Хоккей на высшем уровне - Драйден Кен (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .txt) 📗
Секундомер отсчитал 12 минут 56 секунд, когда Айвэн Курнуайе сравнял счет. Но что это?… Парк остановил шайбу у синей линии и послал ее к воротам Третьяка. Эспо изменил ее полет, и какое-то время все десять игроков в зоне русских, казалось, колотили клюшками по шайбе. Вдруг она оказалась у Курнуайе, и тот пустил ее мимо Третьяка в сетку. Я все четко видел от своих ворот. Но красный свет так и не зажегся. Однако шайба побывала в воротах. Мы знали это, русские знали это. И что важнее всего, судьи на поле тоже знали.
В этот момент у штрафной скамьи, как раз напротив скамеек для запасных, началась какая-то суматоха. Видимо, разгневанный на то, что судья у ворот не зажег красный свет, Иглсон перебрался через заграждение и пытался прорваться через оборонительный заслон милиции. Потом он говорил, что «хотел добраться до судьи у ворот и всыпать ему как следует. Мы наконец сквитали счет в самой важной из когда-либо игравшихся хоккейных встреч, – рассказывал он, – а три тысячи наших болельщиков и двадцать миллионов телезрителей в Канаде не знают, что происходит». Милиционеры окружили Иглсона, взяли его под руки и стали выпроваживать из зала.
Первым, кто обратил на это внимание, был Питер Маховлич. Размахивая клюшкой, он бросился к борту, за ним по льду бежали еще восемнадцать хоккеистов, Синден, Фергюсон, массажисты и пара ребят, не принимавших участия в этой игре. Кто-то перелез через борт и вырвал Иглсона из рук милиции. Окружив Ала, все они затем отправились через лед к нашей скамье.
И тут мной снова овладело знакомое чувство. Мои мышцы напряглись до предела. Следующий гол, несомненно, будет решающим.
Напряжение у всех достигло высшей точки. Из последних семи минут игры я запомнил только один момент: за тридцать четыре секунды до конца Пол Хендерсон забрасывает гол. Я до сих пор помню, как наши вошли в зону русских, а на часах оставалось меньше минуты игры. Шайба ударилась в борт, к ней бросились Эспозито и Курнуайе. Тем временем Хендерсон, опекаемый русской защитой, занял место у ворот Третьяка. И вдруг шайба летит из угла прямо на клюшку Хендерсону. Пол бросает. Я вижу, как шайба входит в ворота. Я видел, как она вошла! Но свет опять не зажегся. Однако и теперь ни у кого нет сомнения, что шайба побывала в воротах.
Хендерсон заскакал по льду, и мы под оглушительные крики зрителей бросились к Полу, чтобы поздравить его. Ну, дела! Как здорово этот парень выручает нас в трудную минуту! Он забросил решающую шайбу в шестой игре. На последних минутах седьмой встречи его гол тоже был решающим. И вот сейчас он забил победный гол за тридцать четыре секунды до конца решающей игры этих международных соревнований. Не помню, когда в последний раз я покидал ворота, чтобы поздравить кого-нибудь на противоположном конце льда. Сейчас я, наверное, установил рекорд в спринте на сто восемьдесят футов в полной вратарской экипировке и присоединился к толпе, окружившей Хендерсона.
Но тут я вспомнил, что до конца игры осталось тридцать четыре секунды. Ведь на прошлой встрече русские умудрились за девять секунд забросить две шайбы. Эти секунды были для меня самыми долгими в жизни. Они показались мне тридцатью четырьмя днями, но после всего пережитого мы не собирались уступать победу. Мы оборонялись как одержимые, ни разу не дав им как следует бросить по воротам. Конец, 6:5. Наши болельщики поют «О, Канада» и машут флажками. А потом начинают скандировать: «Мы – номер один! Мы – номер один!»
В раздевалке игроки, их жены и официальные лица тоже вдруг грянули «О, Канада». Я не принадлежу к числу сверхпатриотов и не люблю размахивать флагом, но и мне показалось, что пение национального гимна тогда в раздевалке было вполне уместным.
После этой вспышки эмоций ребята вдруг как-то сникли. Мы были истощены и морально, и физически. У нас больше не было сил. Я оглядел ребят: у всех свитеры промокли от пота… Я испытывал чувство гордости за всех нас. Шесть недель назад мы были едва знакомы, а сейчас я знал каждого как родного.
Мы поехали в гостиницу на ужин и там отметили победу нашей команды. Именно – команды. По ходу встреч становилось ясно, что тридцать пять отдельных игроков превращаются в команду. Чтобы стать командой, нужно, по-моему, пройти через трудные испытания и неприятности. Мы это сделали. И сейчас мы были искренне и глубоко рады друг за друга. Через неделю почти все мы окажемся в разных командах и снова будем сражаться за разные цвета. И наверное, наши схватки будут еще жарче, потому что так ведется у друзей. Но нас объединяет нечто важное, и это великое чувство останется с нами надолго.
Все уже позади. И все уже сказано. Но нам еще предстоит ехать в гостиницу «Метрополь» на прием, устроенный русскими для обеих команд. На нем присутствовали шесть или восемь советских хоккеистов, и мне очень хотелось поговорить с ними. Где же Ирина? Кто мне поможет побеседовать с этими ребятами? Беда в том, что мы так и не познакомились с русскими хоккеистами поближе. Но мы все равно достаточно хорошо узнали многих из них. Готов держать пари, что до первой игры в Монреале большинству наших хоккеистов были знакомы имена всего-навсего трех или четырех человек, имеющих отношение к советской сборной: Ана-," толия Тарасова, ее старшего тренера. Анатолия Фирсова, который из-за травмы колена и по соображениям возраста так и не смог с нами встретиться, и, может быть, защитника Александра Рагулина, лет десять выступавшего за сборную. А сейчас имена Якушева, Мальцева, Харламова, Лутченко и Третьяка куда как хорошо нам знакомы. Они звучат как Маховлич, Орр, Эспозито, Рателль и Халл. Мы знаем также и Васильева, и Цыганкова. Прощаясь с ними мы жестами пожелали друг другу удачи, подняв кверху большой палец.
По-моему, у русских отличная хоккейная команда, и я глубоко их уважаю. Нам необыкновенно повезло, что мы выиграли эту серию встреч, поверьте мне. Но чем становилось позднее, тем явственней сказывалось влияние выпитого шампанского, и вот уже кое-кто из наших болельщиков стал высказывать иные мысли. Я своим ушам не верил…
«Сыграй мы с ними в середине сезона после ряда своих игр, мы бы могли одержать все восемь побед».
«Русским было бы не под силу провести на таком уровне все семьдесят восемь игр первенства НХЛ, а затем игры на Кубок Стэнли».
А я думаю о том, какой трудной была эта серия встреч, насколько больше, чем когда-либо прежде, пришлось работать нашим игрокам и как нам повезло, что мы выиграли серию со счетом игр 4 – 3 – 1 благодаря голу, забитому за тридцать четыре секунды до конца матча. И вот теперь ктото сомневается в силе русских. Хоть мы и победили в трех последних играх, наш перевес был всего в одну шайбу. А теперь мы болтаем вздор о каком-то нашем превосходстве. Это омрачило радость победы. Подобная болтовня совсем не к месту. Что до меня, я не уверен в нашем превосходстве.
29 СЕНТЯБРЯ
Ночью я совсем не спал. Наши до утра торжествовали победу, тысячи канадцев облепили валютные бары гостиницы «Интурист», распивая шампанское и угощая им всех, кто попадался на глаза. В пятом часу утра я открыл окно, чтобы подышать воздухом, и услышал, как группа подвыпивших болельщиков распевает гимн «О, Канада». Выглянув наружу, я увидел, что они шествуют в направлении Красной площади. Уверен, что эти люди никогда не забудут своей поездки. Чтобы приехать сюда, многие из них влезли в долги, некоторым в течение нескольких лет придется расплачиваться за предоставленный кредит. Думаю, что и через десять лет любители хоккея все еще будут вспоминать гол Хендерсона, а тысяч двести канадцев станут утверждать, что лично присутствовали при этом событии. Но важнее всего, что те, кому действительно довелось побывать в России, никогда об этом не пожалеют.
А в шесть утра мы начали готовиться к отъезду в Прагу. Завтра вечером у нас встреча с чехословацкой сборной.
Когда мы ехали в аэропорт, пошел снег. На всем пути до аэропорта в автобусе то и дело слышалось слово «невероятно!», хотя обычно хоккеисты никогда не обсуждают игру, состоявшуюся накануне. Мы снова прошли таможенный контроль в рекордно короткое время. Канадский посол Роберт Форд поздравил нас с победой и зачитал приветственную телеграмму премьер-министра Трюдо.
