Драмы - Штейн Александр (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
Появилась в одной из амбразур цитадели огненно-рыжая голов а, исчезла, вновь появилась в другой амбразуре.
Ушаков (выпрямился). Я выполню приказ моего императора.
Шум. Матросы в сопровождении Метаксы и Виктора ведут связанного Орфано.
Виктор. Вот он... Не признали, господин вице-адмирал?
Ушаков. А! Волк линяет, да обычай не меняет! Давнишний знакомец!
Метакса. Уговаривал корфиотов: дескать, русские отдадут их во власть янычар.
Ушаков делает движение к Орфано, огненно-рыжий человек прицеливается в Ушакова.
Виктор. Федор Федо... (Бросается к Ушакову).
Выстрел. Виктор падает. В ту же секунду Метакса стреляет в огненно-рыжего человека. Тот сваливается прямо к ногам Ушакова.
Ушаков. Лекарь! Лекарь!
Виктор. Я вас не вижу, Федор Федорыч! Вы живы?
Ушаков (дрогнувшим голосом). Жив. (Склоняется над Виктором, берет его за руку). Жив. Тебе обязан.
Вбегает Ермолаев, кидается к Виктору.
Ермолаев. Витя!..
Виктор. Федор Федорыч, вы живы? Где вы, Федор Федорыч? Отец! Кортик мой — брату, Сашке... Взяли крепость, Федор Федорыч?
Ушаков. Взяли, Виктор, взяли, сын.
Пауза.
Виктор (закрывая глаза). Дайте руку, адмирал. Видите флаг? Ваш флаг, флаг адмирала. Вон он, высоко-высоко... Виктор... По-древнему — победитель... (Смолк).
Васильев (тихо). Умер.
Пауза. Слышны тихие рыдания Ермолаева. За сценой все усиливающийся гул, голоса, выкрики на незнакомом языке.
Ушаков (поцеловал Виктора в губы, встал). Всех погибших при взятии Корфу проводить траурным салютом эскадры.
Сенявин молча прикладывает руку к треуголке.
(Подходит к лежащему навзничь убийце). Почему ты стрелял в меня, грек? Что я сделал тебе дурного?
Пауза. Убийца приподнимается и долгим взглядом всматривается в Ушакова. Переводит взгляд на Орфано, молча показывает на него.
Метакса. Проклятый отступник! На рею его! На рею! Орфано. Храните хладнокровие! Я не подданный русского императора и...
Сенявин. Повесить мерзавца немедля!
Вокруг Орфано угрожающе сдвигаются офицеры.
Орфано. Господин Мишеру, вы, как неаполитанский министр...
Мишеру. Но я не имею чести быть знакомым.
Орфано. Господин Траубридж, прошу вашего покровительства...
Траубридж презрительно пожимает плечами. Шум за сценой.
Ушаков. Знал, всегда знал — не России ты служишь. Но и Неаполь от тебя отвернулся. Но и Англия не узнала. Но и греки презрят тебя. Жалка участь отступника, в коем не бьется сердце при слове «отчизна». Уведите его!
Матросы скручивают руки сопротивляющемуся Орфано.
Орфано. Пусть черная оспа превратит вас в трупы! Пусть чума задушит вас! Пусть холера стащит вас в ад! Детей ваших! Внуков ваших! Проклинаю, ненавижу, прокли...
Матросы уводят Орфано.
Сенявин. Гадина, у коей вырвано наконец жало...
Шум за сценой нарастает.
Что там?
Метакса. Корфиоты хотят видеть вас, господин адмирал! Они кричат ваше имя.
Ушаков. Конституция с тобой?
Метакса. Здесь. (Вынимает из-за обшлага бумагу, протягивает ее Ушакову).
Ушаков. Повторяй за мною. (Поднимается на холм). Единоверцы! Сия конституция семи очищенных от французов островов писана мною собственноручно в соответствии с древними вашими обыкновениями. Мы, русские, пришли к вам не яко завоеватели, но яко освободители! Не владычествовать — охранять! Не разделяя взглядов старейшин ваших на устройство государственное, держал совет с ними, ибо привык чтить нравы и обычаи других народов. Принял их волю, ибо это ваша воля. Посему именем России возглашаю, в соответствии со стремлением и желанием вашим, независимое Ионическое государство — Республику семи Соединенных Островов!
Секунды тишины. Метакса подкидывает вверх шляпу.
Метакса. Виват Эллада! Виват Россия! Виват Ушаков!
Крики «виват». Слышна песня. Это песня русских матросов, с которой они шли по знойной приднепровской степи к Херсону, туда, где в великих трудах, наперекор врагам и стихиям, заложили они будущий могучий Черноморский флот. С песней провожают матросы погибших своих товарищей. Плывут внизу гробы. Появляется на холме чопорный и невзрачный офицер в мундире голштинского образца.
Офицер (вынимает из-за обшлага свернутый в трубочку рескрипт). «По именному повелению его императорского величества...»
Ушаков вытягивается.
Сенявин (шепчет на ухо Васильеву). Наконец-то... Долго же шла к Ушакову высочайшая благодарность...
Офицер (читает). «...заковать в кандалы, обрить, а дабы иным не повадно было — прогнать сквозь строй, сеча шпицрутенами, после чего отправить с конвойными к вечной каторге, рванью ноздрей и кнуту осужденного, подлого преступника государственного, к позору для русского флага на эскадре скрываемого, беглого по прозвищу «Тишка Рваное ухо».
Шумит песня. Плывут внизу гробы. На гробы греки бросают живые цветы.
(Сворачивая рескрипт). Повелено вам выдать сего преступника немедля.
Ушаков. Поздно! Тихон Прокофьев геройски погиб, прославив в веках возлюбленную Россию. Флаг, поднятый им на дотоле неприступной крепости Корфу, виден всей Европе.
Сенявин ( взмахивает белой перчаткой). Салют!
Где-то далеко слышна повторяющаяся команда: «Салют!», «Салют!» Шумит песня. Плывут мимо холмов гробы, на которые падает дождь живых цветов.
Ушаков (смахивая слезу). Други, прощайте...
Загремели в море траурные залпы. Все сняли шляпы. С обнаженной головой Ушаков стоит у края холма. Занавес
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
КАРТИНА ДЕВЯТАЯ
Ночь. Набережная. Зарево освещает смутные очертания Неаполя. В кровавых отблесках мерцают золотые буквы на бортах двух кораблей, стоящих у пирса. Доносится из города неясный шум, время от времени слышны выстрелы, стоны, вопли, грубые возгласы. По трапу одного из кораблей сходит Метакса. Навстречу ему Ермолаев и служители лазарета ведут несколько женщин и детей в разорванной, мокрой одежде. Позади шагает мрачный В асильев.
Метакса. Кто такие, господин лекарь?
Ермолаев. Вытащили у смерти из-под носа. В заливе подобрали, средь кипящей смолы. Памятуете чуму херсонскую, Васильев? Тут похуже! Воистину, моя баталия! С ног сбились лазаретные служители мои. Идите, господа неаполитанцы. Флаг русский да охранит вас.
Вся группа поднимается на «Святого Павла».
Васильев (мрачно). Где адмирал?
Метакса. Сейчас сойдет на берег.
Васильев. Он увидит несчастный город, где вешают и правого и виноватого, впрочем, на одного виноватого — тысячу правых. Отнимать город у французов, дабы отдать его в руки ополоумевших от жажды мести королевских палачей, — не горькое ли и неблагодарное дело?
Метакса. Такова воля императора Павла, Васильев, и не нам прекословить ей. Мы солдаты. Но здесь же Нельсон! В его власти пресечь беззаконие! Ему передал бразды правления король Фердинанд!
Васильев (машет рукой). Нельсон! Нельсон! Не он ли расстрелял картечью пленных французов? Вот кровавые итоги правления его!
Метакса. Можно ли верить? Флотоводец, воин...
Васильев. Он — воин в баталии. Здесь, в Неаполе, он — лорд! Чей приказ — вешать и сжигать за одно лишь сочувствие республиканцам? Лорда Нельсона!
Ушаков спускается по трапу, идет к офицерам.
Сам король Фердинанд, сие тупое и кровожадное чудовище, алчущее крови...
Ушаков. Вы потеряли разум, Васильев! Как вы смеете — об особах королевского дома? Я сего не слышал!
