Эверест, юго-западная стена - Замятин Л. М. (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Луна вновь скрылась в облаках. В наступившей темноте в нижнем ярусе лагеря сказочным теремом засверкал огромный шатёр “кают-компании”. Его жёлтые и синие полотнища подсвечены изнутри мощной керосиновой лампой. Из шатра доносятся приглушённые голоса. Внешне в лагере всё спокойно. Однако любой старожил заметит необычное напряжение, не покидающее сегодня ни нас, ни шерпов, ни офицеров связи. Сейчас ещё 4 мая. Утром, в 6.15, из лагеря-5, с высоты 8500 метров, на штурм вершины вышла ударная двойка — Эдик Мысловский и Володя Балыбердин. Мы узнали об этом во время утренней связи. С тех пор в базовом лагере и в группах на маршруте рации оперативной связи включены на приём. В 14.15, когда мы были в “кают-компании” на обеде, наконец-то послышался усталый и немного растерянный голос Володи. В отличие от других групп, в этой двойке на связь всегда выходит он, а не руководитель. Я не пытался докапываться до причин, но думаю, у него сохранялось больше сил и ему, как более инициативному наверху, Эдик перепоручил связь с базой. Мы уже привыкли к его спокойной и чёткой информации. На этот раз всё было необычно.
“Евгений Игоревич, идём и идём вверх, каждый пупырь принимаем за вершину, а за ним открывается новый. Когда же, наконец, всё кончится?!”
Я попытался сказать что-то ободряющее, выражал уверенность, что скоро уже и вершина. Просил регулярно выходить на связь. В “кают-компании” все сразу загудели. Возбуждение нарастало. Юра Кононов разъяснил обстановку офицерам связи. Минут через двадцать Володя вновь вызвал базу. Сразу воцарилась тишина.
“Впечатление такое, что дальше всё идёт вниз. Как вы думаете, это вершина?”
Такого вопроса я не ожидал. Стало ясно, что ребята первыми осуществили мечту наших альпинистов, что кусок жизни, заполненный неимоверно тяжёлой, нервной работой, кажется, будет оправдан. Точнее, всё это стало ясно чуть позже”, а тогда огромное напряжение последних лет нашло наконец лазейку и я с трудом сдерживался, чтобы не дать волю эмоциям. Проглатывая комок, застрявший в горле, поздравил Володю и спросил, где Эдик. Он ответил, что Эдик уже подошёл или подходит — точно не помню. Поздравил обоих, просил описать и отснять всё, что они видят кругом, и быть осторожными при спуске. Напомнил, что мы всё время на прослушивании и ждём регулярной информации. С трудом закончил связь и бросился из палатки — не хотелось показывать слабость. По дороге кто-то поздравлял, обнимал, похлопывал по плечу, но я уже плохо различал окружающих.
В дневнике Балыбердина описание этого момента выглядит примерно так: “Тамм бесстрастным, сухим голосом, даже не поздравив нас с победой, потребовал точно описать, что мы видим вокруг”. Я-то хорошо помню, что поздравил, и не единожды за короткую передачу, ставших мне сразу ещё дороже и ближе ребят. А что касается бесстрастного голоса, что же, даже он давался мне почему-то с трудом.
Первый сеанс связи с вершиной состоялся в 14 часов 35 минут. Перед спуском связались ещё. Конец этого сеанса успел записать Кононов (магнитофон был подключён только к той рации, которая находилась в радиопалатке). Из-за страшного холода на вершине аккумулятор в рации у ребят подсел, слышимость ухудшилась, и не всё можно было разобрать.
Балыбердин. Нет, рация работает, просто надо было подойти пять метров к треноге (имеется в виду тренога, установленная на вершине).
Далее неразборчиво.
Тамм. Приём, приём, Эдик!
Мысловский или Балыбердин (голос неразборчив). Этой треноги китайской нету, снег поднялся над гребнем метра на два с половиной, наверное... и торчит какой-то кончик.
Тамм. Года четыре назад торчала она, по описанию, на двадцать сантиметров, так что вы можете её и не найти... Действуйте по обстановке и, главное, снимите панораму. Ну, поздравляем вас. Эдя! Не задерживайтесь, спускайтесь вниз скорее. Потому что поздно будет и вы спуска, боюсь, не найдёте.
Балыбердин. Всё ясно. Сейчас немного панораму затягивает туманом. Крупа снизу. Оставляем баллон, кислородный баллон.
Двойка начала спускаться с вершины в 15.35. С этого момента в базовом лагере радость соседствовала с напряжённым ожиданием. Спуск, даже на обычных маршрутах, бывает сложнее подъёма. А ребята тратили уже последние физические и нервные силы. Прежде чем сегодня утром выйти из лагеря-5, они семь дней работали наверху. Обработка верхнего участка далась очень тяжело, особенно Эдику. Не избежали они к ЧП. Начиная с 29 апреля работали ежедневно до позднего вечера, до полной темноты. И это на трудных скалах, в холод и снег, на высоте 8000 метров и выше!
1 мая я записал: “Пока это был самый страшный день (точнее, ночь) во всей экспедиции. Мысловский и Балыбердин в 18.00 перенесли связь на 20.00, так как ещё работали на маршруте. Но до 8.30 утра на связь не вышли. Я всю ночь “пролежал” с рацией. Что тут было! Но вида, кажется, не подал. “Сукины дети” эти двое!”
Последнее замечание вызвано тем, что в предыдущие дни они неоднократно переносили последний сеанс связи и он проводился не ранее 21—22 часов. Для нас это было связано с дополнительной нервной нагрузкой, а для них это было к тому же неимоверно изнурительно. Но каждый раз такой ценой они “выжимали” дневное задание до конца, закладывая будущий успех экспедиции и свой успех.
Володя — кремень. Он должен всё выдержать. А Эдик? Почему такой вопрос? Откуда он, разве есть сомнения? Нет. А всё же? И тут выплывает, пролезает откуда-то мысль о запрете. Как же она должна мешать Эдику спокойно работать!
В Москве на последнем этапе медицинского отбора его вдруг забраковали. Сколько было споров и пересудов! Сколько раз, на всех уровнях, возвращались к этому вопросу. В результате у меня сложилось твёрдое мнение, что это ошибка. Да и сам запрет был не полный и категоричный, с ясным объяснением, а что-то половинчатое и расплывчатое. Эдик поехал с нами, но мне была дана директива (уже не медиками): не выпускать выше 6000 метров. Однако события требовали другого, они же подтверждали мнение об ошибочности запрета. И он не был отстранён от работы наверху. Это вызвало раздражение руководства в Москве. Наконец оттуда в Катманду с особыми полномочиями командировали Ильдара Азисовича Калимулина. Удивлённый его неожиданным приездом и очередным запросом о Мысловском, 23 апреля я передал ему подробную радиограмму: “Хочу, чтобы вы чётко поняли ситуацию. Мы всегда говорили, что основным препятствием может быть погода. В этом сезоне она отвратительная. До сих пор ежедневно идёт снег, холодно. Говорят, даже в районе Тьянгбоче ещё не распустились цветы. Вам, наверное, уже сказали, что в Катманду лишь несколько дней назад открылись горы — месяц их там не видали. Это внизу, а на маршруте условия сверхтяжёлые — заснеженность, ветер и очень сильный холод. Создаётся впечатление, что в этом году нет предмуссонного периода, благоприятного для восхождений. Условия, близкие к зимним.
Я говорю это для того, чтобы стало ясно: ребятам приходится работать в тяжелейших условиях. Маршрут, как мы и ожидали, технически сложный даже для нормальных высот. Много участков высшей категории сложности. Убеждён, что этот маршрут (если его не повторит кто-нибудь в следующем году, когда будут ещё целы наши верёвки) долго не пройдёт ни одна группа. И если мы его одолеем, это будет действительно новое слово в высотном альпинизме.
Все участники работают на пределе возможностей: только так можно одолеть этот маршрут. А они, возможности, не у всех одинаковые.
В условиях, когда число выходов должно быть ограниченным, чтобы люди выдержали до конца, на первых порах не все справлялись с заданиями. Группы сократились из-за заболевших, а дело должно двигаться неукоснительно — иначе невозможен успех. Должны были появиться сильные лидеры, которые показали бы всем, что можно работать с запланированными заданиями. Такими лидерами оказались сначала двое — Мысловский и Балыбердин. Они, когда это стало необходимо, выполняли работу за четверых. Но надо было, чтобы в каждой группе появился такой лидер, способный доводить дело до конца. Иначе недоработка на выходе одной группы срывала всё дело.
