Философия здоровья - Коллектив авторов (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
В 1901 году Анри Дюнан становится первым лауреатом Нобелевской премии мира, разделив ее с Фредериком Пасси. Полученную крупную денежную сумму он передает на благотворительную деятельность в Швейцарии и Норвегии.
Дюнан умирает 30 октября 1910 года. Надгробный камень на его могиле изображает опустившегося на колени человека, подающего воду раненому солдату.
Право на сострадание
Наталья Машкова
В 1854 году молоденькой барышне Катеньке Бакуниной, выразившей неожиданно твердое намерение ехать сестрой милосердия в Крым, где начались военные действия, сурово выговаривали родные и близкие. Виданное ли дело – девушке на войну!
И в самом деле, тогда это было невероятное, из ряда вон выходящее событие. Ведь в то время и понятия «сестра милосердия» почти не знали. Первое общество милосердия возникло в России только в 1844 году – для «попечения о бедных больных, утешения скорбящих, воспитания бесприютных», и дам в нем было совсем немного. Затем появилось еще несколько небольших, скромных общин.
Все изменилось во время Крымской войны (1853—1856). Тогда на фронтах из-за отсутствия элементарного медицинского ухода умирали тысячи и тысячи раненых. Выхода, казалось, не было никакого. Тогда великая княгиня Елена Павловна задумала организовать женскую помощь больным и раненым и предложила возглавить это предприятие известнейшему русскому хирургу Н. И. Пирогову. Она обратилась к женщинам России и призвала их на службу Отечеству. Среди тех, кто откликнулся, была и княжна Бакунина, которая описала в своих воcпоминаниях, черезо что пришлось пройти первым сестрам милосердия.
Они сразу же столкнулись с сопротивлением родных и света: идею отправить женщин на войну русское общество приняло, мягко говоря, без воодушевления. «Всякий день приходилось слушать возражения на мое решение. То приедет Иван Васильевич Капнист, наш родственник… уговорить меня не поступать так опрометчиво и не брать на себя таких тяжелых обязанностей. То приедут двоюродные сестры, которые целый вечер болтали о том, как это хорошо и что надо служить больным… но когда я сказала, что поеду, то они же были против меня…
Всего больше меня смущал и мучил брат… он все говорил, что это вздор, самообольщение, что мы не принесем никакой пользы, а только будем тяжелой и никому не нужной обузой», – вспоминала в 1889 году Екатерина Михайловна Бакунина. И все же те, кто сделал свой выбор, прошли ускоренный курс обучения в Крестовоздвиженской общине сестер милосердия Петербурга, основанной великой княгиней, торжественно принесли клятвенное обещание перед аналоем и отправились в путь. Десятки барышень, замужних дам и вдов, из богатых и бедных семей.
Дорога приводила в отчаяние. Сначала до Москвы по железной дороге. Затем до Тулы, Курска на лошадях, в тарантасах, которые застревали в дорожной грязи и опрокидывались во время движения. Затем лошадей сменяли волы, и ужасно было тащиться шагом, день за днем, неделю за неделей. Остаток пути, от Перекопа до Симферополя, сестры совершали на верблюдах. Александра Прунская вспоминала об очередной остановке: «Войдя в саклю, некоторые сестры, в грязных сапогах, все перепачканные грязью, как были в дороге, легли на пол, а я, будучи уже больна лихорадкой, не могла лечь на сырую землю и потому устроилась на скамейке».
Вскоре в Крым направилась вторая группа сестер Крестовоздвиженской общины. Добравшись до Симферополя, она застала первую почти всю в тифозной горячке. Но сестер ждали там, где шли бои, поэтому все, кто был способен, сразу же поехали в Севастополь.
То, что произошло дальше, поразило многих, и постепенно общественное мнение переменилось. Скептики и сомневающиеся умолкли.
«Кто знает только по слухам, что значит это memento mori (напоминание о смерти)… тот не может себе представить всех ужасов бедственного положения страдальцев. Огромные вонючие раны, заражающие воздух вредными для здоровья испарениями; вопли и страдания при продолжительных перевязках; стоны умирающих; смерть на каждом шагу в разнообразных ее видах – отвратительном, страшном и умилительном; все это тревожит душу даже самых опытных врачей, поседевших в исполнении своих обязанностей. Что же сказать о женщинах… посвятивших себя из одного участия и чувства бескорыстного милосердия на это служение?» – писал Пирогов.
Не было таких обязанностей, от которых сестры отказались бы. Они работали без устали, целыми сутками: иногда едва не падая в обморок, дежурили около раненых, держали ампутируемые руки и ноги, делали перевязки, меняли белье, кормили, следили за состоянием ран, за перевозками, раздачей лекарств. «С 19 на 20 ночь была ужасная: более ста раненых и 60 операций в одно утро!.. Пальба не слышна за этим гамом и стонами. Один кричит без слов, другой: «Ратуйте, братцы, ратуйте". Один, увидев штоф водки, с каким-то отчаянием кричит: «Будь мать родная, дай водки!" Господи, как все это было ужасно и тяжело! Можешь представить, сколько тут крови! Но довольно! Если бы я рассказала все ужасные раны и мучения, которые я видела в эту ночь, ты бы не спала несколько ночей» (Е. М. Бакунина).
А еще была боль, огромная боль за раненых солдат, на которых наживалась нечистоплотная администрация, и сестры взяли под жесткий контроль снабжение, вызвав негодование и наговоры. Одна сестра следила иногда сразу за 200 ранеными, и каждый нуждался в уходе, заботе и просто добром слове.
Страшными были и длительные перевозки. В палатках, промокших насквозь, сестры часами стояли на коленях в воде, оказывая помощь другим, хотя нуждались в ней сами. Во время обстрелов они продолжали делать свое дело спокойно и четко, поражая даже многое повидавших военных.
Но закаленные страданиями, имевшие необыкновенную волю, они оставались теми же милыми барышнями: «Помню также, как раз мы шли от купанья и вдруг раздался громкий гул от пролетевшего ядра. Одна сестра села наземь и открыла для защиты над собой зонтик, так что мы все расхохотались» (Е. М. Бакунина).
Многие из них погибли в первые же дни войны. Кто-то – в середине, от ранений или будничного заражения крови, полученного при работе с гнойными ранами. Кто-то прошел всю войну и получил награды за мужество, как графиня Екатерина Николаевна Игнатьева. Эта удивительная дама участвовала почти во всех войнах последних лет и имела все боевые отличия до первых степеней включительно.
История почти не сохранила их имен, а тысячи солдат их называли просто: наши ангелы, родные наши.
После Крымской были другие войны. Другие сестры милосердия. Но труд их был так же неоценим. В Русско-японскую войну на Дальний Восток отправились и опытные сестры, и только что сдавшие экзамены выпускницы. В этой войне были ранены 600 тысяч солдат. Принявших их сестер милосердия вместе с врачами было 4000.
Сестры милосердия смогли пробудить в сердцах людей человечность, милосердие к врагам, ведь они никогда не делили раненых на «своих» и «чужих». Когда читаешь воспоминания и письма этих женщин, поражаешься их мудрости. Как будто они знали тайну жизни.
«Всем, кто еще имеет сердце, полное любви к ближнему» – с этих слов Анри Дюнан начал свое обращение, в котором говорил о создании Красного Креста. Вспоминаются слова героя одной из книг Айзека Азимова. На вопрос робота, почему Иисус остановил побивавших Магдалину камнями, ведь это было справедливо, он ответил: «Боюсь, что не смогу объяснить тебе это. Видишь ли, кроме справедливости у нас еще есть и милосердие, и именно это отличает людей от роботов».
«Святой доктор»
В Малом Казенном переулке Москвы стоит памятник человеку удивительной доброты и благородства – «святому доктору». «Спешите делать добро» написано на граните.
Сорокалетний врач, богатый, преуспевающий, Федор Петрович Гааз однажды увидел, в каких условиях жили осужденные, – их не считали нужным даже кормить, и они умирали в камерах от голода и болезней. Это потрясение изменило всю его жизнь. Убедившись, что исправить официальным путем ничего невозможно из-за чиновничьего равнодушия, Гааз ушел с поста главврача Москвы. Свое богатство и все свое время он отдал на содержание находящихся в тюрьме, пересыльных и Полицейскую больницу, куда прямо с улиц доставляли нищих и бродяг, замерзших, потерявших сознание от голода, беспризорных. Здесь их согревали, лечили, устраивали дальнейшую судьбу, и сам «святой доктор» принимал участие в каждом. В своей теперь уже маленькой двухкомнатной квартирке он размещал «лишних» – тех, кому не хватило места в больнице, и все добивался от городских властей выделения новых средств на ее содержание.
