Форварды - Филатов Лев Иванович (прочитать книгу txt) 📗
Так что, мне кажется, лучше бы не иронизировать по этому поводу. В конце концов, дело не в том, как называется должность, а в том, как человек, ее занимающий, с ней справляется. Можно называться модно – «либеро», «оттянутым форвардом», выучить назубок новейшие тактические заповеди, а играть так себе, впустую. А старинный «таран», все намерения которого, кажется, известны наперед, если он знает, что от него требуется, своего добьется.
Для нашего футбола «тараны» и «столбы» не характерны. Из членов Клуба, да и то с оговорками, можно к ним причислить А. Пономарева, 3. Калоева, Г. Красницкого, В. Старухина. Может быть, потому их и немного, что игра в воздухе у нас вообще в меньшем почете, чем игра внизу, на земле, что комбинационный розыгрыш мяча считается главным признаком хорошего тона. Если же мы видим, что мяч набрасывают издали на штрафную площадь, где скопление игроков, то пренебрежительно отзываемся: «Навал!». Если кто-то вознамерится напрямик рассечь оборону, о нем тут же скажут: «Не видит поля!» Так из года в год, от поколения к поколению создаются представления о «хороших, верных» и «плохих, неверных» способах борьбы. Ну а если в команде есть форвард, классно играющий головой либо имеющий мужество, силу и скорость для прямого прорыва? Как тогда быть? Не отказываться же от его услуг?
Московский динамовец Сергей Соловьев самый что ни на есть «таран». Был он центрфорвардом, потом левым крайним, но смена позиции не отразилась на нем, ему все равно было, на каком участке рассекать оборону. Нельзя сказать, что это умение, – такому не научишься. Его близкий товарищ, одноклубник, вратарь Алексей Хомич рассказывал мне, что Соловьев был человеком молчаливым и застенчивым, мягким и покладистым. А на поле, преображался в Соловья-разбойника, безжалостного, неукротимого. Однажды он в течение трех минут забил три мяча в ворота московского «Торпедо», что считается до сих пор рекордом. Удача не случайная, в ней выразился его нрав форварда. Кряжистый, ноги кавалериста, широкогрудый, черноволосый – взгляд с трибуны сразу его выхватывал. А когда он срывался с места, то тут уж глаз от него не оторвешь – что-то должно было произойти. Позже Константин Бесков вспоминал: «Бросать Соловьева в прорыв было одно удовольствие».
Соловьев не оставил о себе памяти как об игроке техничном, дриблере, решавшем запутанные тактические задачки. Он прорывался и забивал. Простота его действий покоряла зрителей, и в тот день, когда гол ему удавался, он в их глазах выглядел триумфатором. Если же не забивал, то, согласно обычаям болельщического скорого суда, начинали поговаривать, что Соловьев простоват, кроме скорости и напора ничего у него нет, что он не чета своим партнерам – Бескову, Карцеву, Трофимову. Цифры на табло (в то время на башнях) властвуют над общественным футбольным мнением, давая повод то для перехваливания, то для развенчивания. Сейчас, по прошествии многих лет, я убежден, что ни за что не забил бы все свои голы Соловьев (он четвертый в чемпионатах страны, несмотря на пропущенные военные годы), если бы только и умел обгонять защитников, укрывать мяч сильными плечами и жестко бить. Скоростные прорывы не могут в таком большом количестве на протяжении многих сезонов удаваться без чувства локтя с партнерами, без непринужденности в укрощении мяча. Просто мы этого не замечали, нас устраивал сам его неудержимый рывок. К этому он нас, зрителей, приучил, этим нас избаловал, и мы, избалованные, как водится, далеко не всегда были объективными.
Простоватый «таран». А неизвестно, как выглядела бы слава послевоенного «Динамо» без забитых Соловьевым мячей. Он исполнил на поле все завещанное ему природой. С честью, сполна. И никакой он не, старинный. С его скоростью и широким маневром он и сейчас украсил бы любой ведущий клуб. Он забивал, не ведая страха и сомнений. Такие люди футболу нужны всегда.
АЛЕКСАНДР ПОНОМАРЕВ
Это как пароль и отзыв: «Торпедо» послевоенных лет и Александр Пономарев. Есть и вариант постарше: сталинградский «Трактор», довоенный – Александр Пономарев. Не решусь назвать другой пример такого рода. «Спартак» и Симонян? Но рядом с ним были Дементьев, Ильин, Нетто, Сальников… Киевское «Динамо» и Блохин? Так не скажешь, помня о Колотове, Мунтяне, Онищенко, Конькове… Московское «Динамо» и Соловьев? А Бесков, Карцев, Трофимов? Тбилисское «Динамо» и Пайчадзе? Память подсказывает Гогоберидзе и Джеджелава… ЦСКА и Федотов? Опять не выходит. Тут же Бобров, Николаев, Гринин, Дёмин…
Мне даже кажется, что Пономарев сознательно выбирал те команды, где всё должно было сходиться, увязываться вокруг него. Жаден он был до игры, до голов, до капитанской повязки, до роли вожака, хозяина, до внимания завороженных трибун. Он и из тоннеля на поле поднимался не со всеми – выходил один, и его косолапую развалочку знали. Только случайно забредшему на стадион человеку могли померещиться в ней неловкость и ленца, а завсегдатаи предвкушали, как, едва раздастся свисток, Пономарь встрепенется, загорится, пойдет таранить и быстрым обернется, и поворотливым, и товарищей принудит к себе подстраиваться. Он напоминал кулачного бойца, по которому равнялась стенка, его молодецких ударов ждали, он бил жестко, метко, наотмашь.
Без хитрости в футбольной игре не проживешь. Мы по привычке говорим «обыграл», а могли бы сказать «обманул», «надул», «провел», что даже вернее. Пономарев был хитер по-своему. Он не сомневался, что устоит на ногах при любом противоборстве, выцарапает мяч, вылущит его как орешек и прорвется. Он прямо шел на противника, бросая ему вызов, и часто побеждал в открытую. Ну а уж удар у него был тяжеленный. Как никто другой, он умел бить с носка, «пыром». И защитники попадались. Им казалось, что они, согласно всем правилам защитного ремесла, непременно отберут мяч у форварда, идущего напрямик, бесхитростно, а он мяч заслонял своим невысоким, крепко сбитым телом – эдакий броневичок! – ноги его врастали в газон, еще нажим, еще шаг, и Пономарев краем глаза видит ворота. И тут же удар. Он готовил его в уме заранее, до того, как войти в схватку, и вратари не успевали угадать его намерение.
Пономарев играл в одно время с Бесковым, Пайчадзе, Симоняном, Г. Федотовым, конкуренция за признание среди центрфорвардов была отчаянная. С точки зрения эстетов, Пономарев был самоучкой, игроком без школы, силовиком, и казалось, где уж ему тягаться с изощренными хитрецами… А он не только имел свой лагерь поклонников (это еще можно объяснить клубной привязанностью), но и с присущей футболу наглядностью набирал баллы в матчах, когда его «Торпедо» с буйным озорством былинного Василия Буслаева обыгрывало, как на показ, знаменитые команды, где состояли его, так сказать, личные конкуренты, центрфорварды ЦДКА, московского и тбилисского «Динамо», «Спартака»…
В 1946 году чемпионом был безупречный ЦДКА, а лучшим бомбардиром – Пономарев. В 1948 году опять-таки славили ЦДКА, а во впервые составленном списке «33 лучших» под номером один среди центрфорвардов значился Пономарев. В 1949 году (по футбольному летоисчислению динамовском году) «Торпедо» вышло в финал Кубка СССР против чемпиона (перед этим устранив с пути ЦДКА) и победило. Пономарев, чрезвычайно серьезный и важный, с капитанской повязкой, крепко, по-хозяйски держит хрустальную вазу как собственность – этот снимок один из самых известных в фотодосье нашего футбола, его то и дело перепечатывают в разных изданиях.
Не словесные доказательства, не пристрастие очарованных болельщиков вознесли Пономарева, а забитые им голы. Спустя много лет Блохин побил его рекорд чемпионатов страны. Своих же современников, которых мы высоко чтим до сей поры, Пономарев превзошел всех. Он не был непредсказуемым, как Г. Федотов, не обладал штурманским кругозором Бескова, не был изящен, как Симонян, не стал новатором, как «блуждающий форвард» Пайчадзе. Но он, как никто, боролся и забивал. Это его слова: «Ищущий удобств не станет бомбардиром». Произнес он их, когда был тренером, в назидание молодым. В этом афоризме он весь. Что верно, то верно, Пономарева не страшила, не обескураживала самая головоломная, безнадежная на вид позиция, он всегда верил, что пробьется. И пробивался. И до конца остался самим собой, не отходил в глубину поля. Центрфорвард – и никто иной. В 1949 году ему был 31 год, а он забил 23 мяча. Второй за ним из торпедовцев забил 9. Потому и называли послевоенное «Торпедо» командой Александра Пономарева.