Питер Снелл. Без труб, без барабанов - Снелл Питер (лучшие книги онлайн txt) 📗
Вот и предпоследняя прямая. Грелле хочет обойти Вейзигера. Оба начинают понемногу отрываться. Я смотрю назад влево, чтобы убедиться, что Битти не собирается начать атаку. Тогда я начинаю догонять ушедших двух.
Я достал их в начале последнего виража. В этом месте все эмоциональные напряжения и опасения я выбросил прочь, начав сокрушающий финальный рывок. Ни когда раньше не спринтовал так, как в этом забеге. Я летел по виражу в полном забытьи.
Выйдя на прямую, я решил рискнуть и обернулся. За моей спиной была 10-ярдовая брешь. Я был поражен. Остальные бегуны, казалось, тащились пешком.
Я продолжал энергично работать всю прямую, хотя, может быть, на последних ярдах чуточку сбавил. Соревнование к этому времени было уже выиграно.
Благодаря бодрящему чувству полной победы я разорвал ленточку почти совсем свежим. Здесь, должно быть, замешано явление психического порядка. Если бы соревнование такого рода закончилось поражением или отчаянной борьбой за победу на финише, я был бы близок к истощению. Тогда же я был свежим, как яблоко, только что сорванное с дерева.
Я закончил бег в хаосе. Официальные представители, репортеры с микрофонами, рев на трибунах, речь где-то рядом со мной — все перемешалось. Прошло несколько минут, прежде чем я смог освободиться.
Я отправился искать Салли. Помню, как Битти, проходя мимо меня с опущенной головой, вяло притронулся к моей руке. Я не видел его потом до следующего дня.
Из будки для журналистов прибежал посыльный. Меня кто-то вызывал к телефону. Я помню, как бежал вверх по крутым ступеням. Звонил Гленн. Он смотрел состязание по телевидению, и его восторгу не было границ.
— Мое время — 3.54,9. Вейзигер показал 3.57,3, Битти — 3.58,0 и Грелле — 3.58,0. Я пробежал лучше американского рекорда и не достал лишь 0,4 секунды до собственного мирового.
Меня наградили прекрасными часами фирмы «Лонжин», что было хорошим дополнением к часам фирмы «Элджен», которые я завоевал в предыдущих турне.
Победу мы торжественно отметили в своем маленьком новозеландском кругу и в воскресенье отправились вместе с Халбергами и менеджером Мелвиллом в Джоземайт-Вэлли. Мы собирались в 4 часа дня присоединиться к Артуру в Сан-Джоуз, чтобы помочь ему в проведении лекции для тренеров, однако менеджер Мелвилл опоздал на час, во-первых, а во-вторых, менеджер Мелвилл решил, что мы должны непременно поехать окольным путем, чтобы взглянуть в пургу на ледниковый пик.
Прошло не менее четырех часов, пока наконец мы, усталые и пресыщенные путешествием, добрались до Артура, терпеливо державшего аудиторию.
Потом, заехав по дороге в наш мотель, мы двинулись на вечеринку к Лесу Миллзу. Миллзы приготовили для нас ужин по-новозеландски, что было в диковину американским гостям, привыкшим к обязательному в США ужину из пирожных и мороженого.
На следующий день мы до полудня лежали в постели и смотрели телевизор, затем последовал комбинированный завтрак — ленч, после чего мы отправились в Пало-Альто, в ресторан Минг. С легким сожалением оставили мы Пало-Альто, где у нас было столько хороших знакомых и где красивые улицы, дома и деревья пришлись нам по сердцу, и возвратились в Лос-Анджелес.
Там мы с Осси имели некоторые препирательства из-за того, что он не хотел считаться с моими расходами в турне, так как у нас с Салли было трудно с деньгами.
Очевидно, он не верил мне или считал, что если мы так часто останавливаемся в частных домах, мне не должны выплачивать деньги на покрытие всех расходов, включая и жилье.
Наш хозяин в Лос-Анджелесе Ол Френкен взял нас на студию «Фокс-ХХ век», где мы пообедали в зале, переполненном актерами в разнообразных костюмах. Нам показали часть съемок фильма «Пройди, милая».
Другими памятными экскурсиями были — одна в Маринеленд, а другая на бой быков в Тиджуана. При виде первой же капли крови Фил Халберг чуть не упала в обморок, а Салли оставалась до конца зрелища.
В понедельник я поехал с Олом на организационное заседание перед соревнованиями в Комптоне. Мы встретились в Шератон-весте и почти час позировали в прилежащем парке фоторепортерам из лос-анджелесской «Таймс» и «Геральд энд Ситизен Ньюз». Каждый фотограф жаждал новой позы, и в конце концов, когда один парень потребовал, чтобы я встал на пьедестал и изобразил что-то похожее на статую Эрота в Окленд-Домейне, я решил удалиться.
После заседания мы отправились на еженедельный ленч репортеров, а затем на Бульвар Сансет, чтобы встретиться с журналистом Джимом Мюрреем.
Это место известно тем, что сюда ходят показаться подающие надежды киноактеры. В течение получаса мы пили кофе, и официантка, рьяная любительница легкой атлетики, узнав меня, отказалась получить с нас плату.
Затем Ол поспешил к телефону и тотчас устроил мне телефонное интервью с репортером радио.
Прежде чем добраться в Голливуд, где жил Ол, мы еще съездили на радио и телевидение. Я позвонил Салли и сказал, что буду дома в 8 часов, однако Олу вздумалось устроить еще одну встречу, как он сказал, на полчаса — с журналистом Мэлом Дурслагом из «Геральда». Эти полчаса растянулись на целый час, и я приехал домой в девять вечера.
«Да, — решил я, — американский образ жизни для меня не годится».
Мы побывали и у Джима Грелле, который принял нас с женой в своей маленькой лос-анджелесской квартире. В его жилище была устроена настоящая выставка трофеев. Среди них я заметил шесть новеньких наручных часов. «Сколько же часов у Битти?» — подумалось мне. У меня самого уже было три пары часов. Джим был отличный парень. Мы с ним прекрасно ладили. Я замечаю, что так всегда бывает, когда я схожусь с людьми, не составляющими мне сильной конкуренции. С Битти или Берлесоном, например, этого бы не было. Я думаю также, что и с Джоном Дэвисом у меня были гораздо более приятельские отношения в тот период, когда он был значительно слабее меня. Я стал относиться к нему с прохладцей, когда он в 1963 году побил меня.
Шестеро из четырех минут
Утром в день комптонской мили мы ходили по магазинам. В полдень я отдыхал в номере и позволил себе лишь легкую закуску.
На соревнования мы поехали, прихватив Кэри Вейзигера. По дороге я впервые серьезно задумался, что значат для меня эти соревнования. Я чувствовал себя несколько озабоченным, так как в последнее время мало тренировался. Правда, я был вполне уверен, что смогу сильно финишировать, но Битти стартовал вновь, и было неприятно думать, что он может выйти победителем. «Если выиграю я, с Битти будет покончено, — думалось мне, — но если повезет ему, тогда последнее слово за ним, а это публика помнит лучше всего».
На протяжении всей дистанции темп бега был высок. За 500 или 600 ярдов до финиша Вейзигер вышел вперед, и я последовал за ним. Я намеревался повысить скорость за 220 ярдов, но на той отметке обнаружил, что не могу этого сделать. Все-таки мне каким-то образом удалось обойти Кэри сразу после 1500 м, которые он прошел с новым американским рекордом. Я продержался на прямой и, к своему удивлению, показал на финише 3.55,0. Битти был вторым с результатом 3.55,5. Вейзигер был сзади него на две десятых, и Битти продемонстрировал, как хорошо он может бороться на финише. В этом забеге впервые в истории сразу шесть бегунов вышли из четырех минут. И впервые же за все пребывание в Америке меня стали осаждать любители автографов. Я уже думал, что автографов в этой стране не собирают.
В тот же вечер мы были приглашены на большой ужин, где было около тысячи человек. Я провел время в разговорах о легкой атлетике. Когда мы отправились слать, была половина третьего ночи. На следующий день я чувствовал себя настолько уставшим, что сумел пробежать лишь 15 минут трусцой вместо 30 по плану.
Часто мне очень хочется узнать, что же сказал Дайрол Берлесон журналисту, напечатавшему перед комптонской милей статью под заглавием «Берли рассчитывает расправиться со Снеллом». Там мелким шрифтом сообщалось, что Берлесон, как он сказал, готов и будет бороться за победу. Позднее я видел записку, которую Берлесон отправил этому репортеру. Он предлагал ему прийти повидаться. Я думаю, Берли задал ему хорошую головомойку за этот заголовок.
