отломив от своей котлеты половину, принялась есть.
— У меня двое, — сказала вожатая второго отряда, та, которая разучивала чарльстон.
— Это со всего-то отряда? — Дынин сделал строгое лицо. — Никуда не годится. Должно быть не менее одного таланта на звено.
Валя прыснула. Дынин строго посмотрел на нее.
— Если петь, танцевать не могут, — сказал он, — пусть хоть стих выучат, вольные движения под аккордеон.
— По полкотлеты! По полкотлеты! — вправо и влево передавали вдоль стола.
Все старались быть жутко справедливыми и размечали ровно по половине, а Шарафутдинов даже положил обе половинки на ладони и сравнивал их взвешиванием.
— А фокусы показывать — это талант? — спросил он, не прекращая под столом взвешивание.
— Фокусы, художественные пирамиды, пантомимы — все годится.
— Запишите меня, — сказал Шарафутдинов. — Я летающую даму покажу.
— Это какую еще даму? — нахмурился Дынин.
— Бубновую!.. — закричали ребята, а Шарафутдинов вытащил из-под ремня и показал Дынину книгу: «36 фокусов».
— А-а, — сказал Дынин. — Только чтоб без карт. Завтра, — продолжал он, — лучшие из вас, самые достойные… А кого, ребята, мы называем самыми достойными?
— У кого хорошая дисциплина!..
— Кто все до конца съедает!..
— Кто кроликам травку рвет!..
— Молодцы, — похвалил Дынин. — Так вот, самые достойные пройдут круг почета в карнавальных костюмах.
— По полкотлеты!.. По полкотлеты!.. — шелестело вдоль стола.
И как в игре в испорченный телефон, приказание, конечно, исказили. В правый угол дошло: «На полкотлеты!», и там поспешно опускали тарелки на пол, а в левом углу приказание приняло уж совсем идиотский вид: «По полке летом!» Тут растерянно переглядывались и переспрашивали друг друга:
— По какой полке?
— Что летом?
Кое-как разобрались. А разобравшись, испугались. Шутка ли, на глазах вожатых, воспитателей и того отряда, что сидит напротив, разделить котлету пополам, незаметно смахнуть полкотлеты с тарелки и, зажав двумя пальцами (чтоб не очень валять по ладошкам), вручить Вене, худенькому, черноволосому мальчику с мечтательными глазами, который ползал под столом с миской.
— Митрофанова! — позвал Дынин.
Отряд замер… все вскинули на Дынина испуганные глаза.
— Сведения подтвердились?
— Уху, — сказала Митрофанова с набитым ртом.
— Вот видите, — озабоченно сказал Дынин. — И товарищ Митрофанов приедет. — И со значением поглядел на вожатых.
— И мой папа приедет, — сказал мальчик из младшего отряда.
— Кушай, кушай, — сказал Дынин. — Закон знаешь: «Когда я ем, я глух и нем». Вот и помалкивай. — И вышел из столовой.
Все облегченно вздохнули.
Веня подполз к Стасику Никитину и толкнул его в коленку. Стасик нагнулся и посмотрел под стол: котлеты возвышались над миской дымящейся горкой. Стасик загоготал:
— Что он, Бармалей, что ли? Двадцать семь половинок! Столько нормальный человек не может съесть!
— Ты жадный, ты жадный, — зашипели девчонки.
— Я не жадный, — сказал Стасик и через окно бросил котлету Космосу, — я рациональный.
Давясь, выпили компот и встали из-за стола.
— Для всех мертвый час, кроме нас! — сказал Венька.
И все затопали на мертвый час. А Димка и Веня, крадучись, пошли к трибуне. Но по дороге их нагнал Шарафутдинов.
— Знаете что, давайте положим котлеты в шкатулочку с сюрпризом. — Он показал картонный куб. — Мало ли что!
Камера отвернула в сторону, и мы увидели за кустиком тоненькие ножки в сандаликах. Ножки постояли немного и неслышно побежали по траве. Потом они неслышно пробежали по дорожке, усыпанной кирпичом, тихонько прошелестели по асфальтовой дорожке и даже на бетонные ступени поднялись совсем неслышно.
