Мы здесь, чтобы победить: семь историй о лидерстве в бизнесе и спорте - Соколов-Митрич Дмитрий (читать книги бесплатно TXT) 📗
То, что вы делаете сегодня, может изменить все ваши последующие дни. Следуй за мечтой!
Алексей Панферов
«В борьбе сильного и выносливого всегда побеждает выносливый»
Достижения в бизнесе
Управляющий партнер New Russia Growth – компании прямых инвестиций с активами на 500 млн долларов.
Достижения в спорте
13 раз финишировал на дистанции Ironman (лучший результат 9 часов 33 минуты). Стал первым представителем России, преодолевшим дистанцию Ultraman (результат 25 часов 45 минут). Показал 13-й результат в ультра-трейл гонке HochkonigMan (99 километров с набором высоты 5600 метров).
Выход из сил
18 мая 2013 года во время соревнований Ironman Lanzarote на Канарских островах кто-то выключил солнце. Впереди было еще 30 километров марафона, а у меня вдруг резко село зрение. Все вокруг померкло, были видны только контуры крупных объектов.
Я сбавил темп и какое-то время продолжал движение почти вслепую. Вскоре меня нагнал мой друг Артем Ситников. Следующие два часа мы бежали рядом.
Вообще-то правила этих соревнований запрещают участникам помогать друг другу – за это можно схлопотать красную карточку и сойти с дистанции. Но, рискуя собственным результатом, Артем пренебрег правилами. Он помогал мне входить в повороты, предупреждал о препятствиях и постоянно морально поддерживал. Наше общение было очень похоже на разговор капризного ребенка и мудрого родителя. Ребенок все время ноет: «А если я не дойду? Если в пути пропаду?» А родитель его успокаивает: «Да тут делать-то нечего. Больше разговоров».
Перед самым финишем солнце снова включили – зрение пришло в норму. В тот день я завершил гонку с результатом 12 часов 11 минут. Это был мой девятый Ironman и далеко не лучший показатель. Но только в гостинице я осознал, что сегодня едва не потерял зрение. Ведь когда речь идет о таких запредельных нагрузках, игра с собственным организмом становится похожа на лотерею: никто не знает, как он поведет себя в критический момент.
В жизни бывают чрезвычайные ситуации, когда поступаешь глупо. Потом анализируешь свое поведение и приходишь в ужас: «Боже, что я творил! Я больше никогда так не поступлю!» Но снова наступает момент, когда необходимо напряжение всех сил, и здравомыслие вновь отступает. Ты говоришь себе: «Ну и что!» – и опять ведешь себя безрассудно. Наверное, это что-то, заложенное природой. Инстинкт, который в некоторых ситуациях помогает выжить. Наша жизнь – она ведь устроена точно так же. Можно всегда оставаться в зоне комфорта, но если хочешь чего-то добиться – приходится из этой зоны выходить через стресс, боль и страдания. Любое движение вперед – это испытание на выносливость. Ironman – просто упрощенная модель.
Шаболовка, 37
Я родился и вырос в Москве совсем рядом со знаменитой Шуховской телебашней. Миллионы советских школьников присылали туда тонны писем, а я был абсолютно равнодушен к этому сооружению. Гораздо больше меня интересовала обычная хоккейная коробка, которая располагалась в соседнем дворе. В нашем доме жила научная интеллигенция, а рядом – работники завода «Красный пролетарий». Такое соседство рождало немало подростковых конфликтов и драк, поэтому право выйти на лед нужно было еще завоевать.
В 6 лет к увлечению хоккеем прибавился настольный теннис. Выбор был сделан исключительно по территориальному признаку – это была ближайшая к дому спортивная секция. Вскоре пошли выезды на соревнования в другие города и первые неприятные сюрпризы. На сборах была сильная дедовщина, прямо как в армии, вплоть до избиений и унижений. Меня от всего этого спасал Леня Меламед, который с тех пор успел стать крупным предпринимателем, руководителем МТС, АФК Система, Роснано и еще много чего. А тогда он был моим куратором-наставником. Здоровый такой дядька, взрослый уже. Я с ним делился родительскими посылками, а он меня оберегал от дедовщины. Мы играли на всесоюзном уровне, даже заняли однажды первое место в командном чемпионате Москвы. Но в индивидуальном формате я не блистал. Есть такой синдром – «чемпион тренировок», он у меня всегда был выражен в полной мере. Я очень нервничал во время соревнований. А в настольном теннисе нервы – это главное. Если ты работаешь на трясуне – то проигрываешь начинающим.
У меня была типичная советская семья физиков-математиков – убежденных коммунистов, честных трудяг. Дедушка – ректор Московского государственного текстильного института, бабушка – начальник отдела образования Октябрьского района, мама работала в НИИ прикладной математики имени Келдыша при АН СССР, все очень успешные и статусные. Но особым материальным благополучием в нашем доме никогда не пахло. Ни дач, ни машин, ни привилегий мы не знали, самым роскошным предметом интерьера было пианино. На отдых ездили в лучшем случае в Сочи по путевке экономкласса: деревянные домики, удобства на улице, постель, керосинка, а холодильник перли на своем горбу со склада. Неудивительно, что в середине 80-х, когда в стране появились первые бизнес-возможности, я не смог остаться в стороне. Уже будучи в последнем классе школы, я начал потихоньку фарцевать и втайне от родителей зарабатывал больше, чем все члены семьи вместе взятые. Но в эту сферу жизни влекла не столько жажда наживы, сколько любопытство.
Одна из схем обогащения выглядела так. В гостиницу «Белград» югославы привозили товар, который можно было закупать и официально развозить по комиссионкам. Главное – соблюдать установленные лимиты: на один паспорт магазин принимал не больше десятка вещей одного артикула. Подряжаешь на это друзей, знакомых – и вперед. Самый ходовой товар – гавайские рубашки, вареные джинсы и электронные часы (мы их называли «семечками»). Себестоимость этих часов у югославов 25–30 рублей. Мы покупали их у старшего бригады по 35–40 рублей. Цена в комиссионном магазине уже 65 рублей. Минус 10 процентов, которую брало себе государство. Итого 25 рублей с каждой «семечки» прилипало.
Но даже фарца учебе не мешала. Школу я закончил с четырьмя четверками. Самое смешное, что одна из них по физкультуре – подвела дисциплина. По профильным предметам я был на хорошем счету, мне прочили мехмат МГУ, но в результате я оказался в МИРЭА, Московском институте радиотехники, электроники и автоматики. В те времена я совершенно не заморачивался насчет выбора вуза. Пришли большие перемены, и уже тогда было понятно, что жить придется в какой-то совсем другой реальности. Главное – получить высшее образование, а какое именно – было уже без разницы, никакого прикладного значения это не имело.
Кредитно-денежная политика
Среди миллионов бессмысленных аббревиатур на планете Земля есть и такая: АМ-2–87. А – это факультет кибернетики, М – отделение медицинской аппаратуры, 2 – номер группы, 87 – год поступления. В группе АМ-2–87 старостой никто быть не хотел. Я был единственным, кто согласился.
Главной должностной обязанностью старосты была необходимость каждый месяц вовремя выбивать для своих студентов стипендию. В те времена это были еще не символические, а вполне реальные деньги: 55 рублей – обыкновенная стипендия, 78 – рублей повышенная. Для сравнения: взрослый библиотекарь со стажем зарабатывал рублей 90, инженер – 140, заслуженная учительская пенсия была 120–130 рублей. Но чтобы получить эти деньги, нужно было отстоять несколько часов в очереди к окошечку, в котором сидела тетушка известной любому советскому человеку породы: «Вас много, а я одна!» И тогда я сделал одногруппникам предложение, от которого они не смогли отказаться.
Я сказал: «Ок, я готов стать старостой. Вы всегда будете получать стипендию вовремя, ни минуты не простояв в очереди. В качестве ответной любезности я прошу лишь перетерпеть первый месяц. То есть я вам один раз задержу выплату денег, зато потом все пять лет вы будете их получать вовремя и без очереди». Фактически я предложил им выдать мне беспроцентный кредит в размере месячного бюджета всей группы. Они согласились, и таким образом мне удалось существенно увеличить объем закупок электронных часов, гавайских рубашек и прочих комиссионных товаров. Спустя много лет я узнал, что точно такая же схема «кредитования» в то время приходила в головы очень многим будущим крупным бизнесменам.
