Большая шляпа средних размеров - Лившиц Михаил Абрамович (читать книги онлайн без TXT) 📗
— Что-то вспомнилось? — спросил он.
— Средиземноморский круиз, — отозвался отец. — Тогда, после того как я «сбросил» свой товар, у меня в кармане было целое состояние — сто четырнадцать долларов!
Олег усмехнулся:
— Сейчас этого состояния нам еле-еле хватит на две ночи в гостинице! Представляю себе картинку — как ты торговал эту водку!
— Нет, ты этого представить не можешь, — улыбнулся отец, — ведь мы боялись всего и всех! Первая остановка была в Греции: осмотр знаменитых развалин, нудная лекция экскурсовода, жара жуткая, плечо оттягивает рюкзак с водкой. Наконец-то этот постылый Парфенон заканчивается, объявляют два часа свободного времени, вся группа бросается врассыпную. Когда я вошел — предварительно с трудом оторвавшись от всей группы — в первую же забегаловку и выставил на прилавок водку и баночку с черной икрой, продавец, не выказав удивления, спросил по-английски, сколько я хочу за свой товар. Не говоря ни слова, рисую на листке бумаги бутылку и баночку, проставив возле каждого изображения цену. Неожиданно продавец засмеялся и на чистом русском языке сказал: тебе надо не нас бояться, а своих, у тебя же наверняка полгруппы стукачи. Оказалось — наш бывший, советский армянин, вовремя эмигрировавший к родственникам в Грецию. Да, те еще были порядочки, — вздохнул отец…
— Барышня, — обратился Олег к пробегавшей мимо стюардессе, — вас не затруднит принести нам две стопочки.
И Олег вынул из пакета приобретенную только что в «Дьюти фри» аккуратную фляжечку с армянским коньячком. Стюардесса оказалась смекалистой — она принесла не только стопочки, но и тарелочку с аккуратно нарезанным лимончиком. После первой рюмки настроение у «концессионеров» из хорошего превратилось в отличное.
— Тебе, наверное, трудно представить себе, — продолжал вспоминать отец, — мы пришвартовались в Венеции. Венеция! Каналы, карнавалы, всеобщий праздник, нам велели всем построиться на палубе. Построились. Руководитель круиза вешает в рупор: через двадцать минут сходим на берег, ужинаем в местном ресторане, смотрим программу. Всем надеть вечерние наряды, подобающие случаю, старшим пятерок подойти за паспортами.
Через двадцать минут все снова собрались на палубе: у мужчин, как и следовало ожидать, не оказалось вечерних костюмов, максимум на что их хватило — джинсы и рубашки со свитерами; зато женщины блистали — почти все на высоких каблуках-шпильках, у большинства длинные красивые вечерние платья с декольте и обнаженными спинами. Красота! У мужиков отвисли челюсти! Круизный теплоход отшвартовался у какого-то дальнего слабо освещенного причала; туристическая группа спустилась по трапу, выстроилась в колонну по двое и, ведомая помощником руководителя, двинулась вперед. Шли по узким улочкам, вымощенным брусчаткой, — через пятнадцать минут цоканья по брусчатке среди женской половины группы начался недовольный ропот. Колонна подошла к небольшому портовому кабачку, старший сделал знак остановиться и вошел внутрь. Минут через десять он вышел и дал команду заходить. Небольшой портовый кабачок, грубые деревянные столы, малюсенькая эстрадная площадочка и сорок разодетых совтуристов. Немногочисленные аборигены доброжелательно и с неподдельным интересом рассматривали вошедших. Официанты начали расставлять на столах медные кувшины, стаканы, тарелки с хлебом. На малюсенькую эстраду вышел человек с гитарой и начал негромко петь, по столам разнесли блюда с дарами моря и… все. Очумевшие от такого «ужина в национальном ресторане» туристы ожесточенно вылакали содержимое медных кувшинов, сожрали весь хлеб, заглушив местного гитариста, спели недобрым хором «Подмосковные вечера». Руководитель скомандовал выход, и колонна двинулась в обратный путь. Недовольный ропот нарастал с каждым шагом — зрел «бунт», который и разразился, как только колонна поднялась на борт круизного лайнера. Все кричали, возмущались, грозились жалобами по приезде на родину. Струхнувший руководитель обратился к толпе:
— Что вы сейчас-то хотите от меня?!
— Мы требуем свободного выхода в город!
Руководитель обернулся к стоящему за его спиной капитану судна, пошептался и, подняв рупор, провозгласил:
— Объявляется выход в город, сбор на корабле — через два часа!
— Через три! — не сговариваясь, хором рявкнули туристы.
— ОК! Время пошло!
Дамы опрометью бросились в каюты и через три минуты вновь появились на палубе: все в джинсах и кроссовках. Отец, сжимая в кармане все те же пять паспортов, устремился вниз по трапу — барышни за ним. Они бежали по пустынным улочкам Венеции, ведомые каким-то непонятным чутьем, — и через двадцать минут ворвались на залитую светом площадь Святого Марка! На какое-то мгновение все застыли, пораженные открывшейся им красотой — по периметру всей огромной площади были разбросаны живописные кафе и ресторанчики, почти перед каждым располагался небольшой оркестрик, в центре высился многократно виденный на открытках великолепный собор! Это был момент истины!..
Олег снова наполнил стопочки. Чокнулись.
— Слава Богу, все это в прошлом, — провозгласил сын тост.
— К сожалению, в прошлом и все твое образование, и вся моя наука! Мне кажется, что вместе с водой мы выплеснули и ребенка — подумать только: куда и зачем летят два специалиста, причем один из них — доктор наук! — горестно заметил отец.
— Кстати, расскажи, как ты сбыл свою оптику, — подтолкнул отца снова на воспоминания Олег.
— Что оптика, — улыбнулся отец, — с оптикой проблем не было, а вот с «велосипедистом» мы все тогда хлебнули, что называется, по полной. Сосед-тренер, видимо, не надеясь на себя, в том смысле, что, получив раньше времени деньги за свои шины, не пропьет их в первом же портовом кабаке, решил придержать их до последней остановки. А последняя остановка была в Турции, и вся группа ожидала выхода на знаменитый турецкий базар, к которому все и приберегли свои «копейки».
— А что турецкий базар, я бывал там, ничего особенного, обычный восточный базар, — отозвался сын.
— Это сейчас «обычный турецкий базар», — продолжил отец, — а тогда он показался нам сказкой Шехерезады! Русских туристов аборигены узнавали мгновенно — благо и задача была не из сложных! Как только мы вылезли из автобуса, за нами непрерывно следовали «зазывалы», знавшие по-русски только «спасибо», «карашо», «давай-давай», «Спартак» и, конечно же, «Горбачев»! Тренер, не знавший ни слова по-английски, да и русский-то у него был не как у Пушкина, держал меня за рукав — отступать ему было некуда: Турция была конечной точкой круиза. Первые несколько лавочек, куда мы заглянули с ним, успеха не принесли — турки, готовые продать все, что угодно, хоть мать родную, не могли взять в толк, что им предлагают что-то купить!
Воспоминания отца прервала стюардесса — уже разносили самолетный харч, надо было установить столики. Коньячок отодвинули в сторону, но не убрали.
— Летим по расписанию? — улыбнулся отец стюардессе, чтобы завязать разговор.
— Конечно, через полтора часа будем в аэропорту приземления, перед выходом я сообщу о тамошней погоде.
— У меня к вам личная просьба, — продолжал отец, — я знаю, вы на работе, но крошечная, буквально символическая рюмочка коньяка за лучших в мире российских женщин и стюардесс, в первую очередь!
Девушка рассмеялась и, нагнувшись к отцу, пальцами показала:
— Вот столечко! — и наклонившись к их креслам, чтобы не было видно остальным, махнула стопочку, забросила в рот лимончик.
Вконец повеселевший отец, справившись с нехитрой закуской, стоящей на подносике, продолжал:
— Так вот, топаем мы по базару с этими проклятыми однотрубками, и, наконец, в одном из закутков хозяин проявляет интерес к нашему товару и начинается торговля. Он называет мизерную цену, мы возмущаемся и уходим, у двери лавчонки он хватает нас за рукава, набавляет какие-то копейки, и все продолжается. Мой очумевший тренер уже по-русски пытается втолковать торговцу, что он мерзавец, тот кивает головой, выдает очередной запас русских слов — спасибо, Горбачев, «Спартак» — и мы все-таки уходим. Неожиданно у дверей лавчонки нас перехватывает маленький турчонок, показывает рукой на наш сверток с шинами…
