Успокой моё сердце (СИ) - "АlshBetta" (версия книг txt) 📗
- Спокойной ночи, Эдвард, - расслаблено шепчу я, уткнувшись носом в столь желанную материю.
Это и вправду был слишком длинный день…
*
Светло-голубое небо, безоблачное, растянувшееся вокруг настолько, насколько хватает глаз, просто потрясающе. Его цвет насыщенный, но в тоже время очень нежный, подходящий для тех воспоминаний, что остались у меня об этом маленьком уютном раю. Неужели мы правда сюда вернулись?..
Я делаю глубокий вдох, наслаждаясь свежим и теплым воздухом. Мне кажется, даже пахнет здесь по-особому – цветы, вода, горы… прохлада и жара сосуществуют рядом друг с другом в мире и гармонии. Им нечего делить.
- Смотри под ноги, - наставляет голос Эдварда из-за спины, когда я, опрометчиво не взявшись за поручень, едва не поскальзываюсь на трапе, залюбовавшись пейзажем.
Под ноги? А как же красота вокруг?..
Вдоль линии горизонта – в том самом месте, где небо сходится с землей, выстраивая ровным рядком маленькие домики, виднеющиеся за забором, отгораживающим от внешнего мира взлетную полосу, - тянется темно-синяя полоска. Она то пропадает, то появляется между различными постройками, поблескивая от щедрого солнца и маня к себе, как ничто другое.
Океан.
…В этот раз спасает от падения то, что за поручень я все же схватилась.
- Белла, - устало бормочет мужчина, поддержав меня, когда я пытаюсь вернуть прежнее положение тела в пространстве, - пожалуйста…
- Извини, - щеки становятся пунцовыми, а вокруг – и без того оазисе – становится ещё жарче. Напоминаю себе, что Каллен идет прямо за мной – следовательно, при моем падении упадет тоже.
А падать ему никак нельзя – сегодня Джерри спускается по трапу на руках папы. Интересно, он уже проснулся?..
Но обернуться не решаюсь. Сначала неплохо бы сойти-таки вниз.
Шаг-шаг-шаг… рубашка? Да. Сиренево-синяя, в пресловутый гавайский цветочек, рубашка и человек, идущий с ней в комплекте. Наш проводник – похож на того, что был и в тот раз, но, присмотревшись, вижу все-таки отличия. Новый.
Радушно, как настоящий гостеприимный хозяин, протянув мне руку, незнакомец помогает сойти вниз, на твердую землю и, дав тем самым возможность как следует себя разглядеть, широко-широко, во весь рот, улыбается.
- ¡Bienvenido, invitada cara*! - глубоким и низким, как у истинного испанца, голосом говорит он мне.
Улыбаюсь в ответ, хотя ровным счетом ничего не понимаю. Испанский, да ещё с чилийским акцентом… к такому итальянская школа меня явно не готовила.
Благо Эдвард тоже оставляет позади лестницу, появляясь рядом со мной.
- Gracias, Paulo. ¿Donde el coche?** – на удивление мне ровно тем же языком, даже ничуть не искаженным английским произношением, спрашивает Каллен.
Встречающий с готовностью кивает головой, указывая на припаркованную недалеко темно-зеленую машину. Не могу определить, к какой марке она относится. Да и нужно ли?..
- Откуда ты знаешь испанский? – пропуская гида вперед и становясь возле Эдварда, интересуюсь я.
- Я много чего знаю, - пожимает плечами мужчина.
- Французский, итальянский, испанский… не много ли?
- Самое то. Король, - его губы растягиваются в горькой, неприятной улыбке, которая, как и следовало ожидать, глаз ничуть не освещает.
В голове тут же материализуются мысли о рассказанной вчера истории. Я помню. Но это не имеет особого значения теперь.
- Ты больше не король и не барон, - отрицаю я, обняв его за талию и прижавшись щекой к плечу, глядя, как доверчиво, будто бы ничего между ними никогда и не случалось, Джерри посапывает у груди отца, - теперь ты папа и мой scorpione.
Ему приходится признать, что такие слова немного утешают. По крайней мере, до смерти усталое выражение лица сменяется чуть более радостным, беззаботным. Улыбка, хоть и маленькая, хоть и едва заметная, но теперь искренняя.
Не говоря ни слова, Эдвард поворачивает голову, целуя мои волосы. Не отпускает от себя, глядя куда-то поверх моей макушки, на горы, небо и землю. Ангары аэропорта – как американского, так и чилийского, уже давно позади.
До машины остается около ста метров – наш проводник уже там, его цветочная рубашка недвусмысленно выглядывает из окна водительского места.
- «Ауди»?..
Вопрос Эдварда, так и не получивший ни ответа, ни завершения, прерывается тихоньким вздохом. Джером, ворочаясь в папиных руках, жмурится, стараясь заставить себя открыть глазки. Солнечный свет малышу, только-только покинувшему теплую темноту, явно не по вкусу.
Мужчина, мне кажется, затаивает дыхание, наблюдая за сыном. Идет точно медленнее, боясь выдать себя преждевременно.
Я посылаю встревоженным малахитам ободряющий взгляд, нежно глядя на просыпающегося ангела. Будем надеяться, сегодня, чтобы уснуть, никакие таблетки ему не понадобятся.
Наконец, драгоценные камушки покидают свой плен, являясь нам обоим на обозрение. Сонные и уставшие, несмотря на такое долгое время пребывания в царстве Морфея, они выглядят истинно детскими. И пока ничего, кроме нелюбви к яркому солнцу, внутри не наблюдается.
- Джерри, - аккуратно поправляю немного сползший рукав его кофты, мягко улыбнувшись.
Недовольно насупившись, малыш отмахивается от ненужных, неизвестных прикосновений, изворачиваясь на своем новом месте так, чтобы спрятаться и от них, и от солнца. И ему удается. Зарывшись личиком в белую рубашку отца, Джером, кажется, чувствует себя вполне комфортно. Ладошки, заканчивая с бездельем, обвиваются вокруг папиной шеи, а смешно вытянутые розоватые губки запечатлевают на коже легонький поцелуй.
Настроение Эдварда стремительно поднимается. Практически взлетает к верхней планке, прогоняя прочь и усталость, и настороженность. Восторг – вот чем сияют его глаза.
- Доброе утро, сыночек, - ласковым, мелодичным и донельзя любящим голосом зовет он, приподняв мальчика чуть выше, чтобы поцеловать розовую щечку.
И сначала Джерри явно не имеет ничего против. Довольно хмыкнув, он лишь крепче обвивается вокруг папы. Маленькие пальчики даже гладят ворот его наряда…
Но затем все меняется. Видимо, вместе с ходом мыслей белокурого создания. Задержав дыхание на половине вздоха, Джером резко, как от огня, отстраняется. Вздрагивает, прикусив, едва ли не до крови, губы. Мгновенье назад искрившиеся радостью и спокойствием маленькие глазки наполняются слезами, а губки, уже поджатые, белеют.
Почти то же самое, едва ли не зеркально, происходит с Эдвардом. Только у него, помимо всего прочего, ещё четко прорисовываются на лбу глубокие, знакомые мне линии.
- Джерри, это я, - будто бы мальчик не понял, не услышал, шепчет он, насилу сдерживая прежний тон, - что случилось?..
Страшное… страшное случилось…
Испуганно сжавшись, Джером огромными от испытываемого ужаса глазами смотрит вокруг, ища меня. Знаю, что меня – больше некого.
И заметив, жалобно, тихо-тихо, просит, нерешительно протянув в сторону правую ладошку:
- Мама…
- Мама здесь, - в бархатном баритоне, сменяя растерянность и тревогу, появляется сталь – все за ту же единую секунду, - в машине будешь сидеть с ней.
Джером всхлипывает, упрямо качая головой. Такой поворот событий ему не по вкусу.
- Мама… хочу!
- В машине, - прерывая его и одновременно с тем предупреждающе взглянув на меня, отрезает Каллен. Двигается быстрее – я едва поспеваю.
С остервенением, с трудом сдерживая всю свою силу, распахивает дверь.
С трудом дождавшись момента, когда можно покинуть нежеланные объятья, Джером поспешно, крупно дрожа, перебирается на сиденье. Я сажусь следом, и он тут же, буквально за секунду, оказывается на моих коленях. Прячется от Эдварда, низко опустив голову и глотая слезы. Бормочет только лишь «мама» бессчетное количество раз.
Садиться к нам, хоть сзади и полно места, Каллен не намерен. Сразу же, без лишних объяснений, все ещё пылая всколыхнувшимся гневом, занимает переднее сиденье.
