Эверест, юго-западная стена - Замятин Л. М. (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Поздно вечером мы пришли в базовый лагерь и увидели здесь возбуждённых, чем-то встревоженных товарищей. Мы и без слов поняли, что Эверест взят. Но положение, видимо, оставалось сложным. К этому времени Володя Балыбердин на вопрос Евгения Игоревича Тамма: “Как там Эдик?” — ответил: “У него кончается кислород”.
Если это и был сигнал “SOS”, то выразил его Балыбердин с достоинством, вызывавшим уважение.
Наступила морозная ночь. К счастью, снегопад прекратился, тучи, как внезапно пришли, так же неожиданно быстро растворились в сине-фиолетовом небе. Снежные склоны гор настороженно и таинственно высвечивались мертвящим светом, ветер срывал с них снежные флаги.
То тут, то там раздавался хруст снега под ботинками людей. То тут, то там вышагивали двойки, слышались тихие встревоженные голоса. Радиостанции работали на приём, но Эверест пока молчал. Все уже знали, что Сергей Бершов и Миша Туркевич отправились из последнего лагеря на поиски Балыбердина и Мысловского. Это была настоящая “спасаловка”, но на небывалой для наших альпинистов высоте — 8800 метров.
Прошло полчаса. Ещё полчаса. Нервничал Евгений Игоревич. Не то слово — нервничал. Неподалёку от палатки, где работала рация, чувствовался едва уловимый запах какого-то сердечного лекарства... Всем было в этот момент не по себе. А ему — в особенности.
Однако в палатке, где обедали шерпы, почему-то раздавалось весёлое пение, слышались возбуждённые, громкие голоса. Кто-то из нас спросил мистера Говарда, офицера связи, что всё это значит. Он спокойно ответил: “Сегодня праздник Будды. Сегодня он прощает людям все их ошибки. С теми, кто сегодня на Эвересте, всё будет в порядке. Вы удачно выбрали день первого восхождения!” И веселье в палатке продолжалось с новой силой.
Когда с горы пришла весть о том, что альпинисты разыскали Балыбердина и Мысловского, что Туркевич и Бершов принесли им спасительный кислород настал, пожалуй, самый сильный момент этого дня. Все мы, кто был там, в те часы были охвачены мрачной тревогой и жили в предчувствии непоправимой беды. И вот она миновала! И мало того. Туркевич стал требовать права на восхождение, и его поддержал Балыбердин. Евгении Игоревич Тамм едва не был сражён окончательно таким поворотом дела, но не это ли доказывало, что все в здравии и есть ещё возможности и силы у ребят?! Всё благоприятствовало их варианту: вершина была рядом, кислорода было достаточно, товарищи были спасены. И кроме того, совершенно резонно было попробовать пойти на вершину Эвереста, потому что ночевать всем шестерым в двухместной палатке было невозможно.
Тамм дал “добро”. Радиостанции опять замолчали. Откуда-то снизу наплывала тяжёлая чёрная туча. Казалось, она вот-вот закроет вершину, и тогда там, в сплошной темноте на вершине горы, может случиться беда.
Лагерь не спал.
И вдруг уже поздней ночью опять в тишине раздался хрип вызова... Туркевич и Бершов сообщали о том, что они взяли вершину. Но этот день, 4 мая, ещё продолжался. И впереди у тех, кто был ниже, и у тех, кто только что покорил Эверест, был ещё спуск...
Радиозаписи сохранили тревогу той ночи. Советы доктора Света Петровича Орловского. Сюда, к нам, в базовый лагерь, при словах “компламин”, “обезболивающие”, “стимулирующие” будто по невидимым проводам приносило боль, которую терпели ребята там, наверху.
Через три дня, когда альпинисты спустились с вершины и все мы праздновали победу первых покорителей, мы увидели вдруг руки Эдуарда Мысловского. Есть ли документ сильнее, чем эти кинокадры? Руки с обмороженными, чёрными пальцами, а на ладони — долька мандарина. Это были страдающие, обречённые руки мужественного человека, сделавшего всё, на что он был способен, чтобы одолеть в конце концов Эверест...
Рядом лицо Владимира Балыбердина — неузнаваемо похудевшего, пережившего самые высокие и самые острые чувства. Человека, на наш взгляд, ставшего лидером всей экспедиции. Когда однажды спросили: “А кто же был самым сильным спортсменом экспедиции?” — Тамм ответил: “На тот момент им был Владимир Балыбердин”. Нет, не умаляя ничьего достоинства, не обижая никого — да никто и не обижался,— это было именно так! Тактическая обстановка складывалась так, что Балыбердин и Мысловский могли и не взойти на вершину. Но Владимир Балыбердин принёс кинокамеру на вершину, снял панораму с высочайшей точки планеты, снял подход Эдуарда Мысловского. Потом они снимали друг друга фотоаппаратом. Кислород у Мысловского кончился, стало трудно обоим. Плёнку в кинокамере Балыбердин оставил. Эту плёнку поднявшийся на следующий день на Эверест Сергей Ефимов возьмёт, но — увы! — потеряет при спуске...
Но сам Ефимов снимет Валентина Иванова. Это случится 5 мая. Вершина голосом капитана команды вызвала Дмитрия Коваленко срочно на рацию: “Дима, срочно объясни нам, как пользоваться камерой, как её заряжать...”
Слышно ребятам нас плохо. Валера Хомутов, находившийся в этот день в лагере-2, ретранслирует наши инструкции. Именно в этом разговоре, таком необычном для нас, мы узнаём, что Владимир Балыбердин занёс на вершину не лёгкий стограммовый широко угольный объектив к камере, а тяжёлый, полуторакилограммовый трансфокатор. Это радость: он снимала не только общие, но и крупные, и средние планы. Но горечь в том, что нам “предоставила слово” не экспедиция, а сама вершина.
Пролежав ночь с 4 на 5 мая на вершине, в снегу, замёрзшая камера долго не работала, и мы попросили ребят согреть её под пуховкой. Наконец через пятнадцать минут она заработала.
Но из того, что было снято Ивановым и Ефимовым, получилось всего несколько кадров. И только один из них был качественным — вот цена этим огромным усилиям...
Однако счастье наше в том, что все четвёрки имели надёжные, лёгкие фотоаппараты, заряженные негативной цветной киноплёнкой. Это были плёнки средней чувствительности, высокой разрешающей способности, и, что оказалось особенно важным, они обладали большой фотографической широтой. Это качество сыграло свою роль: ведь альпинисты не могли постоянно пользоваться экспонометром, допускали передержки и недодержки, но почти всё, что они сняли, было спасено от брака. Мы благодарим Владимира Балыбердина и Эдуарда Мысловского, Мишу Туркевича и Сергея Бершова, Валентина Иванова и Сергея Ефимова, Валерия Хрищатого и Казбека Валиева, Ерванда Ильинского и Сергея Чепчева, Валерия Хомутова, Юрия Голодова и Владимира Пучкова — они снимали друг друга, а тем самым — историю экспедиции. Спасибо Леониду Трощиненко, Хуте Хергиани, Владимиру Шопину за киносъёмки. Спасибо Николаю Чёрному, Владимиру Воскобойникову, Юрию Кононову, Анатолию Овчинникову, Евгению Игоревичу Тамму, председателю Федерации альпинизма Борису Романову, Свету Петровичу Орловскому — всему коллективу экспедиции на Эверест...
Наступило время сдачи картины. Материал высотных съёмок Евгений Игоревич Тамм увидел впервые только на просмотре фильма. Просмотр произвёл на него настолько сильное эмоциональное впечатление, что сидевшие рядом увидели нашего “железного шефа”... плачущим...
Мы видели наших ребят, впервые смотревших картину, и не помним, кто из них не повторил пример Евгения Игоревича. Потому, наверное, что сами они вкладывали всю страсть и всю душу в дело, которое так триумфально завершили.
А там, на вершине, навсегда осталась кинокамера “Красногорск”, которую поднял наверх Владимир Балыбердин. Осталась, как доказательство наших усилий, как память о самых великих днях нашей жизни.
9 мая 1982 года, стоя на вершине Эвереста, Валерий Хомутов спросил базу, что делать с кинокамерой.
“Венделовский дарит её вершине!” — этими словами Евгения Игоревича Тамма и была решена её судьба.
Впрочем, это не совсем точно. Кинокамеру подарили вершине сами восходители — Владимир Шопин, Леонид Трощиненко, Хута Хергиани, Валерий Хришатый и, наконец, Владимир Балыбердин! Они подарили советскому спорту свой замечательный успех, по праву принадлежащий всему нашему народу.
Мы уверены, что ещё состоятся восхождения на великие Гималаи. Но это восхождение на Эверест, совершённое 4—9 мая 1982 года, было в будет неповторимым.
