Тревожные облака - Борщаговский Александр Михайлович (читать книги онлайн регистрации txt) 📗
Как рассудительно и на первый взгляд здраво выглядят резоны анонима. Он так уверенно и бестрепетно одаряет своими мыслями других, что и не понять, зачем письмо не подписано, почему его автор постеснялся собственного имени.
Я и прежде сталкивался с людьми, чьи психика и энергия устремлялись к отрицанию подвига, пытаясь развенчать духовные мотивы поведения человека, истолковать даже и замечательный поступок, так сказать, интересами «живота». Когда тысячи и тысячи людей у нас и во всем мире воздавали должное мужеству четырех солдат с баржи Т-36, которая среди лютой зимы 49 дней дрейфовала на севере Тихого океана, после телевизионной передачи, посвященной им, среди множества писем было одно скептическое и угрюмое, написанное – и подписанное – молодым человеком. Его раздражали похвалы в адрес четырех солдат, стремление мое и Кренкеля – мы вели эту передачу – истолковать их поведение моральными мотивами; во всем драматическом дрейфе, во всех поступках четверки он увидел только то, что назвал «безвыходностью положения». Читая его письмо, я не мог не вспомнить старинного народного речения: «Воинские подвиги шумят и блестят, гражданские темны и глухи». Он искренне и щедро писал о героях военных лет, которые «шли на смерть и жертвовали жизнью во имя победы». Человек мог пойти, а мог и не пойти на воздушный таран, рассуждал он, мог броситься грудью на амбразуру дота, а мог, оставаясь честным бойцом, одним из множества, и не броситься, а идти на штурм в цепи, в наступающей лавине. На войне и обнаруживались «люди с львиным сердцем героев». Так, невольно упрощая толкование воинского подвига, в котором объективные обстоятельства тоже часто играли немаловажную роль, автор письма затем неумолимо разделывался с подвигом «гражданским». У четырех солдат на барже Т-36 не было, мол, другого выбора, никакой возможности поступить иначе, чем они поступили, – у них была одна лишь «безвыходность положения». Парни не помышляли ни о подвиге, ни о поджидавшей их беде, несли службу на Тихом океане, в районе Курильских островов, и однажды им крепко не повезло – шторм унес баржу в открытый океан. Положение крайнее: они в штормовом зимнем океане, на железной скорлупе, держатся из последних сил (не бросаться же в воду!), голодают, а стихия влачит их до тех пор, пока на них случайно не наталкивается военный корабль США. В чем же их героизм?
Конечно, можно и обойтись без таких высоких слов, как подвиг или героизм. Так и поступил Фрэнк Галлет, англичанин, в прошлом боцман, трижды терпевший кораблекрушение во время второй мировой войны. «Они совершили нечто, – сказал он о солдатах с баржи Т-36, – что мы, моряки, раньше считали бы совершенно невозможным, так как предполагалось, что мореплаватель, потерпевший кораблекрушение, даже при наличии еды и воды не может выдержать более трех недель. Я снимаю шляпу перед этими советскими солдатами».
Да, можно обойтись без громких слов, избыток их раздражает, но поклониться, но снять шляпу, но воздать должное – пусть молча – необходимо. Почти все отзывы выдающихся деятелей науки, полярных исследователей и путешественников, писавших о людях с баржи Т-36, затрагивали прежде всего нравственную сторону, черты, по выражению Вильямура Стеффансона, «характерные для советских арктических и антарктических исследователей». Тур Хейердал и Ален Бомбар, океанограф из Колумбийского университета Морис Юинг и шведский полярник В. Шютт, соратник Хейердала по «Кон-Тики» Кнут Хаугланд и английский географ Джордж Кресси, известный океанолог доктор У. Дюбуа, Эрнест Хемингуэй и многие, многие другие, знающие цену выдержки человека в крайних обстоятельствах, все сошлись в высокой оценке мужества советских людей.
Вероятно, если спросить у первого встречного юноши: а как бы ты держался в том футбольном матче 1942 года? – он ответил бы: точно так же, как динамовцы! И это был бы искренний, убежденный ответ. Однако между желанием поступить так же и даже между нравственной готовностью к этому и самим поступком лежит бесконечно трудный путь в два тайма футбольного матча. Надо желание претворить в действие. Нравственную готовность сделать реальностью поступка, борьбы, жертвы. Надо оставаться сильным, мужественным, душевно богатым человеком. Сделать все это – и значит совершить подвиг.
Ирбитский аноним оказался глух к мужественному поступку киевских футболистов. Только отчасти это можно объяснить необычностью их подвига, его исключительностью; очень трудно представить себе футбольный матч иначе, как товарищеское, чисто спортивное состязание: не потому ли и была когда-то, в 1944 году, прервана публикация «Динамовцев» в газете?
Фраза анонима: «самое дорогое – жизнь» – слишком напоминает памятные нам слова Николая Островского: «Самое дорогое у человека – это жизнь», и трудно удержаться от сопоставления того, как эта исходная мысль развивается дальше в обоих случаях. Жизнь дается человеку один раз, читаем мы у Николая Островского, «и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…» Аноним тоже исходит из того, что жизнь дается один раз, что она- самое дорогое, а значит… будь осмотрителен, не слишком рискуй жизнью, «только отчаявшийся пойдет на гибель», ведь «смерть – это смерть», конец всему, и трудно решить, что будет полезнее – отважная гибель или жизнь во что бы то ни стало. Не лезь на рожон, крепко подумай, стоит ли умирать: смерть – это вечный мрак, тлен, небытие, умирая, ты отдаешь самое дорогое, – стоит ли дело того? Думай, думай, не продешеви, «трупы не доказательство для убийц», можно ведь и стерпеть, смирить гордыню, притвориться, выжить – главное выжить, авось, дело обернется так, что живой ты еще окажешься полезным, только живой ты сможешь чем-то помочь сражающимся солдатам. Может быть, ты протянешь солдату кружку воды, осмотрительно взвесив все: нет ли опасности, не смотрят ли со стороны, не случится ли так, что враг вернется в твой дом и накажет тебя за такую отчаянную смелость. Может быть, ты даже кивнешь в сторону дома, где враг устроил засаду, – пусть наши бойцы знают, где враг, пусть идут и выкуривают его из логова; сам ты не пойдешь, там могут убить, а мертвый ты не сможешь совершить еще многих и многих полезных поступков…
Так не трудно поставить себя на зыбкую, болотистую обочину жизни, пребывая в торгашеском взвешивании того, стоит или не стоит игра свеч. А как же иначе: ведь торгует-то он самым дорогим!
Так в условиях войны и оккупации не трудно превратиться в предателя; случается, что и сползание в ад предательства, весь этот наклонный и крутой спуск выстлан благими намерениями, надеждой, что все еще повернется и «малые грехи», малодушие, отвратительное прислужничество – все канет, забудется, живой, уцелевший ты еще покажешь себя.
Но так не бывает: с честью не сыграть в «прятки». Алесь Адамович в «Карателях», книге выдающейся, бесстрашно анатомирует неотвратимое падение тех, кто цепляется за жизнь любой ценой, в трусливой надежде на будущие свои доблести. Им не суждено сбыться. С большой психологической силой выразил этот нравственный урок и Василий Быков в повести «Сотников», показав рядом с цельным, не признающим постыдного торга с врагом Сотниковым «жизнелюба» Рыбака, готового на все, только бы не перестать существовать.
Есть у нас поразительная книга, вышедшая в Политиздате уже многими изданиями – «Говорят погибшие герои». Ее написал не литератор – ее писали кровью, обломком карандаша, ее царапали на кирпиче, на известке застенков герои, павшие от рук фашистских палачей. В ней собраны предсмертные письма наших соотечественников, преимущественно людей молодых. Нам и на ум не придет отказать им в мужестве и геройстве, а ведь они-то – заточенные, подвергнутые пыткам и издевательствам – они тоже ведь оказались в «безвыходности положения», в вынужденных, так сказать, обстоятельствах, и это и в малой мере не снижает набатной силы их подвига.
А как они хотят жить! Как нежно и преданно любят близких, как зримо встают перед ними в эти последние перед гибелью часы картины довоенной жизни, годы любви и доверия; как заботливо думают они о будущей жизни, в которой им не суждено жить; как умно и естественно ощущают связь своей единственной и обреченной жизни с жизнью народа, свою ответственность за эту общую жизнь.
