Йога. Искусство коммуникации - Бойко Виктор Сергеевич (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗

Глава 17

О ДУХОВНОСТИ

В девяносто шестом году бывший президент России поручил чиновникам по-быстрому сформулировать новую общенациональную идеологию. В связи с этим в средствах массовой информации даже возник тогда некий диспут. Центральные газеты опубликовали ряд статей, наиболее честная из которых начиналась так: «Слово «духовность» взяли на вооружение подлецы и неудачники» (Л.Г. 16.10.96 «Идеология отсутствия таковой», А. Никонов), что напоминало «последнее прибежище негодяев».

Несколько лет назад в полузаброшенном посёлке Архангельского края я наблюдал, как народ отоваривался в жалком местном магазине. Дети, взрослые и старики в определённой части своих желаний были поразительно однообразны: «Кило сахару и бутылку водки... Макароны и две водки... Хлеба, бычки в томате и водку». Окончательно добил меня пацан лет десяти: «Коробку спичек и бутылку водки».

Примерно так же ко всему подряд пришпиливаются сегодня бесконечные заклинания о духовности. Это слово стало едва ли не таким же навязчивым, как совсем недавние «морально-политическое единство советского народа» или «закрома Родины». Странные типы на значительно поголубевших экранах талдычат о духовности русского православия, духовных путях русской истории, духовных учителях, духовном опыте и Бог знает о чём ещё с неизменным прибавлением слова «духовность».

Что говорит по этому поводу классика? В Новом Завете слово «духовность» повторяется много раз и означает «причастный к святому духу». Обычно «духовное» противопоставляют «животному» или «телесному». Во всех религиях считается, что есть духовное благо и есть духовное зло. Церковь утверждает, что худшие наши грехи — духовные.

Христианство изначально полагало, что в душе человеческой высшее постоянно воюет с низшим: есть плотские, низменные проявления человека — чувственность, аппетит и т.д., а есть высокие — дух, вера, нравственность, мысль.

Рене Декарт в трактате «О страстях», напротив, решительно подчёркивал, что нет высоких и низких частей души, она является единой и неделимой. Мераб Мамардашвили, один из честнейших философов нашего века, утверждал, что душа не более духовна, чем материя материальна, и вопреки дешёвым обыденным представлениям массового христианства никакой борьбы между высоким и низким в человеке не существует, поскольку он целостен в своей природе и проявлениях.

Воротить нос от грязи — этой адской смеси из бывшей живой плоти и самой земли — значит, поощрять небытие, утверждал Экзюпери. Он приводил в качестве примера образ прекрасного кедра, который тоже есть не что иное, как грязь, благодаря собственной работе очистившаяся до высокой добродетели и совершенства.

В своей замечательной метафоре Маленький принц утверждает, что кедр питается тлением, и только благодаря труду роста, превращает землю и тлен в ствол, ветви и хвою. Экзюпери был глубоко верующим человеком, и тем более интересны его мысли о бескомпромиссных «борцах» за моральную чистоту и духовность: «Нельзя требовать, чтобы человек перестал потеть. Вместе с потом ты уничтожаешь людскую силу. Кастраты борются с пороками, грязью и потом, которые являются признаками силы — силы без доброго применения. Они уничтожат силу — низшее, и вместе с этим жизнь». Чтобы дотянуться к свету, кедр должен врасти корнями глубоко в темноту. Если даже относиться к своей материальной «принадлежности» как к недостатку, то ещё Ларошфуко отмечал: «Наши недостатки — это продолжение наших достоинств». Апостол Павел утверждал, что «высшее не стоит без низшего», а Лао Цзы — что «высокое держится на глубоком».

А. Маслоу относит стремление к духовному росту в разряд высших человеческих потребностей, но при этом: «Чем выше место потребности в иерархии потребностей, тем менее насущна она для выживания, тем дольше она может оставаться неудовлетворённой и тем выше вероятность её полного исчезновения. Потребности высших уровней отличаются... меньшей организационной силой.

С субъективной точки зрения высшие потребности менее насущны. Намеки высших потребностей неявны, неотчётливы, их шепот порой заглушается громкими и ясными требованиями других потребностей и желаний, их интонации очень похожи на интонации ошибочных убеждений и привычек.

Для актуализации высшей потребности требуется больше предварительных условий, чем для актуализации низшей. В более общем плане можно сказать, что «высокая» жизнь неизмеримо сложнее, чем «низкая» жизнь» («Мотивация и личность», сс.156-157).

Интересно также его мнение о сочетании «высшего» с «низшим» в человеке: «Если... мы согласимся с тем, что корни высших и низших потребностей питает почва нашей биологической природы, что высшие потребности равнозначны с животными позывами и что последние так же хороши как первые, тогда противопоставление их друг другу станет просто бессмысленным.

Если мы однажды в полной мере осознаем, что эти хорошие, благородные человеческие позывы возникают и набирают силу только после удовлетворения более насущных, предваряющих все прочее животных нужд, то мы сможем отвлечься от самоконтроля, подавления, самодисциплины и задумаемся, наконец, о значении спонтанности и естественного... выбора.

Любой уважающий себя теолог обязательно обращался к проблеме взаимоотношения плоти и духа, ангела и дьявола, то есть высокого и низкого в человеке, но никому из них так и не удалось примирить противоречия, таящиеся в этой проблеме. Теперь, опираясь на тезис о функциональной автономии высших потребностей, мы можем предложить свой ответ на этот вопрос. Высокое возникает и проявляется только на базе низкого, но возникнув и утвердившись в сознании человека, оно может стать относительно независимым от его низкой природы».

Если в душе человека существует борьба, значит душа чем-то расколота. В цельной и гармоничной психике нет распрей между «высшим» и «низшим», если они есть — это всегда самоистребление. Вместо бессмысленной внутренней бойни должна быть борьба за рост — познание и понимание сути происходящего извне и внутри посредством активного в нём участия. Это и есть настоящая внутренняя работа, собственное движение к духовности, а не заклинания. Душа едина, поэтому её чувственная часть также является разумной. Люди не могут, к сожалению, разграничивать в своих проявлениях душу и тело, а также степень их единства и слишком часто смешивают телесные желания с потребностями души.

Указывать человеку что в его душе «низшее», что нет — это полиция нравов. В то же время «будь духовным» — только слова, которыми почти всегда пытаются вызвать то, что никому не известно.

«Все эти охи, ахи, крики о духовном и духовности без страстей — это простое обезьянство в человеке» (М. Мамардашвили). «Неотделимы факты мира от сил духовности, и слеп кто зрит от магмы до эфира лишь трёхкоординатный склеп» (Даниил Андреев).

С тысяча девятьсот семнадцатого года в стране «великого эксперимента» русского (и не только) человека попытались приобщить к новым ценностям, сформулированным большевиками. Они были прямыми, «как выпад на рапире», но привели к странным последствиям — например количество сексотов и доносчиков за первые четверть века советской власти приблизилось по своему порядку к показателям общей численности населения.

«А век поджидает на мостовой, сосредоточен, как часовой. Иди — и не бойся с ним рядом встать. Твоё одиночество веку под стать. Оглянешься — а вокруг враги, руки протянешь — и нет друзей; но если он скажет: «Солги», — солги, но если он скажет «Убей» — убей» (Э. Багрицкий, «ТВС»).

Интересно: читая, например, «Третье открытие силы», мы и там встречаем знакомые мотивы о том, что в новое время многие ценности устарели, в том числе и духовные, и есть способы развития (очевидно, «йога-дхара-садхана»), которые помогут человечеству совершить в этой области прорыв. Так и тянет повторить слова ерофеевского персонажа из «Москва — Петушки» (который без ног, хвоста и головы): «На что он намекает, собака!?»