ГЕННАДИЙ ШИЧКО И ЕГО МЕТОД - Дроздов Иван Владимирович (книги онлайн полные версии .txt) 📗
И в то же время, не понимаю и никогда не пойму дельцов, превращающих метод Шичко в средство надувательства и наживы. Брать много денег с алкоголиков и безнравственно и несправедливо. Государство и общество однажды их уже обманули — их споили, отняли здоровье и радость жизни. Нельзя же обманывать их еще и во второй раз! Наконец, автор метода отрезвления был великим альтруистом. Благородство личности Г. А. Шичко, высота его подвига взывает к чести и порядочности. И если уж кто набивает карманы при помощи его метода, пусть хоть не называют себя последователями Г. А. Шичко.
Звон червонцев много погасил святых порывов. Но здесь мы не задаемся целью судить и рядить — нас интересует метод, его судьба. А он, как ни странно, живет и благотворно действует в любой обстановке.
Дурасова сообщает:
«Я слышала отчет Ю. А. Соколова на собрании 23 сентября 1987 года. За год через его занятия прошли 546 человек. Очередь к нему составляет 1427 человек — только иногородних. Очень много заявок на предприятиях».
Не стану углубляться в финансовые дебри Ю. Соколова, заметим, кстати и ко всеобщему удивлению: метод и здесь выжил, он и здесь совершает чудеса. Не берусь утверждать, что все цифры, сообщенные Соколовым, верны, но людей через «его руки» проходит действительно много.
Приведу один из множества отзывов о методе Шичко:
«Еще десять дней назад была я одна на земном шаре с погибающим сыном на руках, и как я ни кричала о помощи, меня никто не слышал, для меня земной шар был пуст, как после атомной войны. Люди! Да делайте вы что-нибудь, чтобы внедрить в жизнь этот такой простой метод исцеления людей!»
В Ленинграде много последователей Г. А. Шичко, и Соколов наиболее спорный из них, — может быть, он менее других подготовлен к ведению таких занятий, но он напорист и широко поставил рекламу. И польза налицо.
У некоторых последователей Шичко я был на занятиях — много своего, оригинального привносит каждый в методику основателя. И почти все известные мне приемы заслуживают внимания. Вот руководитель группы... Говорит уверенно, убежденно. Отдельные места диктует как педагог. И это привлекает, гипнотизирует слушателей, рождает веру в учителя. Вот он требует: запишите важную мысль, обведите рамкой: «Характерны для любого пьяницы: лживость, бахвальство, эгоизм». А вы почему не пишете? Хорошо устроились! Пошли дальше: «Выпил рюмку — поглупел на рюмку, выкурил сигарету — укоротил на нее жизнь. Пьянство — шагреневая кожа жизни».
Люди пишут. А если человек пишет да еще обводит написанное рамкой, он крепче запоминает. В сознание внедряются те самые мысли, которые начинают подтачивать питейную запрограммированность, дробить и разрушать засевшую с детства убежденность, что пить не так уж и вредно, все пьют и я пью, пить нехорошо помногу, до свинства, а если в меру, да к случаю, оно и ничего. Постепенно, мало-помалу вымывается весь набор аргументов, которыми оперирует и спившийся с круга пьяница, и дипломат, академик, министр, умеющий попивать «культурно», но до старости не сумевший усвоить простую истину, что нельзя попивать культурно, как нельзя культурно принимать яд, наркотики, культурно сквернословить, воровать, хулиганить.
В Москве я посетил занятия, которые проводят в своих группах две замечательные женщины — Нина Григорьевна Емельянова и Татьяна Григорьевна Коломиец. Татьяна Григорьевна — ученица Емельяновой. Результаты у них примерно одинаковые — они отрезвляют 80 — 85 процентов слушателей. Между тем обе женщины, как, впрочем, и все люди на свете, совершенно разные и по уровню знаний, и по роду занятий, и по манере общаться с аудиторией, внушать свои мысли. Нина Григорьевна — нарколог, и не рядовой; она многие годы заведовала наркологической службой в одном из московских районов. Я еще не видел ее, а уже слышал о ее больших, можно даже сказать, выдающихся способностях отрезвлять обращавшихся к ней за помощью пациентов. И все время хотел узнать, как это ей удается, какие она использует лекарства, средства лечения, как и о чем говорит с пациентами. И когда встретился с ней и стал говорить комплименты, она меня перебила:
— Что вы, какие там успехи? Ну, десять процентов, — может быть, двенадцать из обращавшихся ко мне. Разве это результаты? Вот вы написали о Шичко. Читала журнал и, признаться, не верила — не может такого быть! Но и оснований не верить вам нету. Очень бы хотелось самой побывать на занятиях Геннадия Андреевича да поучиться у него.
Я ей сказал:
— Обычно наркологи с ходу отвергают всякое вмешательство в их практику, не верят, всех называют шарлатанами. Я получаю от них письма, они звонят. И все единодушны, все раздражены.
— Да, я знаю. Многие из них даже довольны и тем, что шесть-восемь процентов излечивают. Мы, говорят, творим невозможное: врачуем неизлечимых. А я не хочу мириться. Очень хочу посмотреть на дело с иной, не с нашей наркологической стороны. Ведь, кажется, всем ясно: нельзя нам, наркологам, жить так дальше, есть хлеб, который мы не зарабатываем. Служба есть, на нее тратят миллионы, а результатов от нее с гулькин нос. Уж очень живуч бюрократизм в медицинских сферах. Мне думается, и нет нигде таких самодовольных, чванливых бюрократов, как среди отцов здравоохранения. Душно нам! Хочется раскрыть двери и окна.
Я потом долго не встречал Нину Григорьевну и вдруг слышу: набрала группу и ведет занятия по методике Шичко. А когда пришел на ее занятие, она уже несколько наборов выпустила.
Любопытно, как меняется человек, когда он вдруг убедится, что нужен людям, что делает большое, нужное дело. Нина Григорьевна вся светилась, говорила с вдохновением, с каким-то молодым, наступательным задором. У нее была тема: «Бывает ли культурным винопитие?» Коротко, но емко изложила свои понятия «культурного» пьянства, приводила высказывания великих людей, особенно много брала сведений из книг академика Углова. И все это перемежала со своими собственными наблюдениями врача-нарколога.
В перерыве я беседовал со слушателями. К удивлению и к радости, большинство из них не нуждались в отрезвлении; они сами готовились к ведению занятий по методике Шичко. Они тщательно записывали беседу Нины Григорьевны; записывали названия книг, статей, очерков, где содержались нужные сведения. Впрочем, четырнадцать человек были пьющими, и большинство из них сильно пьющими. Четверо кисло улыбались, со знакомым мне, закоренелым скепсисом повторяли: «Говорильня все это! Слышали...» — «Но зачем же вы ходите на занятия?..» — «Надо же испробовать. Да и дома хотят».
Некоторые незадолго до занятия приняли свои сто грамм, а то и двести. Эти смотрели нагло, говорили зло, с издевкой и обреченно махали рукой.
Пригласив всех садиться, Нина Григорьевна продолжала урок. Скептики переговаривались, отпускали реплики. Мешали, конечно, но Нина Григорьевна с прежней настойчивостью продолжала нелегкое дело перепрограммирования сознания.
Скептики становились тише. На них шикали товарищи, зло обрывали, и это был тоже процесс подавления злых начал в организме и внедрения того необходимого духа, который уже коснулся сознания и начинал свою благотворную работу.
Это было третье занятие с группой, а я потом пришел и на восьмое. Скептиков оставалось двое. И те уж были не так агрессивны, не так уверены. Спасительный дух веры и надежды на отрезвление залетел и в их замутненные головушки, и хотя исподволь, медленно, но уже начинал расшвыривать накопившиеся за многие годы губительные завалы.
Бывал на занятиях и у Татьяны Григорьевны Коломиец. Ей так же, как и Емельяновой, лет сорок, но обе они выглядят на тридцать с небольшим; обе сохранили девически стройную фигуру, обе на свой лад красивы. Нина — типичная славянка с большими синими глазами, Татьяна, напротив, брюнетка, с цыганским, открыто-доверчивым улыбчивым лицом и постоянным добрым выражением. Татьяна — научный работник, проблемой пьянства занялась случайно. Где-то услышала лекцию новосибирского физика Владимира Жданова и была поражена важностью и остротой проблемы. И как человек с сильно развитым чувством патриотизма стала искать пути отрезвления людей, много читала, познакомилась с авторами статей и книг на эту тему. Она еще пятнадцать лет назад появилась у нас в дачном поселке. Зашла к живущему со мной по соседству поэту Игорю Ивановичу Кобзеву. Он уже тогда писал стихи о трезвости. И с академиком Угловым познакомилась. Наконец, вслед за Емельяновой в Москве набрала группу алкоголиков, стала их отрезвлять.
