Вечнозеленое поле жизни - Бубукин Валентин Борисович (книги без сокращений .txt) 📗
И вот мы все как один в спортивных костюмах с фибровыми чемоданами стоим вдоль шоссе, голосуем. Когда на следующий день пришли всей командой в штаб на разгон, он разговаривал с отцом по телефону. Посмотрел недобро на нас и говорит в трубку: «Да, товарищ Сталин. Вот собрал соколов сталинских, вчера проиграли. Хотелось, чтобы вы сказали несколько слов капитану команды». Подошел Костя Крыжевский. Целую минуту только «А…» да «А…», и стоял белый, как смерть. Потом положил трубку: «Он мне сказал: товарищ Крыжевский, сталинские соколы прославляли себя в Великой Отечественной войне. Передайте команде, чтобы не позорили память героев, старались играть».
А вообще на Василия Иосифовича обижаться было нельзя. Он человек-то добрый был. У него никогда не было наличных денег, они ему были и не нужны. Он даже иногда взаймы брал у Боброва, Шувалова. Зато подарков – куча. Понравилось ему, как Костя Крыжевский вынес мяч из пустых ворот, он ему и говорит:
– Езжай на склад конфискованных вещей, выбери себе ковер посолиднее. Или еще чего, что понравится.
Больше неприятностей доставил нам его врач. У Василия был оспа или лишай какой-то, никак не могли вылечить. Дело дошло до того, что ему где-то нашли знахаря. Такой здоровый мужик, чем-то похожий на Распутина, мясистый, неопрятный. Отзывался на фамилию Шумм. Он, к нашему несчастью, вылечил Василия. Сталин, конечно же, уверовал в чудодейственную силу народной медицины и прикрепил его к команде. Было дело, Толя Исаев потянул голеностоп. Шумм осмотрел его и заявил: «Завтра будет играть». Собрал коровьего дерьма, трав каких-то, насыпал все это в ведро и долго варил. Потом быстро опустил палец в кипяток и одобрительно кивнул головой – мол, хорошее средство. Взял Толину ногу, засунул ее в ведро и еще телом навалился, чтобы тот не вырвался. Исаев орал благим матом, а когда ногу вытащил, она вся волдырями покрыта. Неделю не мог играть, даже когда сам голеностоп прошел. Еще этот Шумм представился массажистом, хотя бумаг у него никаких не было. Массировал он плохо и больно, но раз Василий Сталин привез этого гения, приходилось подчиняться. У Шумма была плохая память, и он вывесил график массажа основного состава. Приходишь к нему, он спрашивает: «Фамилия»? Отвечаю: «Крыжевский». И вот он месил меня, пока Костя в ванночке парился. Исаев делал за Коршунова, за Федорова. Мы, молодые, шли на плаху за «стариков».
Вообще, и в наше время был авторитет «старослужащих». Но «футбольной дедовщиной» я бы это не называл. Я ведь выше уже писал, как «старики» нас без проблем одевали на прогулку по Сочи. С самого начала Виктор Жарков, «дядька», вежливо объяснил, что на нас лежит обязанность следить за мячами. Приносить, накачивать, после игры собирать в сеточку, относить посушить в котельную, вазелином или глицерином намазывать, чтобы мягкие были. «Вы, – говорил, – не думайте, если попадете в «основу» – придут другие». Без всякой обиды. А позже в «Локомотиве» и за водкой бегали. Помню, после игры в Киеве Забелин, Рогов и другие играли в гостинице в преферанс и послали Юрку Ковалева за бутылкой. А Рогов вдогонку крикнул: «Только давай без лифта, а то вдруг застрянешь – водку не принесешь». А когда меня послали на вылазку, как назло Зоя позвонила. Она работала на телефонной станции, имела возможность по межгороду разговаривать. Подошел Женя Малов и нашел что сказать: «Позвони чуть попозже, он за водкой побежал». Она мне в Москве устроила эти походы.
А уж когда нам молодым давали бутсы разбить… Раньше бутсы шили так. У каждого были свои колодки. Брали государственные бутсы, неделю играли, они растягивались, потом натягивали их на колодку кожа высыхала, на кожаную подметку набивали фибру а на нее – двенадцатимиллиметровые шипы. И бутсы уже не разбивались, целый сезон в них играли. Разнашивать бутсы давали молодежи. Ко мне как-то раз подошел сам Бобров, посмотрел на ноги и спрашивает: «Какой у тебя размер?» – «Сорок первый». А у него и так проблемы были с ногами. Немного внутрь, коленки Х-образные. Дал он мне свои бутсы: недельку поиграть – разбить. Так я за счастье почитал, хоть и ноги все намял.
Бобров был вообще моим кумиром. Выдающийся, добрый человек. Об этом много написано. Собственно, бобровскую доброту в последнее время противопоставляют тарасовской жесткости и рисуют их чуть ли не врагами. Я был не просто близок с обоими, а даже дружен. Особенно это важно в случае с Анатолием Владимировичем, которого многие считают замкнутым, порою деспотичным человеком без чувства юмора. Он действительно тяжело шел на контакт, но в узком доверительным кругу позволял себе даже такие шутки:
– Анатолий Владимирович, как стать таким великим тренером?
– Очень просто. Неважно с кем ты в постели – с женой или любовницей, – все время думай о новом футбольном упражнении.
Так вот, Тарасов прекрасно понимал, ценил и восхищался гением Боброва. Мы вместе хоронили Всеволода Михайловича, и на поминках Тарасов, не склонный к высокопарным фразам, сказал:
– Я не видел такого великого человека, который смог бы достичь подобных высот и в хоккее, и в футболе. И вряд ли страна увидит такого еще лет сто.
У Боброва все время занимали деньги. У него и у Виктора Шувалова. Они были богатыми и безропотно давали. Летчикам полагались унты и зимние кожаные куртки. Шувалов деньги носил в унтах, чтобы карманники не сперли, лез в эти унты и спрашивал:
– Когда отдашь? – Двадцатого.
Он записывал в блокнотик. И если принесешь деньги двадцать первого, больше никогда не получишь. Сказал бы до тридцатого, он бы так и записал, но чтобы точно в срок. А Бобров ничего не записывал. Мы потом соседями были, он помог мне с квартирой. Раз прихожу к нему домой. Он говорит: «Давай шампанского». Сидит Миша, его маленький сын, и Лена Боброва кормит сына кашей из ложки. Она ему:
– Миша, сколько папа денег получает? У того рот полон каши:
– Много!
– А сколько маме дает? – Мало!
Бобров кипятится, но смеется: хватит вам, вдвоем насели!
Шутки шутками, а я видел как Всеволод Михайлович не жалел кровные фунты на угощение друзей, у которых и у самих валюта была в кармане. Это впервые я был с ним не то что на одной ноге, но, по крайней мере, не на разных полюсах. В пятьдесят седьмом году меня взяли на усиление ЦСКА в турне по Англии. И в баре за виски постоянно расплачивался Бобров. А я тогда, хоть и был уже обладателем кубка, ходил за ним по пятам и хотел быть во всем похожим на него. Он ратиновое пальто купил за пятнадцать фунтов, и я себе такое же. Он присмотрел для Саниной шубу, и я в том же отделе Зое заказал. Кепку шил, как у него.
В шестьдесят первом я пришел к нему в ЦСКА. Он сам попросил:
– Валентин, я тебя взял когда-то молодым, сделал из тебя футболиста, а теперь хочу выиграть чемпионат Союза. Помоги.
Его собирались назначить главным после Григория Пинаичева. Мне тут же присвоили звание прапорщика, а назначение так и не прошло. В главпуре отвели по каким-то причинам, за какие-то моральные проявления. А я остался военным…
За ВВС я отыграл, естественно, один сезон, по большей части в дубле, но первые футбольные впечатления прочно врезались в память. Хорошо помню, как играл Виктор Тихонов, наш заслуженный хоккейный тренер. Это был правый защитник, «сделанный из кремня». Работоспособный, дисциплинированный, очень жесткий в отборе. Правда, он тоже в основу никак не мог прорезаться. И когда нас расформировали, он предпочел хоккей. Тогда как раз началась некая «перестройка», негласно не поощряли совмещение видов, чтобы ведущие спортсмены не «разрывались».
Об Анатолии Исаеве уже немало написал. И хотя позже мы даже претендовали на одно место в сборной, у нас и тогда, и сейчас сохранились близкие дружеские отношения. Он до сих пор смеется, когда я ему по телефону говорю «а-ля-монтре». Дело было так. Вторым тренером в ВВС кроме Щербакова был хоккейный партнер Боброва Евгений Бабич. Он тоже относился к нам с симпатией и, видя, что мы стараемся держаться вместе, посоветовал:
