Вечнозеленое поле жизни - Бубукин Валентин Борисович (книги без сокращений .txt) 📗
А он только кивает головой, мол, все понятно. Вроде, и не план хотел забраковать, а меня самого.
Я тогда ему говорю:
– Вы извините, я могу вам задать вопрос? А он такой напыщенный – конечно!
– Вы приходите обедать, что вы заказываете?
– А зачем это вам?
– Ну все-таки?
– Беру закуску, полтарелки первого, обычно, второе и компот. Что еще вас интересует?
– А вот когда вы суп едите, сколько раз рот открываете, ложку туда кладете?
Он вытаращил глаза, такой смех был среди корреспондентов. Я говорю:
– Так и я, мне важна порция супа, а не количество ложек.
Еще одна проблема возникла на сборах в Ялте. Я уже проводил трехразовые занятия с ними. Козинкевич, Поточняк, Броварский уехали со сборов. Приехали в обком партии жаловаться на меня, что я даю большие нагрузки, кроссы бегают много и так далее. Падолко послушал и ответил:
– Не хотите играть – не надо. Человек старается, чтобы команда сильно играла. Я думал, вы жалуетесь, что он пьет, не работает с вами. А он работает, вам отдохнуть не дает. Вы должны пойти извиниться или заканчивайте играть, поезжайте играть в Хабаровск отсюда, из Европы.
Стоит отметить, что это был единичный случай. Со всеми ребятами у меня потом были отличные отношения. А проблема заключалась вот в чем. Я посмотрел конспекты Юста, и увидел, что на сборах в Брюховичах футболисты перед матчами играли в основном в «дыр-дыр». Там поэтому и поле-то маленькое. Ну и слава Богу, раз был результат. Эрнст Эрвинович, наверное, находил какие-то свои подходы. Полосин пришел и совершенно правильно нагрузил их физикой. Кроссы бежал впереди них. Поэтому-то они и «сплавили» его. Я тоже сторонник больших нагрузок, но с одной оговоркой…
Здесь позволю себе несколько отвлечься и рассказать забавный эпизод о моем «научном» споре на эту тему со школой Лобановского. В 1986 году киевляне стали чемпионами и забили больше всех мячей. А я работал помощником Юрия Андреевича Морозова в ЦСКА. От армейского клуба надо было лететь в Киев, вручать приз Григория Федотова. Морозов мне и говорит:
– Валь, поезжай ты. Я не могу, Василич оставит – как бы не загулять, не загудеть с ним.
Они дружили и любили друг друга.
– Атебе, Валь, проще. Ты к Василичу приедешь, вручишь, собираются в шесть, вручили, концерт, в десять свободен, рюмку другую выпьешь – и все. В двенадцать с чем-то есть поезд.
И я поехал в Киев. Взял этот кубок здоровый, федотовский, приезжаю. Встречают меня. Я говорю администратору киевской команды: «Возьми мне обратный билет на двенадцать».
Он отвечает:
– Я не могу этого сделать, потому что Василич приказал мне, что вы все уедете на следующий день.
Все – это я, Соловьев с женой и Никита Павлович Симонян. Разговора никакого быть не может. И вот вместо того, чтобы мне уехать, я звоню Морозову и говорю:
– Юр, меня никто не отпускает.
– Ну, ничего, меня бы, наверное, неделю не отпустил.
Я вручил, поздравил, рассказал анекдот: «На Украине пришел мужик в милицию и говорит: я хочу поменять фамилию свою на более знаменитую. Какую бы вы хотели взять? Лобановский. А у вас какая? Лобачевский».
Все ребята пошли в ресторан. А мы – на отдельной квартире, вроде бы у Пузача… Пузач, Лобановский с женой, Симонян, Соловьев с женой, Зеленцов, который наукой в Киеве заведовал, я… – человек десять было. А величие Лобановского в том, что он первым среди всех советских тренеров упорядочил учебно-тренировочный процесс с точки зрения науки. Наука выдавала ему рекомендации, как работать над скоростью, как над скоростной выносливостью. Какие пульсовые стоимости, на каком пульсе, что вырабатывается. Базилевич позже на этом кандидатскую диссертацию защитил. И Василич, как и все фанатичные тренеры, даже за столом начинал обсуждать различные методические идеи. И вот сидим: коньяк, закуска, а он начинает с Зеленцовым спорить по поводу режима Б.
Суть вот в чем. Если при некоторой нагрузке пульс не превышает ста пятидесяти ударов в минуту, значит идет работа над общей выносливостью организма. От ста пятидесяти до ста семидесяти – скоростная выносливость, а если от ста семидесяти до двухсот – работаем над скоростью. Соответственно режимы: А, Б, В. Работа над скоростью – это периодические рывки, а скоростная выносливость – поддержание высокого темпа в течение всего матча. Отсюда и методика пауз для восстановления организма. Когда работаем над скоростью, должны обязательно опустить пульс до ста двадцати, дать полное восстановление, а не стартовать со ста пятьюдесятью. Когда работаем над скоростной выносливостью, то даем небольшую паузу – полторы-две минуты – и на уставший организм заставляем работать дальше. Тренер называет, например, режим Б – ребята бегут. Остановились – он сразу: возьмите пульс. Взяли. Ему говорят: пульс сто тридцать. Он: мы ничего не вырабатываем. Прибавить. Пробежали. Пульс сто сорок. Еще. Сто пятьдесят – вот в таком темпе и бегите. В таком темпе бегут и знают, что идет работа над выносливостью. Прибавить на двести метров. Пульс сто восемьдесят. Пауза спуск до ста пятидесяти. Опять…
Мы выпиваем, закусываем, балагурим, а Лобановский с Зеленцовым все по поводу режима Б – скоростной выносливости. Спорят, что эффективнее: гладкий бег с пульсом сто пятьдесят или упомянутый уже несколько раз квадрат шесть на шесть. Я не выдержал и говорю Зеленцову:
– Валер, вот ты работаешь над скоростной выносливостью. Например, квадрат шесть на шесть: пять попыток по пять минут с двухминутной паузой. А если сделаешь это упражнение, а после паузы другое с тем же пульсом, а потом третье. Мы вот сидим за столом, тебе необходимо определенное количество калорий. И представь, тебе дают на первое – щи, на второе щи, и на третье щи. Калории набрал, но ведь невкусно!
Все засмеялись, а у Лобановского сразу глаза загорелись: Зеленцов запиши! Чего ты так сидишь!…
Если вернуться к вышесказанному, то я тоже сторонник больших нагрузок, но с оговоркой, что эти нагрузки должны быть разнообразны и интересны. И по возможности – больше работы с мячом. Иначе футболист не поймет их необходимость, будет проклинать и тренера, и себя заодно. Поэтому, когда ребята поняли мои и свои задачи, им стало интересно, и у нас установились очень хорошие отношения.
В конце сезона 1973 года даже вышел такой случай. Киев боролся с Ереваном за золото. Вызывает меня Падолко и говорит:
– Мы должны проиграть «Динамо». Нам звонили из ЦК. Я отвечаю:
– Знаете что, я буду давать установку на победу. Я не могу так. Я их заставляю биться, наказываю – и вдруг сам начну. Могу сказать им: с вами хотел поговорить второй секретарь обкома. И уйти. А вы тогда им говорите, что хотите.
Не знаю, что там было, наверное, предупредил их, что надо сделать так, чтобы и народ ничего не понял. Потом подошли ко мне мужики: Гена Лихачев, Броварский, Поточняк и сказали:
– Валентин Борисыч, не переживайте, они нам в том сезоне обещали по тысяче рублей, а дали по семьсот, обманули. Мы им сказали, ну смотрите, настанет время, як мы будем играть.
Это было еще в первом круге, когда с Полосиным играли, киевляне не хотели рисковать и попросили два очка. Наши ответили: а вдруг выиграем, тогда нам по тысяче официально заплатят. Они им: мы сами вам дадим по тысяче. А потом решили, что слишком жирно, и дали по семьсот.
И вот играем мы с «Динамо» ничью. Хорошо, что еще в серии пенальти проиграли 4:5, но это же лотерея. Падолко был шокирован – звонили оттуда – и до самой серии пенальти хватался за сердце. Тогда-то надо мной и стали сгущаться тучи.
Большую моральную поддержку мне оказывал генеральный директор завода телевизоров «Электрон» Степан Остапович Петровский. Материальную он оказывал по долгу службы, поскольку завод непосредственно шефствовал над нами, там мы получали доплаты. Несмотря на такое отчество, он был русским. Строил этот завод и там остался. Говорил:
