Путешествие в седле по маршруту "Жизнь" - Петушкова Елена (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
18
К Московской олимпиаде готовились две группы спортсменов: Угрюмов, Карачева и я — на ипподроме, Юрий Ковшов и Вера Мисевич под руководством Ивана Калиты — в манеже ЦСКА.
Ковшов выступал на Игроке. Эта лошадь в сборной не новая, еще в 1976 году ее брали запасной в Монреаль, в 1977–1978 годах она участвовала в международных соревнованиях, но с другим всадником (Ковшов, ее хозяин, считался недостаточно опытным). Игрок очень мне нравится — вороной, нарядный, красивый. И Юра очень нравится — хороший товарищ, приятный и в команде и просто в общении. С ним легко, у него уживчивый, добродушный характер, и даже когда на его лошади выступал другой, что волей-неволей огорчает спортсмена, он никак своего недовольства не выказывал. Мисевич побывала до этого на чемпионате Европы в Швейцарии. У нее ладная посадка, она, что называется, смотрится на своем Плоте.
Для меня 1979 год, когда я была второй на Спартакиаде народов СССР и выиграла чемпионат страны, знаменателен прежде всего тем, что категорически изменилось общее мнение об Абакане. О нем стали говорить, что это настоящая лошадь, а Николай Алексеевич Ситьно, один из умудреннейших наших специалистов, заявил прямо: "В ближайшее время выиграть у Абакана будет невозможно".
Со здоровьем лошади долго не везло. И, вспоминая Пепла, я понимаю только теперь, какую удачу подарила мне судьба: двенадцать лет я не знала забот. Может быть, это потому, что тракены вообще крепкие, а ахалтекинцы более хрупкие. Как бы то ни было, бесконечные травмы, возобновляющаяся хромота то и дело выводили Абакана из строя месяца на три-четыре. Однажды мой тогдашний тренер Васильев зимой вел лошадь из манежа в конюшню, задумался и не заметил выезжающий из-за угла грузовик. Абакан отреагировал быстрее — шарахнулся, встал на дыбы, поскользнулся на замерзшей лужице и получил растяжение связок. Были и другие печальные приключения. Однако к началу 1980 года он подошел в идеальной форме — и физической, и в смысле подготовки. Казалось, вот оно наступает, оно на пороге — наше с ним прекрасное будущее. В марте 1980 года я победила на зимнем первенстве стран, подтвердив готовность к Олимпиаде.
В начале мая, чтобы проверить подготовку сборной к олимпийскому старту и лишний раз показаться зарубежным судьям, решено было поехать на международные соревнования в Бельгию и ФРГ.
Лошадей отправили коневозкой, а мы должны были прилететь на несколько дней позже. И когда прилетели, я нашла Абакана в очень тяжелом состоянии. Ему стало плохо в дороге.
На него было больно смотреть. Носом шла кровь, он был угнетен и вял. Ни на что не реагировал. В груди хрипело и клокотало. Мы выводили его на солнышко погреться, и он понуро стоял часами, найдя себе какую-нибудь ямку и умостив в ней то передние, то задние ноги, а на шее — толчками снизу вверх — пульсировала вена. Наклоняться, чтобы отщипнуть травы, он совсем не мог, кормушку приходилось подносить к самой морде. До груди и боков не давал даже дотронуться — рычал и стонал, что выглядело особенно тягостно, потому что лошади обычно не способны издавать звуки, даже при сильной боли.
Но не отправлять же было его одного домой. Повезли в ФРГ. Дорогу он перенес неплохо, у меня уже затеплилась слабая надежда. На другой день мы вывели его из денника, чтобы почистить, как вдруг его буквально согнуло от боли и по коже волнами пошла дрожь.
Хуже нет, наверное, на свете, чем видеть страдания близкого существа, которое даже пожаловаться не может, и ничем не быть в состоянии ему помочь.
Мои товарищи выступали. Уезжали из конюшни верхами, во фраках и цилиндрах, строгие и сосредоточенные, возвращались раскрасневшиеся, возбужденные соревнованиями. Все вокруг кипело и бурлило — обычная атмосфера больших стартов. И только я не принимала в этом участия. С утра до вечера сидела напротив Абакана, отходила, подходила, шагала взад-вперед около денника.
Не помог ни наш врач, ни приглашенный ветеринар сборной ФРГ. Он сказал, что симптомы характерны для перитонита, а если так, то на спасение шансов мало. И хотя были раздобыты самые редкие сильнодействующие лекарства, хотя мы определили его в одну из лучших ветеринарных клиник — в Ганновере, ничто не помогло. Через сутки из клиники сообщили, что Абакана не стало.
Так — незадолго до Олимпиады — я осталась без лошади.
Дома у меня был еще конь Аргумент — брат Абакана, я взяла его два года назад, но почти на нем не ездила — не хватало времени. По всем данным, ему до брата было далеко, а о подготовленности и говорить не приходилось.
Через неделю предстоял чемпионат страны — отборочный к Олимпиаде.
За время моего пребывания в США Угрюмов немного работал с Аргументом. Я спросила у него, что лошадь может. "Ира однажды пробовала отъездить на нем всю езду, — сказал Виктор Петрович. — Менку ног в два темпа он делает плохо, в один темп вообще не делает. А ты что, собираешься выступать?" Я кивнула. "Многие тебя неправильно поймут", — проговорил Угрюмов, неопределенно покачав головой.
Я поняла, что он имеет в виду. Что, мол, подумают: Петушкова любой ценой хочет прорваться на Олимпиаду. Оснований нет, а хочет.
В сложившейся тогда ситуации я знала: не выступлю сейчас — буду выступать позже. Все равно спорт не брошу. Уход из него, вероятно, возможнее для меня в миг, когда все хорошо, а не сейчас, когда все плохо. Может быть, это в силу моего природного упрямства. Но если я не выступлю в чемпионате, заговорят, что я ушла совсем. Потом, допустим, скажут, что вернулась. Сперва мне пособолезнуют — кто искренне, кто нет, — потом (так сказать, по возвращении) возникнет любопытство: интересно, как у нее заново все получится? Но никаких эмоций, никакого шума по отношению к себе я вызывать не хотела — мне бы это мешало. Всем вокруг должно было стать ясно: Петушкова по-прежнему в спорте. То, что произошло, несчастье, но не крах.
До старта оставалось пять дней. Я поездила на Аргументе. Обнаружила, что некоторые элементы идут у него просто прекрасно — пиаффе, переход из пассажа в пиаффе, пируэт. Словом, самое сложное удавалось хорошо, а простое — остановки, например, — ни в какую.
Когда я Аргумента получила, он имел репутацию странную — лошади, так сказать, с большими заскоками. В соревнованиях участвовал единственный раз в жизни — еще с прежним хозяином, тот проехал только половину программы: лошадь внезапно, без всяких видимых причин встала на дыбы, и выпрыгнула из манежа. Или — это случалось уже со мной — она тоже без причины принималась вдруг вертеться волчком, пытаясь меня скинуть. И в процессе такой короткой моей подготовки Аргумент время от времени стремился выкинуть необъяснимые номера.
Хотя бы довести на нем состязания до конца, уже было для меня победой. Когда я добилась этого во время розыгрыша Среднего приза на чемпионате страны 1980 года, то, несмотря на итоговое последнее место (Аргумент захромал и Большой приз ехать не мог), считала задачу выполненной. Доказала всем: из спорта уходить не собираюсь.
Но пошли разговоры разные. "При ее титулах и репутации не имела она права так позориться", — судили одни. "Расстроилась во время Среднего приза, потому и отказалась от Большого", — рядили другие.
Не могу сказать, что пересуды совсем меня не задевали. Не могу. Одна мысль утешала: решила ехать и проехала.
Чемпионат страны выиграл Ковшов. Восьмидесятый был его годом. Юра еще в Бельгии и ФРГ выглядел очень хорошо, и Игрок под ним был активным, веселым. Случаются в жизни каждого человека минуты подъема, когда все удается, все одно к другому складывается.
На Олимпиаде я была среди зрителей. Сидела на трибуне комплекса в Битце.
Надо сказать, что подарок к Играм конники получили просто уникальный. Строители думали не только о том, чтобы обеспечить отличное проведение именно этих состязаний. Они позаботились, чтобы Москва и на будущее получила великолепный центр конного спорта.
Здесь, в Битце, создана и детско-юношеская спортивная школа — не только по конному спорту, но и по современному пятиборью.
