Успокой моё сердце (СИ) - "АlshBetta" (версия книг txt) 📗
С нежностью оборачиваюсь к мальчику, придирчиво разглядывающему зеленую траву, расстелившуюся ковром по белой поверхности стенки.
- Джерома в это мы впутывать не будем, - отрезает Каллен, качнув головой. Могу поклясться, я слышала скрежет зубов…
- Это не…
Не успеваю закончить. Джерри отрывает нас обоих от разговора, когда испугано глядит на свой воображаемый огромный холст. В самом центре почти законченной картинки с деревом, облачками и солнцем виднеется отпечаток его ладошки. Ярко-голубая, она неизбежно притягивает к себе внимание.
- Солнышко, - я покидаю кресло, присаживаясь рядом с малышом, - ничего страшного, мы сейчас все исправим.
Виновато взглянув на меня, белокурое создание нерешительно соглашается. Тяжело вздыхает, с грустью разглядывая такую близкую к завершению работу.
…Вопреки моим предположениям, стереть отпечаток все же не удается. Краска, принесенная Калленом, имеет-таки один недостаток – она быстросохнущая.
Глядя на насупившееся, расстроенное личико Джерри, по которому вот-вот покатятся слезы от разочарования, я придумываю, как можно поправить положение за пару секунд. Нестандартно и, наверное, глупо, но ничего лучше я сообразить не могу.
В любом случае, хуже уже не станет.
Без лишней осторожности касаюсь ладонью поверхности розовой краски, убеждаясь, что на ней не осталось ни единого участка чистой кожи.
Под изумленным взглядом малыша прикладываю пальцы к стене недалеко от того места, где и он, оставляя такой же, только больший по размерам отпечаток.
Выглядит довольно неплохо.
Слезы, готовые орошать бледные щечки, высыхают. Ему понравилось.
- Папа? – малыш оглядывается, подзывая отца подойти к нам. Указывает пальчиками на ведра с краской, показывая, что следует сделать.
Прежде чем я успеваю помочь ему подняться, Эдвард самостоятельно встает на ноги, делая вид, что ничего особенного не происходит. Разве что идет чуть медленнее обычного.
Оказываясь рядом с нами, ухмыльнувшись самому себе под пристальным надзором сына, он окунает руку в густую жидкость. Прикладывает к бетону рядом с нашими отпечатками.
Узор из ладоней, где в центре находится ручка Джерома, а по бокам – наши с Калленом, коснувшиеся краешками пальцев друг друга, выглядит просто потрясающе. По-моему, в этом вопросе мнение сошлось у нас всех…
- Ты права, - внезапно тихо-тихо произносит Эдвард, оценивающе оглядев получившуюся картинку.
А потом, словно бы придя к неожиданному решению, целует светлую макушку сына:
- Думаю, моей спальне тоже не помешает немного цвета. Поможешь разрисовать её?
*
День проходит просто замечательно. Наверное, среди всех, проведенных под крышей белого особняка, он самый безмятежный и самый радостный. По крайней мере, смеха, прозвучавшего за сегодня, хватит надолго. Беззвучный хохот Джерома, заливистый – Эдварда, а мой… удивительно, как быстро меняется наша жизнь – я снова научилась смеяться. Джерри и его папа меня научили.
По-моему, они ещё никогда не выглядели настолько счастливыми – оба – как сегодня, пока раскрашивали иссиня-черные стены «обители Дракулы» разноцветными яркими красками. Маленькие ладошки белокурого создания и большие – Каллена – заполонили собой всю свободную восточную стену (в детской – западную) наравне с другими художествами Джерома. Наблюдать их – одно удовольствие. Мрак, густо наводнивший эту комнату, пропадает сам собой на фоне цветных отпечатков. Луна освещает большую их часть, создавая своеобразный оберегающий ореол. Как пучки пахучих трав или особые блюда, призванные отгонять злых духов. На эту территорию, я уверена, никто из них не проберется. Слишком много тепла и любви хранит застывшая краска.
Забавно: снова ночь и снова мы с Джеромом вдвоем. Его папа, благополучно проведя с нами весь день с утра до самого вечера (того момента, когда после короткой сказки малыш уснул), куда-то удалился. Единственный вариант, что может предложить сознание: какие-то незаконченные дела. Сейчас не больше одиннадцати…
Как ни странно, беспокойства я не чувствую. Будто бы знаю, что он в порядке. Подтверждает это простое предчувствие или те слова, что я слышала сегодня от мужчины, но, так или иначе, итог один.
И непоколебимое признание того, что сказанное утром – правда – тоже.
За те полчаса, что мой мальчик засыпал, нашлось время для раздумий. И отпали последние сомнения, если они и были…
Разумеется, в какой-то степени это сумасшествие, я понимаю. Но осталось ли для меня хоть что-то не сумасшедшее на этом свете? Я слишком много знаю для обыкновенной жизни. При всем желании никогда не смогу жить так, как жили мои родители. Как призывают жить статьи психологических журналов и бесконечные книги по правильному воспитанию детей, где говорится о важности нормальной семьи. Правильной семьи с верными устоями, построенными по общей модели отношениями и, что самое главное, холодным, чёрствым, лишённым смысла, зато полным взаимопониманием между супругами.
Надежды Рене я не оправдала – единственная дочь, и такое разочарование – ни свиданий, ни выпускного, ни тайных побегов под вековые дубы в лесу возле дома… Романтичная натура мамы, испытавшей это, желала таких же впечатлений и для меня. О незабываемой, волшебной поре юности, которая, к сожалению, окончилась совершенно другим…
А потом, разумеется, шли колледж, университет, милый бойфренд-ирландец (в крайнем случае, англичанин), а затем, после пышной свадьбы, по всем традициям улыбающихся рыженьких внуков. Как правило, голубоглазых.
Красивая мечта, не правда ли? У меня была похожая…
Впрочем, что сделано – то сделано. Не вижу смысла оглядываться назад и думать, что можно было там-то и когда-то что-то изменить – будущее куда интереснее и куда проще. Лучше жить им.
Удивительно другое: после, казалось бы, до мелочей проработанного сценария Джеймса, где избежать авторской ремарки никаким образом невозможно, где учтена любая накладка, в том числе, плохо исправимая, я здесь.
Я вопреки всему лежу на простынях рядом с маленьким зеленоглазым ангелом и могу целовать, гладить, шептать ему, как сильно его люблю.
Могу говорить с Эдвардом, могу прикасаться к нему, как утром, и безмятежно улыбаться, находясь рядом, что, в принципе, невероятная по былым временам роскошь.
За что? Неужели в прошлой жизни я сделала столько всего хорошего? Выиграла войну за независимость?
Не знаю. Не имею ни малейшего понятия.
Я благодарю. Просто благодарю.
И надеюсь тот, кто одарил меня всем этим, слышит и понимает. Не решит в один из моментов забрать все обратно, вернув на круги своя.
Этого я… с этим я… без этого… не проживу.
Без Калленов я уже давным-давно жить не умею.
…Прождав ещё пятнадцать минут, не выдерживаю. Подушка слишком заманчива, одеяло – ещё больше. В отличие от предыдущей ночи, я хочу спать. Глаза в буквальном смысле закрываются, и побороть тяжелые веки задача слишком сложная для исполнения.
Эдвард вернется – он любит спать вместе с сыном, а не по отдельности. Волноваться не стоит – утром, когда мы проснемся, папа будет рядом. Двести пятнадцать процентов.
…Тихая вибрация рушит едва установившиеся планы. Погружаясь в полудрему, не сразу нахожу её источник. Ответ подсказывает неяркое сияние внутри кармана брюк - мобильный.
С некоторым неудовольствием выбравшись из-под теплого одеяла, поежившись от ночного холодка прекрасно проветриваемой спальни Каллена, в которой мы остались после «рисовального рейда», я подхожу к кожаному дивану, торопливо доставая телефон наружу.
Сообщение.
Какая-то часть сна пропадает сразу же. С изумлением, нахмурившись, оглядываю дисплей, в углу которого мигает крохотный белый конвертик.
Не показалось.
Боязно, но довольно быстро нажимаю на всплывающее уведомление, нетерпеливо ожидая, пока загрузится нужный список.
Пять секунд? Не верю. Здесь не меньше десяти минут.
