Успокой моё сердце (СИ) - "АlshBetta" (версия книг txt) 📗
- Я и не занимаюсь, - закатываю глаза, чмокая его плечо, - я просто знаю, что ты со всем справишься и все будет в порядке.
Ну, или хочу в это верить, Эдвард…
- Конечно будет, - мужчина соглашается, кивнув, - особняк – самое безопасное место. Вам ничего не будет грозить. До туда они точно не доберутся.
- Они и до тебя не доберутся, - поднимаю голову, целуя его подбородок, - это – наш щит.
- Щит… - малость усмехнувшись, протягивает Эдвард. Возвращает мне поцелуй.
- Белла, - зовет, после ненадолго воцарившейся тишины. Тихо-тихо, будто бы кто-то нас подслушивает, - я хочу, чтобы он знал, что я его люблю. Всегда.
- Он знает, - уверяю, поглаживая ворот черной рубашки.
- Чтобы потом, лет через десять… тоже, - Каллен сглатывает, несколько рассеяно перебирая пальцами мои волосы, - и позже…
- Даже не сомневайся, что так и будет, - так же тихо отвечаю ему, решая в этот раз обойтись без «прекрати» и «не думай о таком». Думай. Никто не знает, что на самом деле получится. И уверена, ему будет проще, если он поверит, что что бы ни случилось, его просьбу я исполню.
- Эдвард, - подаюсь назад и надеюсь, что он-таки отпустит меня. Позволит хоть на мгновенье, на секундочку посмотреть на свое лицо сейчас.
К счастью, желание сбывается. Разрешает.
- Ты справишься, - делая акцент на каждом слове, четко произнося их, заверяю я. Смотрю прямо в глаза. Мои любимые, сияющие ярко-зеленые глаза, - все будет хорошо.
- Знаешь, - через грусть в баритон пробивается улыбка, - а я ведь мог не пойти на тот ужин к Маркусу.
- Здорово, что ты передумал.
- Здорово, - он кивает, робко улыбаясь. Наклоняется ко мне, как к бесценному сокровищу осторожно, целомудренно целуя в губы, - теперь мне за него не страшно.
На душе становится тепло. Все страшное, темное, болезненное – пропадает. Мне плевать, куда мы летим. Мне плевать, что будет завтра. Сегодня я люблю самого замечательного мужчину на свете. Сегодня он и его сын рядом со мной, живы, здоровы и счастливы.
Я немного выгибаюсь, стремясь продлить поцелуй и окончательно убедиться во всей прелести этого момента, но Эдвард отпускает меня, немного поворачивая голову вправо.
Крепкие объятья разжимаются. К тому моменту, как, открыв глаза, я получаю возможность посмотреть на лицо Каллена, оно непроницаемое, собрано и серьезно, как прежде. Ни единой эмоции из тех, что наверняка присутствовали при разговоре, поцелуе, нет и не будет. Минутная слабость подошла к концу. Smeraldo вернулся.
- Белла, мне нужно ещё одно твое обещание, - кивая на постепенно появляющиеся за иллюминатором огни города внизу, произносит Эдвард. Баритон теперь имеет совсем другой тон.
- Какое?
- Как только мы спустимся с трапа, твои мысли будут только о спасении Джерома. Ни я, ни что-либо другое не помешает тебе сберечь его.
С долей надменности глядя на меня, с прямым приказом и повелением, говорит вполне серьезно. И к серьезному же ответу призывает.
- Пообещай.
Только вот дать заветное слово мешает то, что я прекрасно знаю, как должна на самом деле звучать эта фраза:
«Как только мы спустимся с трапа, обо мне ты должна забыть».
Вот и кончилось волшебство момента…
*
Возвращение в «Обитель Дракулы» не было столь радостным, как прежде.
На стенах, разумеется, остались художества Джерома – его волшебные рисунки, придающие оптимизм в самый дождливый день – но теперь они напоминают скорее о не самых лучших обстоятельствах, чем о приятном.
А все потому, что хозяин этой комнаты, её обладатель и по совместительству человек, без которого ни я, ни Джерри, не можем быть счастливы, отсутствует.
Он не придет ни сегодня, ни завтра. В самых неблагоприятных мыслях даже проскальзывает вариант «никогда», но я безжалостно отметаю его, не собираясь давать даже шанс такому развитию событий.
Вернется.
Он обещал мне. В самолете, ночью, во второй части нашего разговора, когда Джером, как и прежде, спал, разглядывая свои цветные сны, а я никак не могла пробиться к Морфею, обещал. После того, как потребовал моего слова, что я сберегу Джерома и сделаю все для его безопасности. Путем отречения от всего, что и его, и меня, связывало с Калленом. Мой ответ можно было истолковать двояко: я сказала ему, что не приемлю цены за нашу безопасность собственной жизнью. Но на вопрос, поступила бы я так же на его месте, ответить отрицательно не смогла…
В конце концов, попросила найти другое решение. Привела в доказательство те факты, что не позволяют ему оставить нас с малышом и нам точно так же оставить его самого. Начиная от физической уязвимости и заканчивая тяжелой артиллерией – моральной беззащитностью белокурого ангелочка. Его кошмары, слезы, ужасы, преследующие по пятам, сколько бы он ни убегал – все это подтверждает, что без папочки ему не справиться.
Закончилось все тем, что мы условились: до тех пор, пока мы не покинули Америку, он – папа, но затем, если придется уехать, его – нет. Было тяжело на это согласиться, но выбора мне не оставили. Как бы ни было сложно признавать, как бы ни было больно, но связь Джерри с Бароном Мафии (тем более такая) точно не пойдет на пользу его безопасности.
Впрочем, когда мы все же сели в главном аэропорту, откровения и принятие противоречивых решений отошли на второй план.
Из-за Джерома…
Малыш быть может и догадывался, что папе нужно будет уехать, но уж точно не предполагал, что так скоро. Когда Джером, укутанный в черно-красный плед, оказался вместе со мной в салоне внедорожника, заведенного Джаспером и, похлопав по месту рядом, увидел, что Эдвард никуда не собирается с нами ехать, зарыдал в голос.
Маленькие пальчики с такой силой впились в Каллена, что ему потребовалось приложить некоторые усилия, чтобы мальчик отпустил его. Он дважды прошептал ему, что очень любит, дважды пообещал, что все будет хорошо. Но заметив, что никакие уверения здесь не помогут облегчить дело, вынужден был оставить идею уговоров. Чмокнув напоследок сына в лоб, Эдвард, не оборачиваясь, направился к своей машине.
Последовать за ним Джерому помешала заблокированная Хейлом дверь. Малыш водил пальчиками по стеклу, плакал, звал папу и пытался выбраться, чтобы его вернуть. Мне казалось, тот Джером, который остался в прошлом, вернулся. Он был тем же запуганным ребенком, какого я увидела в феврале. Он был тем же несчастным, беспомощным мальчиком, желающим лишь одного: присутствия рядом отца. И от вида этого мальчика мое сердце обливалось кровью.
Он не рыдал так ни разу при мне! Будто бы знал, куда отправляется мужчина… Будто бы понимал, насколько все далеко зашло…
Я думала, его истерику будет не успокоить. Думала, что придется долго и спокойно объяснять, в чем дело. Но все кончилось само – резко и внезапно.
Эдвард не обернулся. Распахнул водительскую дверь, сел внутрь красного «BMW», пристегнулся и завел мотор. Ни разу, ни на секунду не посмотрел на малыша. Посмотрел бы – вернулся, я уверена. Сел вместе с нами и не заикался больше о разных машинах. Но тогда бы план не осуществился и опасность только удвоилась. Нам правда нужно было в особняк. По крайней мере, там находилось достаточно охраны, дабы защитить Джерома - хотя бы о его физической безопасности не приходилось думать.
Для Джерри это был знак. Свой собственный, по-своему истолкованный сигнал.
Бросив ненавистное стекло, оставив в покое его запотевшую от собственных слез поверхность, мой мальчик кинулся ко мне, прижавшись всем тельцем вместе с курткой и пледом, как можно крепче. Он не плакал больше, не всхлипывал. Он молчал.
И его молчание, без сомнений, самое страшное наказание из возможных.
Для нас всех.
Сейчас, к счастью, все проще. Наше трехдневное заточение проходит более-менее спокойно. По крайней мере, ни ночных истерик, ни кошмаров, ни рыданий больше нет. Джерри, конечно, поверил в мои уверения, что папа нас не бросил, но не до такой степени, как хотелось бы. Впрочем, так лучше, чем изъедающая изнутри, вынуждающая корчиться от невыносимости боли вера в предательство самого родного человека.
