Футбольный театр - Сушков Михаил Павлович (читать книги без регистрации полные TXT) 📗
Но как можно судить о работе руководителя по одному сезону? Что он может успеть за столь короткое время? Велика ли мера ответственности человека год спустя после того, как он принял, скажем, неблагополучное хозяйство? Во всякой другой области понимают, что перестройка требует времени и сопряжена, как правило, с временным отступлением. В спорте же почему-то ждут сиюминутных результатов.
Но есть в таком подходе, ставшем почти традиционным, одна особенно вредная штука: игрок начинает верить в свою безгрешность, привыкает к собственной неуязвимости, убежден в своей значительности и втайне чувствует, что он над тренером, а не тренер над ним. Подступиться к нему трудно. В него намертво врастает уверенность: что бы ни произошло – виноват будет тренер. Он виноват, если тот плохо играл и подвел команду, если в подготовительный период отлынивал от работы, если завел в коллективе склоку, интригу. Часто у команды вырабатывается корифейское отношение к своему наставнику: мол, тренер? Велика фигура! Будет себя вести нормально – будем работать. Станет докучать – сбросим в один момент. И еще один смысл – тот, что вложен в формулировку: тренеры приходят и уходят, а я остаюсь. Сознание, что я, мол, представляю собой абсолютную ценность, а тренер преходящую. И выходит, что не команда в руках своего шефа, а шеф в руках команды. Разумеется, не везде и не всегда так бывает, но явление это типично.
Подобные взгляды начали складываться еще в конце тридцатых годов. В «Локомотиве» я ощутил их на собственной шкуре.
В тот день голос ли интуиции, может, самолюбия, а возможно, и то и другое толкнули меня на путь обострения. Я закрыл собрание, сказав, что считаю необходимым провести его в присутствии руководства клуба. Накануне отъезда команды в Одессу такое собрание состоялось. Мои противники хорошо подготовились. Они высказали мнение о недостатках в тренировках и предложили сменить тренера. Вынесли решение: пока в Одессу поедет Сушков. Был назначен проверяющий, который отправился с нами.
На поле одесского стадиона все шло своим чередом.
Даже особое обстоятельство – необходимость доказать вину тренера – не смогло поломать вражды Андреева и Гвоздкова. Скорее всего они были искренне убеждены в своей непричастности к поражениям команды. Так или иначе, но с первых же минут игры защитники стали ссориться. Причем так, что это, по-моему, даже публика понимала. Результаты не замедлили сказаться: за полчаса игры нам забили три гола. Я пошел за ворота и, улучив момент, передал им через вратаря: если они не возьмут себя в руки и не прекратят безобразий, то во втором тайме сделаю замену.
– Я пока еще тренер! – крикнул я, минуя посредника.
Думаю, сработало скорее неожиданное известие, что поведение их хорошо видно со стороны, чем моя угроза. Во всяком случае, матч они доигрывали вполне корректно. И сразу результат: второй тайм мы выиграли. Однако в целом встречу уступили – 1:3.
Переодевались молча. Многие избегали смотреть мне в глаза. Я понял: игра нынче была на редкость убедительной.
В поезде, по дороге в Москву, ко мне подошел Андреев и, глядя куда-то в сторону, подчеркнуто официальным тоном сказал:
– Прошу в дальнейшем не ставить меня в паре с Гвоздковым.
– Попросите об этом председателя клуба. Я возражать не стану.
Потом с той же просьбой обратился Гвоздков и получил от меня примерно тот же ответ.
Глядя на горный обвал, трудно себе представить, что эту страшную стихию вызвало падение какого-то одного, возможно, небольшого камушка. Я пользуюсь этой аналогией, чтобы сказать: даже футболисты, самые осведомленные в нашем деле люди, не могли себе представить, что сильную, хорошо подготовленную команду мог привести к провалу пустяк – ссора двух игроков…
Теперь, когда стал ясен диагноз, следовало приниматься за лечение. Но как?
Мы только начали разыгрывать второй круг. Оставалось еще 11–12 встреч. Тем не менее я решил отправить в отпуск одну из «враждующих группировок». Начальство сперва возражало: как, дескать, можно оголять команду в такой тяжелый для нее момент? Но я убежденно считал: даже если для этого понадобится вывести из игры самых сильных футболистов, то и тогда дела наши только улучшатся. Руководство удалось уговорить. Теперь из 19 членов коллектива осталось 13. Этим составом мы и работали почти всю вторую половину календаря.
Стало тихо. Мир да любовь пришли в наш дом. Остряк Жуков шутливо ворчал:
– Черт-те что! Скука! Даже поругаться не с кем. И вообще… Надоела эта парадная жизнь – сплошные победы!
Жуков не сглазил. Напомню: нам оставалось более десятка матчей. Мы провели их без единого поражения: одна ничья, остальные победы! В итоге к концу сезона перебрались с пятнадцатого места на восьмое.
Я проработал в «Локомотиве» пять лет. В условиях великой миграции тренеров – срок почти рекордный. Я пережил «клиническую смерть» этой команды и ее второе рождение. В декабре 1940 года ее снесла очередная волна реорганизаций. Были распущены все профсоюзные коллективы для того, чтобы создать две сильные сборные. Остались тогда лишь «Динамо», ЦДКА и «Спартак». Но за ошибками чаще всего следуют их поправки… хотя порой и неполноценные. После Великой Отечественной войны «Локомотив», как и многие другие клубы – «Крылья Советов», «Торпедо», «Трактор»… – восстановили. Я снова возглавил коллектив мастеров. Но это была уже не та команда…
Преодоление
Взгляните на наше ереванское небо. Где вы еще видели такие звезды? – звучно пропевал свой тост уже веселый покровитель. – Кажется, протяни руку и наберешь их полную горсть… Так почему же вы не хватаете с неба звезд?! Не спешите? Всегда успеете?
Он говорил по-русски ради меня и еще двух-трех русских товарищей, сидевших за столом, накрытым, по меньшей мере, на пятьдесят персон.
Футболисты пили минеральную воду и, слушая «шефа» трезвыми ушами, улыбались. Они знали: он неплохой человек, любит ереванское «Динамо» как родную семью, искренне желает команде успехов и жаждет их как свершения собственной карьеры. Но знали они и то, что в футболе он дилетант, которому не дано постичь тонкости дела и, стало быть, дать верные оценки. Знали, что вмешательства его с самыми добрыми намерениями часто идут не на пользу коллективу.
Слушая «звездные» рассуждения этого человека, я испытывал соблазн возразить ему, высказать свою тренерскую точку зрения, весьма отличную от его. Но сдержался, предвидя, что впоследствии этот «елей на его душу» может сильно навредить команде.
В душе я знал другое. В команде много прекрасных мастеров, футболистов от бога, и сказать про них можно как раз обратное: они-то хватают с неба звезды. Да и сама команда в ту пору стала уже поблескивать звездочкой, хотя особой известности у нее еще не было. В этот район футбольного небосвода – класс «Б» – журналисты тогда нечасто направляли свои телескопы. И все-таки ее заметили.
Заметили, когда из двух товарищеских встреч с московским «Торпедо», выступавшим по классу «А», нам удалось одну выиграть, другую свести вничью; когда в одном из двух матчей с тбилисским «Динамо», уже по праву претендовавшим тогда на положение звезды первой величины, мы победили с убедительным счетом 4:1; когда, наконец, в розыгрыше Кубка СССР вышли в полуфинал и уступили лидеру советского футбола тех лет ЦДКА (ныне ЦСКА).
Как тренеру, мне везло на коллективы. Случались порою темноватые полосы, но не без этого. И все-таки никогда, нигде я не получал такого удовлетворения от работы, как здесь, в Ереване.
Поражало трудолюбие этих ребят. Они не любили перерывы, они не любили конец тренировки, они были немногими из всех, с кем приходилось мне работать, кто с желанием занимался общей физической подготовкой. После занятий их всегда мучило чувство, что они маловато сделали. Позови их на тренировку ночью – побежали бы с радостью. Я как-то сказал себе: чему удивляться? Достаточно посмотреть на цветущий сад, который эта нация вырастила буквально на голых камнях.
