За закрытой дверью. Записки врача-венеролога - Фридланд Лев Семенович (читать книги без сокращений .TXT) 📗
У вошедшей женщины было лицо татарского типа, пухлые губы и большие черные глаза, неправильно поставленные. Она косила почти незаметно. Почему-то я вспомнил Катюшу Маслову.
Она, видимо, была очень смущена и расстроена.
— Садитесь, — оказал я, — и расскажите, что с Вами.
Лицо ее стало пунцовым. Она сделала какое-то движение губами, но не произнесла ничего. Своими длинными белыми пальцами она нервно теребила конец пестрого шарфа.
— Вы заболели? — спросил я, помогая ей ответить.
Она остановила на мне свой взгляд, испуганный и протестующий.
— Нет, — произнесла она, наконец, голосом, хриплым от волнения. — Нет, доктор. Но мне нужно, чтобы вы осмотрели меня.
Она, наконец, овладела собой. Пламя румянца погасло. Под агатовыми глазами залегли синеватые тени. У правого угла рта вызывающе чернела крохотная родинка.
— А зачем вам этот осмотр, если вы чувствуете себя здоровой? — спросил я. — Для ЗАГСа?
— Я замужем, — сказала она. — Мне это нужно… просто нужно, ну, меня оклеветали… ну, не все ли равно? — оборвала она, хмурясь.
Я сделал вид, что не обратил внимания на резкость ее тона.
— Конечно, все равно, — сказал я, вставая. — Пожалуйста, подойдите сюда.
Она легла в кресло, и я осмотрел ее.
Потом я вымыл руки и сел за стол, чтобы писать в карточку данные. Она нервно покусывала губы и ждала.
— Вот что, — откладывая перо в сторону, сказал я. — Вы больны, у вас гонорея, и вам необходимо лечиться.
Действительно, у нее были следы воспаления канала. Первая порция мочи имела тот характерный мутноватый цвет, который открывает наличие болезни, уже лишенной острых проявлений, и к этой детали присоединялись еще симптомы, подтверждавшие диагноз.
Она казалась подавленной. Она неподвижно и напряженно смотрела на меня; ее блестящие зрачки явственно косили. На лицо медленно наползала бледность. Она опустилась на стул и растягивая слова, сказала:
— Ничего не понимаю. Это какая-то ошибка. Это… это страшно. Я… я…
Последние слова она прошептала чуть слышно. Голова бессильно поникла. Она была в обмороке.
Я позвонил сестре, перенес ее на кушетку и привел в чувство. Она лежала, закрыв глаза и изредка судорожно вздрагивала. За опущенными веками, за маской лица угадывался водоворот мыслей, страдания и боль.
Прошло несколько минуть. Сестра ушла.
— Вам лучше? — опросил я мягко. — Вы можете встать?
— Да, да, сказала она глухо. — Простите, ради Бога, за беспокойство. Но это было так неожиданно. Теперь уже прошло. Я сейчас уйду. Простите.
Она опустила ноги и села. Мне было жаль ее.
— Окажите, пожалуйста, — сказал я. — Неужели вы ровно ничего не замечали, ни болей, ни неприятных ощущений?
Она покачала головой. Вдруг лицо ее оживилось. Окрепшим голосом она спросила:
— А, может быть, произошла ошибка, доктор? Ведь бывают же ошибки?
И она подняла на меня глаза с мольбой. В ее взгляде словно робко блеснул луч надежды.
— Доктор, это далеко не простая вещь, — сказала она тоскливо, как бы стремясь убедить меня. — Это не то, что у всех. Вы поймите, это необычная история. Здесь нельзя допустить ошибки, — добавила она. — Ведь это будет кошмар.
Со сложенными на коленях руками она выжидающе смотрела на меня.
— Хорошо, — сказал я, подумав. — Я понимаю. Я допускаю, что для вас этот вопрос очень серьезен. Но чем могу я вам помочь? Я буду откровенен. По моему, вы больны. У меня сомнений нет. Но, чтобы выяснить все до конца, я постараюсь отыскать источник вашего заболевания — гонококк. Если он обнаружится, значит, не может быть никаких сомнений. Если же его не окажется, то время, затраченное на его поиски, позволит нам произвести расследование и в другом направлении. Конечно, всякое бывает. Может быть, выявится иная причина всех этих симптомов. Но предупреждаю: временем и терпением придется вам запастись.
И голос, и движения ее оживились. То, что я как будто оставил место сомнению, было для нее почти радостью. Значит, может быть, и нет. Так, вероятно, думала она.
Она подошла ко мне и оперлась рукой об стол.
— Вы меня извините, — сказала она, краснея, — за мой тон в начале нашего разговора. Я весь день скверно чувствую себя. Я вам хочу рассказать… Вы должны понять, почему тут не простая история.
В нашей маленькой квартирке живет две семьи. Я и муж — одна; другая — сослуживец мужа и его жена. У них и у нас по две крохотных комнатки. Я мечтаю все время о том, чтобы поселиться отдельно. Знаете, это так неудобно жить вместе, мы и они — совершенно разные люди. Ах, этот проклятый жилищный кризис! Это он во воем виноват. Мой муж часто ездит по делам службы в командировки. Не то, чтобы его заставляли. Нет, он сам их добивается. Жить ведь надо. На одно жалованье можно только с трудом перебиваться. А суточные, проездные — это все-таки подспорье. Благодаря им можно кое-как свести концы с концами.
Теперь он находится в продолжительной командировке где-то в Сибири, что-то закупает, производит какие-то заготовки. Уже более полутора месяцев он в отсутствии… Наш сосед по квартире отправил свою жену за город. Сам он, знаете, милый, хороший человек. По крайней мере таким он казался. Но она… У нее ужасный характер. Неприятная женщина! Тем не менее все время мы кое-как с нею ладили. Приходилось уступать, конечно, жаться, но жили мирно.
Она сделала паузу и наморщила лоб, как бы не решаясь продолжать. Взгляд, брошенный исподлобья, испытующе остановился одно мгновенье на мне. Потом она встряхнула головой и решительно сказала:
— Неделю тому назад его жена вернулась с дачи. Вчера вечером у них быта ссора. Я слышала, как за стеной они громко спорили и шумели. А потом она приходит ко мне и кричит ужасным голосом: «Вы заразили моего мужа. Я все знаю. У вас была связь в мое отсутствие». Да, да, доктор, она считает своего мужа и меня причиной вот этой самой венерической болезни. Она утверждает, будто бы я заразила его, а он ее. Представьте себе, какая низость!
Черные глаза больной ярко блестели. Пухлые губы поминутно обнажали влажную полоску белых зубов. Произнося последние фразы, она рассекла воздух рукой, точно наносила кому-то удар. Теперь, возбужденная, возмущенная, она выглядела гораздо менее привлекательной. Негодование придавало ее лицу злое, неприятное выражение.
— Однако, откуда же взяла ваша соседка такую версию, — сказал я. — Были, очевидно, у нее какие-нибудь основания.
Она вытянулась во весь рост. От прежней слабости не осталось и следа.
— Никаких! Никаких оснований! Это — клевета, больное воображение. Ей всюду мерещится измена, мужа. Но она мне ответит за это на суде. Я докажу… — И вдруг она запнулась. Она вспомнила…
— Доктор, — упавшим голосом добавила она. — Откуда взялась бы ко мне эта болезнь? Ее не могло быть, не могло. Это совершенно непостижимо. Скоро приедет муж. Что же это будет? Я тогда повешусь, потому что муж уйдет от меня. А я не знаю, откуда… И выйдет, что я виновата крутом. Боже, что же это такое…
Она вынута платок. Рот ее скривился, вокруг глаз набежали морщинки. Она начала плакать. И опять превратилась в жалкую, раздавленную несчастьем женщину.
Создавалось крайне замысловатое положение. Я почти наверное установил наличность гонореи. И если бы анализ подтвердил это предположение, то тогда клубок размотать было бы невероятно трудно. Прежде всего, откуда у нее гонококк? От кого? Он мог быть и от постороннего мужчины, и от мужа. «Залеченные» мужья сплошь и рядом заражают жен. Если гонококк есть, следовательно, она могла заразить соседа, разумеется, поскольку между ними была половая связь, было то, что называется изменой.
Предположим, что муж здоров, и что с соседом у нее не было никакой связи. Тогда, значит, она изменила мужу раньше. Сосед же мог, в свою очередь, заполучить гонорею независимо от нее и заразить затем свою жену. Это вполне возможно, и соседская драма была бы в данном случае только простым совпадением.
Но могло быть и иначе. Она могла заполучить гонококк от своего мужа, а сосед от какой-нибудь другой женщины. Тогда она вообще была бы не при чем во всей этой истории. Но, все-таки, гонококк у нее налицо. Как же докажет эта женщина свою невиновность, свою непричастность? Разве уверения, клятвы, слезы — аргумент для ослепленной женщины и отсутствовавшего ревнивца.
