Драмы - Штейн Александр (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
Входит Платонов. С ним на мгновение — глухой шум океана. Анечка оставляет утюг, идет навстречу.
Анечка. Как сегодня долго. Вызвали в штаб?
Платонов. Выключи ты, Христа ради.
Анечка выключает приемник. Платонов швыряет фуражку на радиолу, снимает китель.
Анечка. Девочки ждали тебя, ждали, боролись со сном геройски, а потом тут, на диванчике, и засопели обе, как по команде. Во сне их и перенесла. У Людки животик что-то разболелся, смерила температурку, пока нормальная. Что утро покажет. (Вглядывается в Платонова). Саша, чепе?
Платонов (садится на диван). Славка где?
Анечка. Постелила у девочек. Правильно?
(Платонов, не отвечая, вынимает портсигар). Поешь сперва. (Платонов закуривает). Ты на корабле ужинал? Тогда — чаю? Индийский я заварила пополам с краснодарским и грузинским. (Платонов молча ложится на диван). Саша, ты идешь в поход?
Платонов. Сороки флотские на хвосте принесли?
Анечка. Это не очень страшно?
Платонов. А если — очень?
Анечка. Идешь?
Платонов. Сорочья болтовня.
Анечка. Спутники-шпионы на Тихом океане летают. Или только будут летать? Опять стало тревожно. Господи, что им нужно? Надоели. Ты когда в море уйдешь?
Платонов. Позвони комфлота, он тебе шепнет.
Анечка. Дай расшнурую. (Расшнуровывает ботинок, сначала один, потом берется за другой). Отец все из Петергофа пишет, и в последнем письме — опять. Спроси у твоего, будет ли война. В этом году, пишет, меду больно много. Пчел невпроворот, как саранчи. Не к войне ли? А я помню — папа ульи в разные цвета красил. (Улыбнулась своим воспоминаниям). Синие-синие, лиловые, желтенькие. Чтобы каждая пчела летела в свой дом, не сбивалась. В сорок первом было ужас какое грибное лето, так и началось. Говорила Дроздиха — вчера на кораблях сыграли боевую готовность номер один. Верно? (Платонов молчит). Саша, будет война?
Платонов. К Дроздихе. Даст разъяснение.
Анечка. Злой. Утюг! (Бросается к штепселю, выключает). Придешь в себя, заизолируй провод, он снова голый. Техника меня замучила. Твою электробритву получила. Техника. Как вы на корабле управляетесь! Саша, поговори со мной, выговорись, легче будет.
Платонов. Не о чем балакать. Все в норме.
Анечка. Воля твоя. (Снова принимается за утюжку). Надо же. Опять во всем военном городке исчезли термометры. Одни барометры. Ох, военторг, военторг. К Котовым сгоняла, заняла. Будешь в порту — купи, только не забудь, там всегда есть. В городке корь, тут, в гостинице, два случая. Сколько ж я нынче попок уколола? Сорок одну. Сорок две. Сорок три. Ребята — умрешь с ними. «Хочешь конфетку?» — и раз шприцем! Другой видит обман, а все идет на наживку. Бедные карасики. Правда, потом, только халат мой забелеет, визжат, будто режут их. (Без паузы). Саша, а что было на совещании?
Платонов. Каком еще совещании?
Анечка. У комфлота.
Платонов. Про тебя там ничего не говорили.
Пауза.
Анечка. Танечка, слава богу, корью уже болела, ей не грозит, а вот Людка. Эта моментально хватает всякую заразу. Коклюш, тот переносится через третье лицо, даже по воздуху. Очевидно, летают невидимые глазу крылатые микробы. Про корь этого не скажешь, вирус передается через носоглоточную слизь.
Платонов (вскочил). Бормашина!
Анечка. Что с тобой? Детей разбудишь.
Платонов. Со мной все в норме, а вот что с тобой? Что с тобой, милая? Очнись. Корь, вирус, коклюш... Дроздиха, теомометры, барометры, грибное лето, электробритва, Шпионы-спутники... Мещанство, понимаешь ли ты, мецанство! Вирус передается через Дроздиху. По воздуху...
Входит Часовников. Очевидно, он уже успел побывать у себя в комнате — на нем штатский костюм, галстук, повязанный небрежно и неумело. Не смотря на свою нелюбовь к военной форме, в штатском он явно проигрывает.
Платонов. К газетам не притрагиваешься. В Дом офицера не затащишь. В уколы ушла, в детские попки... Свои выздоровели — чужие заболели, чужие выздоровели — свои заболели. Язык чешешь, с кем столкнешься. Кормишься болванскими сплетками — что с тобой стало?
Анечка (тихо). А с тобой что стало, Саша?
Тут только Платонов замечает Часовникова. Молча шнурует ботинки, снимает со спинки стула китель, идет в другую комнату.
Часовников. Не спешите, я к вам.
Платонов (грубо). Я отдыхаю.
Часовников. Потерпите.
Платонов (грубо). В чем дело?
Часовников. Он отдыхает, Анечка, вы слышите? Он отдыхает. Тс-с. Не мешайте ему. Не мешайте своими уколами, шприцами, всей нашей житейской чепухой — он выше: этого. Он на мостике. Он видит будущее. Он строит коммунизм. А мы с вами, Анечка, погрязли в низком и ничтожном мещанстве.
Платонов (спокойно). Высунь башку в форточку.
Часовников. Видите, Анечка. Дает разумные советы и не унижается до раздражения. (Платонов, пожимая плечами, подходит к холодильнику). Положительный герой. Очень положительный герой. Из листовки политотдела.
Платонов достает из холодильника блюдечко, берет ложку, ест.
Анечка. Ой!
Платонов. Что?
Анечка (виновато). Нет, ничего. Протертое, я думала, на утро Людочке. Ешь, ешь.
Платонов ставит блюдечко назад, в холодильник, сердито захлопывает дверцу.
Платонов (Часовникову). Долго еще?
Анечка. Что вы оба, ей-богу? То не дышат друг без дружки, а то...
Часовников. Анечка, вы даже не подозреваете, как все серьезно. Он меня довел, как вас доводит. (Платонову). Пренебрег, чтобы унизить? С высоты своего командирского величия, да? Выпустил из меня воздух? Потыкал мордой, как щенка, — и за дверь? Миленький, не пройдет. Я на крайность пошел, железно, я честью отца пожертвовал, это ты виноват, ты!
Анечка. Саша, что он сделал?
Платонов. Ничего он не сделал. Дрыхал в каюте, а потом сошел на берег, и все. (С угрозой, Часовникову). Ничего вы не сделали, старший лейтенант Часовников, — ни хорошего, ни дурного, ничего! И никакого урона папочкиному престижу не нанесли, хватит кривляться.
Анечка. Саша, зачем ты так? Он тебя так любит, а ты...
Часовников. Перестаньте, Анечка, он меня унижает, как и вас, и это длится, как и с вами, не неделю и не год. Его любовь — как дружба, а дружба — как любовь. Любит по-своему и дружит тоже по-своему. По-своему! Удобная форма деспотизма!
Анечка. Костик, успокойтесь. Саша, только ты мог так довести человека.
Платонов (с усмешкой). Смотри-ка. Защищаешь.
Часовников. И ее вы больше не будете унижать, не позволю, перестаньте над ней измываться, вы! Она не рабыня, а вы не азиатский деспот! Сорок три года Советской власти вас чему-нибудь научили? Не позволю.
Анечка. Петухи, ну прямо. Детей разбудите, Славку. Саша, ты хоть прекрати.
Платонов (недобро). Грудью встала.
Анечка. Прекрати.
Платонов. Я вижу — спелись. Может, третий — лишний?
Анечка. Подумай, ну подумай сам, что ты несешь?
Платонов (Часовникову). Может, переиграем? А? (Медленно). Браки, они, говорят, в небесах совершаются — не на танцульках. А? Бери!
Часовников. Вон пошел!
Анечка. Костя! Саша! Костя! Да что с вами, господи? Детей разбудите. Перестаньте, слышите!
Платонов (тихо). Что ты сказал?
Часовников (так же тихо). Пошел вон.
Пауза. Платонов медленно застегивает китель, одергивает его, идет к порогу. Обернулся, вынул из кармана пуговицы, подкинул на ладони, швырнул Анечке.
