Тревожные облака - Борщаговский Александр Михайлович (читать книги онлайн регистрации txt) 📗
– Давай. Еще давай, Таратута!
И парень снова кладет мяч на отметку, но снова так медлит с ударом, что Скачко не выдерживает, срывается с места и бьет излюбленным своим ударом – наружной стороной ступни.
– Скачко! – укоризненно бросает Соколовский.
На футбольном поле Соколовский немного официален со всеми, а Миша к тому же особенно тревожит его: Скачко живет в опасном напряжении, непривычно закрытый ото всех, будто и себя, и всех он винит в гибели Саши. О ней самой ни слова, но все чувствуют, что думает он о ней неотступно.
– Чего он тянет, – оправдывается Скачко. – Жилы выматывает.
На другом конце футбольного поля остановилась открытая машина. За ней, подняв облако пыли, затормозила вторая. Судя по тому, как заметались солдаты, торопливо напяливая мундиры, – явилось начальство.
На такие случаи у команды уже выработалось правило: «катай мяч, не обращай внимания…» Они возобновили обычную тренировку: Соколовский прорвался с мячом, пошел прямо на Дугина, но тот, вместо того чтобы в броске снять мяч с ноги Соколовского – такая возможность еще была, а Дугину хорошо давались эти броски, – испуганно замер в воротах.
Соколовский обернулся.
К ним через все поле приближалась группа немцев. Впереди, сунув небрежно руки в карманы, шагал Кирилл. Казалось, что он, именно он ведет за собой немцев – обер-лейтенанта Хейнца, Цобеля, автоматчиков и тучного доктора Майера, памятного Соколовскому, странного больничного посетителя Глеба Ивановича Кондратенко. Доктору трудно было поспеть за всеми, и он заметно отставал. Мятвос шел деловой походкой, чуть наклонившись вперед, он был бос, в истерзанных, словно их рвали овчарки, штанах. Рубахи на нем не было – тело поражало худобой. Лицо Кирилла еще больше почернело: толстогубый, темнолицый, с кожей, туго обтянувшей лоб, подбородок и скулы, он напоминал негра. Кирилл улыбался редкозубой, не то застенчивой, не то нахальной улыбкой.
Когда он был уже в десяти шагах от товарищей, Хейнц скомандовал:
– Стой!
Кирилл не послушался – он шел вперед приподняв плечи, словно чувствуя направленный в спину пистолет.
– Стой! Собака!… -закричал Хейнц.
– А-а! Иди ты! – Кирилл выругался. Он не прятал злорадства, черной, бесшабашной удали, будто хотел только, чтобы ею прониклись и другие. – Хрен он мне теперь сделает! Больше раза не убьет! – Но зрачки его возбужденно вздрагивали – видно, и ему не просто было идти не оборачиваясь на крики. – Не вышло, – объявил он парням, – взяли меня, сволочи. Не серчайте, ребята.
Кирилл махнул рукой: мол, пропади все оно пропадом! Прежде чем его по приказу Хейнца схватили и поволокли солдаты, он с поразительной отчетливостью увидел перед собой всех товарищей, каждого в отдельности, и, задержась на Седом, сказал строго:
– Будь человеком, слышь, Седой! Тебе говорю: не дрожи ты. Не гнись перед ними.
Седой молчал.
Все услышали, как свистяще-тяжело дышит подоспевший немецкий доктор.
– Господин Цобель! – Соколовский бросился к рыжему. – Верните его в команду. Он нужен нам, без него мы толком не сыграем. Объясните им.
– Какой точно место он держал в поле? – спросил Цобель.
– В нападении, господин Цобель, – обнадежился Соколовский. – И в нападении, и в защите. Правый хавбек.
– Мы будем держать точный порядок! – Цобель криво улыбнулся и стал отмеривать шагами расстояние до того места, где к началу игры полагалось располагаться правому полусреднему. Солдат воткнул флажок в землю там, где остановился Цобель.
– Есть приказ коменданта, – сказал Цобель. – Он, как это говорят?… Tod! Немножно не живой на этот свет.
– Мы не станем играть без него! – закричал Дугин. – Не будем!
– О, это не надо сказать громко, – попросил Цобель незлобиво. – Это плохой слово… Саботаж! Саботаж! Тогда все tod!
Кирилла вели к флажку. Он шел твердо, не покачиваясь, как обычно, руки снова вдвинуты в карманы. У флажка он остановился и снова повернулся к товарищам.
– Ему оказан честь, – сказал Цобель торжественно. – Tod im Stadion! Alles in Ordnung, ich habe den Arzt geholt [31].
И Соколовский с пронзительной ясностью понял, что Цобель – тупица, кретин, самовлюбленное ничтожество, – он трудился до седьмого пота, организуя эту казнь согласно своим представлениям о чести и человеческом достоинстве.
– Товарищи! Прощайте! – крикнул Кирилл. – Ни черта они с нами не сделают! – Облегчая душу, он яростно выругался и крикнул: – Стреляйте!…
Когда ударила очередь, Кирилл странно подпрыгнул, дернулся всем телом, будто залп на миг оторвал его от земли, и упал головой вперед, разметав руки.
К нему двинулся доктор Майер, гневно притопывая ногой и думая, что все это – варварство, преступная жестокость, за которую придется отвечать нации, и дай господь, чтобы именно его, доктора Майера, не было в живых, когда настанет этот судный день на земле. Человек, лежащий на траве, был безразличен доктору, но принципы, принципы, принципы – вот что было глубоко задето в нем.
17
С гибелью матроса в команде открылась брешь. Они потеряли хорошего нападающего и остались вдесятером. Цобеля уже не попросишь о замене, о новых людях – Соколовский ведь уверял его, что запасные явятся, не могут не явиться! Хоть в день матча, а придут. И Савчук не терял надежды, ждал своей удачи, счастливой минуты, и нельзя предоставить ему возможность попасть в команду. А для Цобеля Савчук – одиннадцатый.
За день до матча Полина привела в подвал нового футболиста – коренастого бритоголового парня. Часовые по обыкновению обыскали его – нет ли оружия? – и пропустили вниз, как брата Ивана Лемешко. Оторопевший Лемешко на всякий случай (за футболистами наблюдали через глазок двери) мял его в своих медвежьих объятиях. По паспорту парень оказался действительно Петром Лемешко.
Он объявил Соколовскому, что хочет играть в команде, случайно узнал, что нужен игрок, и вот пришел. В футбол играет шесть лет – в нападении и полузащите. Соколовский придирчиво всматривался в его живое скуластое лицо, искал подвоха, недоброго умысла, но парень вызывал доверие, даже чем-то располагал к себе.
– Ас ней ты давно знаком? – спросил негромко Соколовский, кивнув на Полину, которая вполголоса разговаривала с Иваном Лемешко.
– Рот уже третий день. – Когда он ухмылялся, в его лице появлялось что-то шутовское: большой ликующий рот, нос, срезанный так круто, что казалось, будто Петр запрокинул голову. – Нас Грачев познакомил. Знаете такого?
Это был один из тех вопросов, на которые не отвечают. Соколовский, словно и не расслышав, обратился к Полине:
– Что же вы, Поля, третий день знакомы с Петром и только сегодня, за день до матча, привели его?
Вопрос застал ее врасплох, Полина покраснела, растерянно взглянула на Ивана Лемешко и, спрятав глаза в припухлостях век, натянуто рассмеялась – не нашлась что ответить. На выручку пришел Петр. Он посмотрел на Соколовского настойчивым, холодным взглядом, словно требуя по какому-то неведомому праву прекратить этот разговор, и сказал:
– Паспорт куда-то сунул и неделю найти не мог. А сегодня вот нашелся. Ты к ней не вяжись.
Не то было время, чтобы терять документы, но Соколовский сделал вид, что поверил. Имя Грачева и то, что парня привела в подвал Полина, было надежным пропуском. Жаль только, что онпоздно явился. Его уже не проверишь на футбольном поле до начала матча. Придется идти на риск. Не станет же проситься в команду человек, не умеющий играть, как ни далеки от футбола Кондратенко и Грачев, это и они должны понимать.
С утра в день матча к ним привели парикмахера, лысого мужчину с небольшим чемоданчиком в руках. Он вошел озираясь, деловито осмотрелся, подвинул стул к окну, разложил на кровати инструменты и надел белый накрахмаленный халат. Фокин присвистнул от удивления.
– Какие нежности! Глазам больно. – Он сгреб подол халата, задрал его и понюхал, будто какую диковину. – Ар-ромат!
